Филис Джеймс - Неподходящее занятие для женщины
– Но как же могла она выносить все это? – спросила Корделия. – Каково было ей там вместе с вами, зная, что вы носите его ребенка?
– Она пошла на это, потому что любила Роналда и не хотела потерять его. Она не была особенно привлекательна и понимала, что никому не будет нужна, если Роналд уйдет от нее. Она даже к отцу не смогла бы вернуться. К тому же у нас была для нее приманка. Ребенок должен был достаться ей. Если бы она отказалась, Роналд подал бы на развод, чтобы жениться на мне.
– Я бы на ее месте сама ушла от мужа и пошла бы… Не знаю, да хоть полы мыть!
– Не все одарены природой достаточно, чтобы мыть полы, равно как не все так строги в вопросах морали. Эвелин была глубоко религиозна, а значит – привыкла заниматься самообманом. Она убедила себя, что все это делалось для блага ребенка.
– А ее отец? Он что-нибудь подозревал?
– Он презирал слабость и глупость дочери и потому представить себе не мог, что она способна его обмануть. Он так хотел иметь внука! Ему и в голову не приходило, что это может быть не ее ребенок. К тому же у него было письмо врача. В третий приезд в Италию мы сказали доктору Сартори, что отца миссис Эвелин беспокоит, достаточно ли хорошую медицинскую помощь получает она за границей. И он поспешно написал ему что-то вроде отчета о протекании беременности его дочери. За две недели до предполагаемых родов мы отправились во Флоренцию, где и родился Марк. У нас хватило предусмотрительности сказать мистеру Боттли, что до родов еще далеко, и потому нам легко было сделать вид, что мальчик родился немного недоношенным, а преждевременные роды застали нас врасплох, и мы не успели вернуться в Англию. Туда мы приехали лишь некоторое время спустя с ребенком и официальным свидетельством о его рождении.
– А через девять месяцев Эвелин не стало?
– Он не убивал ее, если вы об этом подумали. Он не такое чудовище, как вы себе воображаете, по крайней мере – не был тогда. Но в известном смысле и он, и я повинны в ее смерти. Ей нужен был хороший врач, а не вечно полупьяный Глэдвин. Только мы все трое смертельно боялись, что опытный доктор сразу поймет, что Эвелин на самом деле никогда не рожала. Причем она опасалась этого даже больше, чем мы. Она сама настаивала, чтобы других врачей не приглашали. Понимаете, она полюбила мальчика. Потом она умерла, и мы решили, что теперь тайна никогда не откроется.
– Перед смертью она успела оставить тайное послание для Марка – всего лишь несколько значков в своем молитвеннике, но так он мог узнать ее группу крови.
– Да, мы понимали, что здесь кроется опасность. Роналд брал кровь на анализ у нас троих. Однако после смерти Эвелин нам уже нечего было больше беспокоиться.
Наступила затяжная пауза. К мосту с противоположной стороны приближалась маленькая группа туристов.
– Как ни печально, – сказала мисс Лиминг, – но Роналд никогда не любил сына. Дед его обожал, что верно, то верно. Половину своего состояния он сразу отвалил Эвелин, а потом эти деньги автоматически отошли к ее мужу. Другую половину должен был получить Марк по достижении двадцатипятилетия. Но нет, Роналд не любил Марка и мне запрещал. Я издали наблюдала, как он растет и взрослеет, но проявлять свою любовь к нему мне не давали. Я связала для него множество свитеров. Бедный Марк думал, наверное, что я чокнутая – странная женщина, неудачница, без которой его отец не мог обойтись, но на которой никогда бы не женился.
– Кое-какие его вещи остались в коттедже. Что мне с ними делать?
– Отдайте кому-нибудь, кто в них может нуждаться.
– Хорошо, а как быть с его книгами?
– Избавьтесь и от них как-нибудь. Я больше в том коттедже не появлюсь. Распорядитесь всем сами, пожалуйста.
Туристы подошли теперь совсем близко к ним, но не обращали на двух женщин никакого внимания, поглощенные собственной болтовней. Мисс Лиминг достала из кармана небольшой конверт и протянула его Корделии.
– Здесь я написала краткое признание. Ни слова ни о Марке, ни о том, чем закончилось ваше расследование. Это заявление, что я застрелила Роналда Кэллендера сразу же после того, как вы от него вышли, а потом принудила вас поддержать версию о его самоубийстве. Положите это в надежное место. Кто знает, может быть, когда-нибудь этот листок бумаги сможет вам пригодиться.
Корделия не стала вскрывать конверт.
– Поздно, – сказала она. – Если вы сожалели о том, что сделано, нужно было признаться раньше.
