Эллери Куин - Трагедия Зет. Бюро расследований Квина (рассказы)
До этих выводов я дошла самостоятельно — возможно, не настолько четко, но я видела указания и догадывалась, что будет дальше. Остальные застыли, как будто их ноги были вмонтированы в цементный пол.
— Есть и альтернативное объяснение, — продолжал мистер Лейн. — Человек, оклеветавший Доу и, следовательно, знавший, что тот стал левшой в Алгонкине, приобрел эту и прочую информацию, касающуюся Доу, от своего сообщника внутри тюрьмы.
Одно из этих объяснений верно. Которое? Сейчас я продемонстрирую, что более убедительная теория — подставивший Доу был лично связан с Алгонкином — является правильной. На письменном столе убитого сенатора было пять запечатанных конвертов. Один из них содержал важный ключ, которым я не смог бы воспользоваться, если бы мисс Пейшнс Тамм в своем восхитительно точном отчете о первом убийстве не сообщила мне о нем. На этом конверте остался след скрепки — даже два следа, один слева, а другой справа. Однако, когда окружной прокурор вскрыл письмо, внутри была обнаружена только одна скрепка! Как же она могла оставить два разных отпечатка в противоположных сторонах конверта?
Кто-то шумно втянул в себя воздух. Старый джентльмен склонился вперед, и его фигура заслонила неподвижное тело Аарона Доу, все еще сидящего на электрическом стуле.
— Я объясню вам как. Кармайкл — секретарь сенатора Фосетта — видел, как его босс быстро вложил содержимое в этот конверт и так же быстро запечатал его. Здравый смысл диктует, что, надавив на клапан с целью запечатать конверт, сенатор оставил на нем отпечаток единственной содержащейся внутри скрепки. Но мы нашли два отпечатка в разных местах. Этому может быть только одно объяснение. — Он сделал паузу. — Кто-то вскрыл запечатанный конверт, вынул содержимое и, возвращая его назад, случайно перевернул. Таким образом скрепка оказалась в противоположной стороне конверта, оставив второй след, когда этот человек заново запечатал конверт и надавил на клапан.
Кто же мог вскрыть конверт? — продолжал старый джентльмен. — Как нам известно, это могли сделать лишь двое: сам сенатор и единственный посетитель, которого Кармайкл видел входящим в дом и выходящим оттуда в период убийства — который, таким образом, совершил убийство и сжег письмо, чей пепел мы нашли в камине.
Вскрывал ли сенатор собственное письмо после ухода Кармайкла и перед прибытием визитера? Теоретически он мог это сделать, но мы должны руководствоваться и соображениями вероятности, поэтому я спрашиваю вас: зачем ему было вскрывать собственное письмо? Чтобы внести исправление? Но в тексте не было правок — он в точности соответствовал машинописной копии. Чтобы освежить память о том, что он недавно продиктовал? Чепуха! Копия лежала на его столе.
Но и помимо того, если бы сенатор решил вскрыть конверт, он бы разрезал его, а потом использовал новый, тем более что он сказал Кармайклу, что письмо можно отправить следующим утром. Но конверт явно не был новым — на нем было два отпечатка скрепок, а будь он новым, то остался бы только один отпечаток. Значит, конверт не только вскрыли, но и заново запечатали. Каким образом? Рядом со столом стоял электрический кофейник — после убийства он был еще теплым. Очевидно, письмо вскрыли с помощью пара. Но стал бы сенатор Фосетт вскрывать над паром собственное письмо?
Судя по одновременным кивкам, публика разделяла умозаключения старого джентльмена. Он улыбнулся и продолжил:
— Если сенатор Фосетт не вскрывал этот конверт, значит, это сделал посетитель. Что же в конверте привлекло внимание визитера — id est[64] убийцы, — вынудив, вопреки всем требованиям осторожности, вскрыть его на месте преступления? Он был адресован начальнику тюрьмы Алгонкин, а примечание на нем указывало, что речь в письме идет о «продвижении по службе сотрудников тюрьмы Алгонкин». Пожалуйста, обратите на сей факт внимание — это крайне важно!
Я бросила взгляд на лицо Илайхью Клея — оно было бледным, и он поглаживал дрожащими пальцами подбородок.
