Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты
Я говорю «что бы ни произошло», но полагаю, что Ларсан не помышлял об убийстве. Во всяком случае, он удачно использовал некоторое внешнее сходство с женихом своей жертвы и всячески пытался его скомпрометировать. У Ларсана примерно тот же рост и размер обуви. Ему, конечно, не трудно было срисовать отпечаток ноги господина Дарзака и заказать по этому рисунку обувь.
Итак, ответа на его письмо нет, свидания он не получит. Но маленький драгоценный ключ у него в кармане. Если мадемуазель Станжерсон не идет к нему, он отправится к ней!
Разузнав необходимые подробности о павильоне, он проникает туда через окно вестибюля, дождавшись, когда отец и дочь вышли на прогулку, а дядюшка Жак отправился в замок.
Он один, время есть. Разглядывая мебель, он замечает, что какой-то шкаф, весьма напоминающий сейф, имеет очень маленький замок. Маленький медный ключ при нем, он попытался вставить его в замок и повернуть. Дверцы открылись, и Ларсан увидел полки с бумагами. Эти документы должны быть очень ценными, если их спрятали в подобный шкаф и так дорожат ключом, его отпирающим.
Это может пригодиться для небольшого шантажа и помочь осуществлению любовных планов. Он быстро связал эти бумаги и спрятал пакет в глубине туалета у вестибюля.
За время, прошедшее между кражей и ночью последнего страшного преступления, Ларсан познакомился с этими бумагами. Что с ними делать? Пожалуй, подобные документы могут только навлечь на их владельца ненужные подозрения.
Этой ночью он вернул их мадемуазель Станжерсон, рассчитывая, вероятно, на благодарность владелицы. Все-таки эти бумаги — результат их совместной двадцатилетней работы с отцом.
Так или иначе, но он принес документы и избавился от них.
Рультабиль вновь закашлялся, вероятно, пытаясь таким образом скрыть смущение в тех местах своего рассказа, где он не желал сообщать истинные мотивы поведения Ларсана по отношению к мадемуазель Станжерсон.
Его объяснение было явно недостаточным, чтобы удовлетворить присяжных, и председательствующий несомненно отметил бы это, но хитрый, как обезьяна, Рультабиль воскликнул:
— Ну, а теперь мы вплотную подошли к объяснению тайны Желтой комнаты!
В зале раздался шум, движение стульев, легкая толкотня. Любопытство присутствующих достигло предела.
— Мне кажется, — заметил председательствующий, — что, согласно вашей гипотезе, тайна Желтой комнаты уже объяснена. Это сделал сам Фредерик Ларсан, поместив господина Дарзака на свое место. Дверь Желтой комнаты открылась, когда господин Станжерсон был один, и профессор, чтобы избежать скандала, пропустил по просьбе своей дочери человека, вышедшего из ее комнаты.
— Нет, — запротестовал Рультабиль, — вы забываете, что мадемуазель Станжерсон была оглушена, ничего не могла просить и уж тем более не могла закрыть за собой ни замка, ни задвижки. Вы забываете также, что профессор Станжерсон поклялся головой своей умирающей дочери, что дверь перед ним не открывалась!
— Но это единственная возможность объяснить происшедшие события. Желтая комната была закрыта, как несгораемый шкаф. Повторяя ваши слова, убийца не мог бежать ни естественным, ни сверхъестественным способом. Когда же свидетели проникли в комнату, его там не нашли. Следовательно, он сбежал.
— Он не убегал, господин председатель.
— Но почему?
— Преступнику не было никакой нужды бежать, потому что его там в этот момент и не было!
Шум и удивленные голоса в зале.
— Что вы такое говорите!
— Конечно, не было. Поскольку его там не могло быть, значит, его там и не было. При оценке событий всегда следует опираться на здравый смысл, а не на внешние признаки.
— Но он же оставил столько следов, — запротестовал председательствующий.
— Это неверное рассуждение, господин председатель. Что подсказывает нам здравый смысл? После того, как мадемуазель Станжерсон заперлась в своей комнате, и до того момента, когда дверь была взломана, преступник бежать не мог. И так как там его не нашли, значит, убийцы в комнате не было.
— Но улики!
— Ах, господин председатель, это лишь видимые следы, из-за которых совершалось и совершается столько юридических ошибок. Не следует использовать эти улики для рассуждений, давайте сперва думать, а уж потом проверять, соответствуют ли они результатам наших размышлений.