– Ни о чем я не сожалела. Я и теперь рада, что мы поступили именно так. Только подумайте, вдруг следствие будет возобновлено?
– Но ведь дело закрыто! Об этом говорилось в следственном заключении.
– Не забывайте, что у Роналда были очень влиятельные друзья. Они обладают властью и время от времени любят ею пользоваться хотя бы только ради того, чтобы убедиться в своем могуществе.
– Следствие они возобновить не могут. Если не ошибаюсь, вердикт можно теперь отменить только указом парламента.
– Да, но они могут начать задавать вопросы. Начнут нашептывать здесь и там, пока не раздуют это дело вновь. Такие уж это люди.
– У вас огонька не найдется? – спросила вдруг Корделия.
Не говоря ни слова, мисс Лиминг открыла сумку и протянула Корделии элегантную серебристую зажигалку. Корделия не курила, и зажигалка сработала в ее руке только с третьего раза. Она слегка перегнулась через ограждение и подожгла уголок конверта.
В ярком солнечном свете огонек зажигалки был почти невидим. Бумага быстро занялась, и когда пламя стало подбираться к ее пальцам, Корделия их разжала, и конверт, описав спираль, окунулся в реку.
– Ваш возлюбленный застрелился, – сказала Корделия, – и это единственное, что нам с вами следует навсегда запомнить.
* * *Обратно они возвращались молча. Корделия оставила «мини» на стоянке прямо у ограды часовни, «ровер» мисс Лиминг был припаркован дальше по улице. Она пожала Корделии руку и попрощалась так небрежно, словно обе жили в Кембридже и встречались чуть не каждый день. «Встретимся ли мы когда-нибудь еще раз?» – думала Корделия, глядя ей вслед. Ей трудно было осознать, что они и виделись-то всего четыре раза. Между ними практически не было ничего общего, и в то же время они без колебаний вручили свои судьбы в руки друг друга. Бывали мгновения, когда их общая тайна потрясала Корделию своей огромностью, но случалось это все реже и реже. Со временем она перестанет казаться ей такой уж важной. Жизнь будет продолжать свое течение. Конечно, совсем такие вещи не забываются. И может быть, когда-нибудь, натолкнувшись друг на друга в фойе театра или в ресторане и все вдруг вспомнив, они с недоумением будут думать: неужели все это случилось с нами на самом деле? Уже сейчас, всего через четыре дня после окончания расследования, смерть Роналда Кэллендера начинала в сознании Корделии занимать какую-то нишу в пусть и недалеком, но прошлом.
Теперь не было ничего, что удерживало бы ее в коттедже. Она сделала там тщательную уборку, хотя знала, что туда никто не войдет, может быть, много месяцев. Она наведалась в сарай и снова встала перед проблемой, что делать с кастрюлей и бутылкой с прокисшим молоком. Сначала ею овладел порыв спустить все это в унитаз. Но все-таки это были доказательства. Ей они не понадобятся, но разве это основание их уничтожать? Поэтому в конце концов она решила прежде сфотографировать оба этих предмета с их содержимым, установив их на кухонном столике. Эта операция ей самой казалась бессмысленной и даже странной, и она была рада, когда дело было закончено. Под конец она тщательно вымыла бутылку и кастрюлю и поставила в шкаф.
В последнюю очередь она собрала свою сумку, снаряжение и вместе с вещами Марка уложила в багажник «мини». При этом она вспомнила неожиданно о докторе Глэдвине – вот кому могли действительно пригодиться теплые шерстяные свитеры! Но нет – подобный жест имел право сделать только сам Марк.
Она заперла дверь и положила ключ под большой камень рядом с ней. Ей не хотелось встречаться вновь с мисс Маркленд или с кем-то еще из этой семьи. Вернувшись в Лондон, она напишет им письмо с изъявлением признательности и объяснит, где найти ключ. Отъезжая от коттеджа, она не оглянулась. Дело Марка Кэллендера было окончено.
Глава VII
На следующее утро она пришла к себе в контору ровно в девять. С того дня в Лондоне установилась необыкновенная жара, и, когда она открыла окно, дуновение теплого воздуха подняло со стола облачко пыли. Ее ждало только одно письмо в удлиненном конверте с адресом адвокатов сэра Роналда Кэллендера:
«Уважаемая леди! – говорилось в нем. – К сему прилагается чек на 30 фунтов стерлингов в качестве компенсации издержек, произведенных Вами при расследовании по поручению сэра Роналда Кэллендера обстоятельств смерти его сына, Марка. Если сумма Вас устраивает, подпишите и вышлите нам, пожалуйста, квитанцию в ее получении».