— Как вы помните, перед нами было две альтернативы: одна — весьма вероятная — что убийца лично связан с тюрьмой; другая — не столь вероятная — что в тюрьме у него был сообщник, снабжавший его необходимой информацией. Предположим, вторая версия правильна и убийца не был связан с тюрьмой. Зачем же ему понадобилось вскрывать письмо по поводу намечаемых продвижений по службе в Алгонкине? Если он посторонний, это не могло его интересовать. Вы скажете, что он мог сделать это ради своего информатора? Но к чему беспокоиться? Если бы сообщника повысили в должности, это не коснулось бы убийцы лично, а если нет, он ничего не терял. Поэтому мы можем с уверенностью сказать, что гипотетический посторонний не стал бы вскрывать этот конверт.
Но убийца вскрыл его! Следовательно, правильной оказывается наша первая альтернатива. Убийца — человек, связанный с тюрьмой и лично заинтересованный в содержании письма, касающегося продвижения по службе в Алгонкине. — Друри Лейн сделал паузу, и суровая тень омрачила его лицо. — Когда я сообщу вам, кто убийца, вы узнаете и более интересную причину, чем указанная мною. Но сейчас я ограничусь подтверждением связи убийцы с тюрьмой.
Факты, касающиеся первого преступления, позволяют сделать еще один вывод. Как я узнал от господина Магнуса, тюремная рутина достаточно жесткая — например, смены надзирателей никогда не варьируются. Наш связанный с Алгонкином преступник убил сенатора Фосетта поздно вечером. Значит, какое бы положение убийца ни занимал в этих стенах, он не являлся ночным дежурным, так как в противном случае не смог бы выбраться отсюда, чтобы совершить преступление в доме сенатора. Таким образом, он либо принадлежал к дежурящим днем, либо вовсе не имел твердого рабочего графика. Помните это, пока я буду говорить о другом.
Голос Друри Лейна становился все более резким, а морщины на лице — более четкими. Он окинул взглядом комнату, и я заметила, как некоторые свидетели съежились на жестких скамьях. Я едва ли могла их порицать — у меня самой по коже бегали мурашки.
— Перейдем ко второму преступлению, — продолжал старый джентльмен. — Вторая секция сундучка, кровное родство между двумя жертвами, связь Доу с обоими убийствами свидетельствуют об их связи друг с другом.
Но если Доу невиновен в первом убийстве, напрашивается вывод, что он невиновен и во втором, став в обоих случаях жертвой подтасовки.
Есть ли у нас подтверждение? Да. Доу никогда не получал сообщения от доктора Айры Фосетта, указывающего на среду как на день бегства из Алгонкина. Но он получил записку, якобы от Фосетта, где днем побега назывался четверг. Это означает, что кто-то перехватил оригинальное сообщение Фосетта (которое мы нашли на его столе после убийства) и отправил Доу другое сообщение с предписанием бежать в четверг.
Кто же мог это сделать, как не таинственная личность, с самого начала использовавшая Аарона Доу в качестве фона для собственной преступной деятельности?
Итак, что мы имеем? Подтверждение правильности вывода, что убийца связан с тюрьмой. Перехват записки, скорее всего, был осуществлен уже в Алгонкине тем, кто, зная подпольную систему тюремной переписки, завладел сообщением Фосетта и заменил его поддельным.
Теперь мы подходим к самому значительному элементу такого решения, джентльмены. Почему убийца хотел перенести время побега Доу со среды на четверг? Поскольку преступник намеревался свалить на Доу убийство доктора Айры Фосетта, ему нужно было убить Фосетта в ту ночь, когда Доу пребывал на свободе после побега! Если убийца перенес день побега со среды на четверг, значит, он не мог убить доктора Фосетта в среду, но мог в четверг!
Друри Лейн взмахнул указательным пальцем:
— Вы спросите, почему он не мог сделать это в среду. Мы знаем по первому преступлению, что он не дежурит ночью и, следовательно, мог совершить преступление в любую ночь, кроме среды! Единственно возможный ответ… — актер выпрямился и сделал паузу, — что в ту среду он был занят не обычной тюремной рутиной, а чем-то другим. Но что произошло в тюрьме ночью в ту среду накануне убийства Айры Фосетта, что могло удерживать человека, связанного с тюрьмой, но не являющегося ночным дежурным? Очевидно, только казнь преступника по имени Скальци на электрическом стуле в этой самой комнате! Отсюда вывод, неизбежный как Судный день: убийцей обоих Фосеттов был тот, кто присутствовал на казни Скальци!
В комнате царила тишина межгалактического пространства. Я боялась вздохнуть, боялась обернуться, боялась отвести взгляд. Никто не шевелился, — должно быть, мы все выглядели как музейные восковые фигуры, загипнотизированные горящими глазами старого актера, который, стоя рядом с электрическим стулом, излагал слово за словом историю преступления.