Преступника не было в Желтой комнате, когда господин Станжерсон и слуга взломали дверь. А почему все решили, что он там был? Из-за этих самых ваших улик. Но ведь он мог оставить эти улики и раньше. Здравый смысл подсказывает, что он должен был побывать там раньше.
Давайте рассмотрим эти следы вместе с тем, что мы знаем об этом деле, и проверим, противоречат ли они пребыванию преступника в комнате до того, как мадемуазель Станжерсон заперлась у себя в присутствии своего отца и дядюшки Жака.
После статьи в «Матэн» и после моего разговора в поезде с судебным следователем я полагал доказанным, что Желтая комната была абсолютно закрыта и, следовательно, преступник исчез оттуда раньше, чем мадемуазель Станжерсон ушла к себе около полуночи.
Все обнаруженные внешние признаки находились в противоречии с этим моим выводом. Разумеется, мадемуазель Станжерсон не могла покушаться сама на себя, о самоубийстве не могло быть и речи. Но если преступник исчез раньше, то каким образом его жертва могла быть ранена позже? Следует разделить все дело на две фазы, между которыми прошло несколько часов: первая фаза, когда действительно было покушение на мадемуазель Станжерсон, которое она скрыла, и вторая фаза, когда в результате охватившего ее ночного кошмара все находившиеся в лаборатории решили, что ее убивают.
Какие ранения имелись у мадемуазель Станжерсон? Следы удушения и рана на виске. Пятна на шее могли быть, конечно, нанесены и раньше, а мадемуазель Станжерсон прикрыла их воротничком или шейным платком. Разделив все происшедшее на две фазы, я пришел к выводу, что несчастная жертва скрыла всю первую его половину. Она имела на это серьезные причины, так как ничего не сказала отцу, а судебному следователю на допросе представила дело так, как если бы все произошло ночью. Она вынуждена была это сделать, иначе отец непременно потребовал бы объяснения причин, заставивших ее скрыть столь страшное преступление.
Следы удушения можно было, конечно, легко скрыть, но сильнейший удар в висок не спрячешь. Это меня очень смущало. Особенно после того, как стало известно, что в комнате обнаружили кастет — орудие преступления. Она не могла скрыть своей раны, но удар-то должен был произойти в первой фазе, так как он требовал присутствия убийцы. Сперва я подумал, что рана на самом деле меньше, чем говорили, но затем решил, что мадемуазель Станжерсон просто прикрыла ее, зачесав волосы на лоб.
Что касается отпечатка на стене руки человека, раненного мадемуазель Станжерсон из револьвера, то он должен был появиться в первой фазе, то есть когда преступник находился еще в комнате. Все видимые следы были, конечно, оставлены в первой фазе. Кастет, черные следы шагов, берет, платок, кровь на стене, на дверях и на полу. Если эти следы в комнате уже были, значит, мадемуазель Станжерсон, не желавшая ничего открывать, просто еще не успела их уничтожить. Это заставило меня расположить первую и вторую фазы по времени очень близко друг к другу.
Если бы после бегства преступника у нее было время, то, по крайней мере, кастет, берет и платок она убрала бы сразу. Но следовало немедленно возвращаться в лабораторию, чтобы отец застал ее уже за работой. А в дальнейшем она и не пыталась этого сделать, так как профессор все время находился рядом.
Таким образом, после этой первой фазы она оказалась в своей комнате только в полночь.
В десять часов дядюшка Жак, выполняя свои обычные обязанности, закрыл в Желтой комнате ставни и зажег ночник. Взволнованная и испуганная, мадемуазель Станжерсон, вероятно, просто забыла, что он должен будет это сделать. Она попросила старика не беспокоиться нынче вечером. Что-то подобное упоминается в репортаже «Матэн». Однако он все-таки пошел, но ничего не заметил — в комнате-то было темно! Мадемуазель Станжерсон должна была пережить ужасные минуты. При этом она, вероятно, не предполагала, что преступник оставил повсюду такое множество следов нападения. Времени едва хватило только на то, чтобы прикрыть темные следы пальцев на шее. Если бы она знала, что на полу осталось столько улик, то, безусловно, убрала бы их в полночь, вернувшись в комнату.
Не подозревая этого, она разделась при свете светильника и легла, измученная своими переживаниями и тем ужасом, который заставил ее вернуться в спальню как можно позже.
Затем, обдумывая ту часть этой драмы, когда мадемуазель Станжерсон находилась в комнате уже одна, я вновь должен был объяснить себе те внешние признаки, которые известны вам всем — выстрелы и призывы помощи.
