Джозефина Тэй - Дело о похищении Бетти Кейн
— За границей? — переспросила она, удивленная переменой темы. — Нет,
— Никогда?
— Никогда.
— Ну, например, в Дании вам не случалось бывать? В Копенгагене?
— Нет.
Выражение лица ее не изменилось, однако Роберту почудилась нотка неуверенности в ее голосе.
— Вам не знаком человек по имени Бернард Чэдуик?
Она внезапно насторожилась и показалась Роберту похожей на зверька, который что-то почуял и стал прислушиваться. Однако заметной перемены ни в лице ее, ни в движениях не наблюдалось. Напротив, она как бы еще больше собралась, напряглась.
— Нет (голос ее звучал бесцветно, равнодушно).
— Вы случайно не ездили с ним в Копенгаген?
— Нет.
— С кем же вы были в Копенгагене?
— Ни с кем. Я вообще не бывала за границей!
— Итак, если я предположу, что те недели, когда вы пропадали из дому, вы провели в отеле Копенгагена, а не на чердаке дома Фрэнчайз, я ошибусь?
— Да. Вы ошибетесь.
— Благодарю вас.
Как Кевин и ожидал, на помощь к Бетти Кейн поспешил Майлс Эллисон. Он вскочил с места.
— Мисс Кейн, вы приехали в дом Фрэнчайз на автомобиле?
— Да.
— И автомобиль, как вы прежде заявили, был подведен к крыльцу дома. Значит, раз было темно, то горели подфарники машины, если не фары. А они могли осветить не только дорожку, но и двор…
— Да, — радостно перебила она, — да, да, конечно. Именно тогда, значит, я увидела это разветвление дорожки. Конечно же, я помню, что видела!
Она кинула быстрый взгляд на Кевина, и ликующее выражение, промелькнувшее на ее лице, напомнило Роберту тот день, когда ей удалось правильно угадать, какие именно чемоданы находятся в шкафу дома Фрэнчайз. Знала бы она, что готовит ей Кевин!
Затем на место для свидетелей была вызвана Роз Глин, видимо, купившая себе новое платье и новую шляпку для появления в суде города Нортона. Платье было ярко-красное, а шляпка — цвета бордо, с синей лентой и розой, и этот наряд делал Роз еще более вульгарной, чем обычно. И вновь Роберт почувствовал, что Роз явно несимпатична публике, наполнившей зал суда. И когда Кевин во время перекрестного допроса предположил, что она не сама перестала работать в доме Фрэнчайз, а была уволена, то почти на всех лицах появилось одно и то же выражение, говорившее: «А-а, так вот оно в чем дело!» Пошатнув доверие к свидетельнице, Кевин этим пока и ограничился: он ждал появления ее бедняжки-приятельницы.
Глэдис Риз, сменившая Роз Глин на свидетельском месте, выглядела еще более несчастной, чем на суде в Милфорде. По-видимому, судейские мантии и парики сильно на нее подействовали. Полицейские формы в судебном зале Милфорда тоже были не так уж приятны, однако куда привычнее, чем парики и мантии и вся эта торжественная обстановка. Роберт увидел устремленные на Глэдис глаза Кевина, взвешивающие, оценивающие: Кевин прикидывал, каким тоном с ней говорить. Несмотря на свое спокойствие и ровный голос, Майлс Эллисон уже до смерти напугал Глэдис. По-видимому, всякий облаченный в судейскую мантию казался ей существом враждебным. И, угадав это, Кевин взял на себя роль ее защитника, утешителя. Он умел придать своему голосу такие ласковые, нежные, чуть ли не воркующие нотки, что, право, это было почти неприлично — так думал Роберт, слушая первые вопросы, заданные его другом. Но этот голос ободрил свидетельницу, она перестала нервно сжимать свои маленькие худые руки. Кевин расспрашивал ее о школе. Глаза Глэдис уже не глядели так испуганно, она отвечала на вопросы вполне спокойно.
— Ну-с, Глэдис, мне кажется, что вам очень не хотелось идти сегодня в суд и давать показания против двух женщин из дома Фрэнчайз, так?
— Да, да. Верно. Мне очень не хотелось.
— И все же вы пришли! — сказал он без всякого упрека в тоне, а просто констатируя факт.
— Пришла, — ответила она пристыженным голосом.
— Но почему же? Вы считали это своим долгом?
— Нет. Ох, нет!
— А может, кто-то заставил вас сюда прийти?
Роберт увидел, что судья шевельнулся, будто хотел перебить Кевина, но это краем глаза увидел и Кевин и быстро продолжил:
— …Кто-то, кто знал о вас что-то дурное, и сказал вам: «Пойди и выступи на суде, а иначе я все про тебя расскажу». Так?
— Не знаю, не знаю… — растерянно отозвалась Глэдис.
— Потому что, Глэдис, если кто-то заставил вас говорить неправду, угрожая вам, то это лицо будет наказано.
Такая мысль явно не приходила Глэдис в голову.
— Суд и все, кто здесь присутствует, хотят узнать правду. И его милость судья сурово накажет того, кто заставил вас прийти сюда и давать лживые показания. Больше того: существует очень серьезное наказание для тех, кто дал клятву говорить одну правду и ничего, кроме правды, а сказал неправду. Однако, если выяснится, что лицо, сказавшее неправду, сделало это, ибо ему кто-то угрожал, то тот, кто угрожал, понесет более суровое наказание. Вам все понятно, Глэдис?
— Да, — прошептала она.
— А теперь я попытаюсь вам рассказать, что произошло, а вы меня поправите, если я ошибаюсь… Так вот. Кто-то, быть может, ваш друг или подруга, взял вещь, ему не принадлежавшую, из дома Фрэнчайз. Ну, допустим, часы. Ваша подруга почему-то не пожелала оставить часы у себя и передала их вам. Возможно, и вы не хотели их брать, но ваша подруга человек настойчивый, характер у нее сильнее вашего — и вы часы взяли. Теперь я позволю себе предположить, что эта подруга попросила вас поддержать те свидетельские показания, какие она собиралась дать на суде. Вы, как человек правдивый и честный, отказались. И тогда она сказала вам: «Если ты этого не сделаешь, то я скажу, что ты украла часы из дома Фрэнчайз, когда однажды пришла туда меня навестить»…
Кевин сделал паузу. Глэдис молчала, глаза растерянные…
— Я полагаю, что из-за этой-то угрозы вы и пришли на слушание дела в полицейский суд и поддержали лживые показания вашей подруги. Но, вернувшись домой, ощутили раскаяние, стыд. И так вам было стыдно, что на часы эти и глядеть-то было тошно! И вы положили их в коробочку и отправили в дом Фрэнчайз, приложив записку: «Мне их не надо!» Вот, Глэдис, что, по-моему, случилось на самом деле.
— Нет, — испуганно отозвалась Глэдис, — нет, у меня никогда не было этих часов!
Кевин будто и не слышал…
— По-вашему, все, что я тут говорил, неправда?
— Да. Это не я, не я послала часы обратно!
Тогда Кевин взял лежавший перед ним листок бумаги и мягко произнес:
— Вы хорошо рисовали, когда учились в школе, так хорошо, что ваши рисунки попадали на школьные выставки. Вот тут передо мной карта Канады, очень чистенько сделанная, за которую вы получили приз. Здесь вот, в правом углу, вы подписались…
Карту Канады передали Глэдис, а Кевин продолжал:
— Дамы и господа присяжные заседатели, эту карту Канады Глэдис Риз сделала, когда училась в последнем классе. Когда его милость с картой ознакомится, ее передадут вам.
И, обращаясь к Глэдис:
— Вы сами сделали эту карту?
— Да.
— Сами подписали ее?
— Да.
— И сами написали печатными буквами «Доминион Канада»?
— Да.
— Прекрасно. А вот передо мной записка со словами: «Мне их не надо!» Записка была вложена в коробочку с часами, с теми часами, которые исчезли из дома Фрэнчайз, когда там работала Роз Глин. Я утверждаю, что слова «мне их не надо» написала та же рука, что написала «Доминион Канада». И это ваша рука, Глэдис.
— Нет, — сказала она, взяв переданный ей клочок бумаги и тут же отбросив его в сторону, будто он жег ее, — нет, я никогда… я никогда не посылала часы…
— И записки этой не писали?
— Нет.
— Но «Доминион Канада» писали вы?
— Да.
— Позже я докажу, что эти две надписи сделаны одной и той же рукой. Тем временем суд с ними ознакомится. Благодарю вас!
— Мой ученый друг высказал догадку, — начал Майлс Эллисон, — что на вас было оказано давление, чтобы заставить вас прийти сюда. Это верно?
— Нет.
— Вы пришли сюда не потому, что вас запугали?
Она немного помолчала, видимо, борясь с собой, и наконец выдавила:
— Нет.
— Вам никто не подсказывал того, что вы должны были говорить?
— Нет.
И все же у присяжных сложилось впечатление, что она явилась в суд против своей воли и ее показания были ей кем-то навязаны.
Других свидетелей обвинения не было, и Кевин, прежде чем приступить к своей главной задаче, решил сначала покончить со всеми сомнениями относительно роли Глэдис Риз.
Выступил графолог, засвидетельствовавший, что надпись на карте Канады и записка написаны одной и той же рукой. Было очевидно, что и присяжные пришли к этому же выводу, поэтому, когда Майлс Эллисон высказал предположение, что графологи, бывало, ошибались, чувствовалось, что он говорит это лишь по долгу службы, убежденности — не было в его голосе. Кевин ответил на это вызовом эксперта по отпечаткам пальцев, заявившего, что и на карте, и на коробочке, в которой лежали часы, одинаковые отпечатки пальцев.
