Крейг Кеннеди - Артур Б. Рив

Я внимательно следил за доктором Россом. Когда он так говорил, он был самым очаровательным человеком.

– Миссис Мейтленд, – продолжил он, – была очень обеспокоена своими снами, как вы, несомненно, слышали. На днях она рассказала мне еще один сон. В нем на нее, казалось, напал бык, который внезапно превратился в змею. Я могу сказать, что я попросил ее записывать свои сны, а также другие данные, которые, как я думал, могли бы быть полезны при изучении и лечении ее нервных расстройств. Я с готовностью предположил, что не сон, а что-то другое, возможно, какое-то воспоминание, которое он вызвал, беспокоило ее. Путем тщательных расспросов я выяснил, что это была… разорванная помолвка.

– Так… – подсказал Кеннеди.

– У быка-змеи, призналась она, было получеловеческое лицо – лицо Арнольда Мастерсона!

Неужели доктор Росс отчаянно отводил подозрения от себя? – подумал я.

– Очень странно… очень, – размышлял Кеннеди. – Это снова напомнило мне. Не могли бы вы дать мне образец этого яда кобры?

– Конечно. Извините, я принесу вам немного.

Едва доктор закрыл дверь, как Кеннеди начал тихонько расхаживать по комнате. В приемной, которая теперь была пуста, стояла пишущая машинка.

Крейг быстро пробежался по клавишам машины, пока не получил образец каждого символа. Затем он полез в ящик стола и поспешно сунул несколько чистых листов бумаги в карман.

– Конечно, мне вряд ли нужно предупреждать вас об этом, – заметил доктор Росс, когда вернулся. – Вы так же хорошо, как и я, знакомы с опасностью, связанной с неосторожным и ненаучным использованием яда.

– Да, и я очень вам благодарен, – сказал Кеннеди.

Мы стояли в приемной.

– Вы будете информировать меня о любом прогрессе, которого добьетесь в этом деле? – спросил доктор. – Это усложняет, как вы можете себе представить, мое общение с миссис Мейтленд.

– Я буду рад помочь, – ответил Кеннеди, когда мы ушли.

Час спустя мы оказались в красиво обставленной холостяцкой квартире в фешенебельном отеле с видом на нижний вход в парк.

– Мистер Мастерсон, я полагаю? – спросил Кеннеди, когда стройный, жизнерадостный, моложавый старик вошел в комнату, в которой мы ждали.

– Это я, – улыбнулся он. – Чем обязан этому удовольствию?

Мы разглядывали различные диковинки, с помощью которых он превратил комнату в настоящее логово знатока.

– Вы, очевидно, много путешествовали, – заметил Кеннеди, на время избегая вопроса.

– Да, я вернулся в эту страну всего несколько недель назад, – ответил Мастерсон, ожидая ответа на первый вопрос.

– Я приехал, – продолжал Кеннеди, – в надежде, что вы, мистер Мастерсон, сможете пролить некоторый свет на довольно странный случай с мистером Мейтлендом, о смерти которого, я полагаю, вы уже слышали.

– Я?

– Вы давно знаете миссис Мейтленд? – проигнорировал восклицание Кеннеди.

– Мы вместе ходили в школу.

– И вы были помолвлены, не так ли?

Мастерсон посмотрел на Кеннеди с плохо скрываемым удивлением.

– Да. Но откуда вы это знаете?

Это секрет только между нами двумя, – подумал я.

– Она порвала ее, не я.

– Она разорвала помолвку? – подсказал Кеннеди.

– Да, история о моей эскападе и все такое, вы знаете, но, клянусь Юпитером! Мне нравятся ваши нервы, сэр. – Мастерсон нахмурился, затем добавил, – я предпочитаю не говорить об этом. В жизни мужчины есть некоторые моменты, особенно когда речь идет о женщине, которые запрещено оглашать.

– О, прошу прощения, – поспешил Кеннеди, – но вы не будете возражать против того, чтобы сделать заявление относительно вашей поездки за границу и вашего недавнего возвращения в эту страну после… э-э… инцидента, о котором мы не будем упоминать?

– Никаких возражений. Я уехал из Нью-Йорка в 1908 году, испытывая отвращение ко всему вообще и к здешней жизни в частности…

– Не могли бы вы записать это, чтобы я мог разобраться? – спросил Кеннеди. – Просто краткое резюме, знаете ли. Нет. У вас есть ручка или карандаш? Я думаю, вы могли бы также продиктовать это; это займет всего минуту, чтобы напечатать все на пишущей машинке.

Мастерсон позвонил в звонок. Бесшумно появился молодой человек.

– Викс, – сказал он, – печатай: "Я покинул Нью-Йорк в 1908 году, путешествуя по Континенту, в основном был в Париже, Вене и Риме. В последнее время я жил в Лондоне, пока шесть недель назад не вернулся в Нью-Йорк. Этого хватит?

– Да, вполне, – сказал Кеннеди, складывая лист бумаги, который протянул ему молодой секретарь. – Спасибо. Я надеюсь, вы не сочтете дерзостью, если я спрошу вас, знали ли вы, что доктор Росс был врачом миссис Мейтленд?

– Конечно, я знал это, – откровенно ответил Мастерсон. – Я отказался от него по этой причине, хотя он еще не знает об этом. Я самым решительным образом возражаю против того, чтобы быть предметом – как бы это назвать? – его мысленной вивисекции.

– Вы думаете, что он злоупотребляет своим положением, пытаясь узнать о психической жизни своих пациентов? – спросил Крейг.

– Я бы предпочел также больше ничего не говорить об этом, – ответил Мастерсон. – Несколько минут назад я разговаривал по телефону с миссис Мейтленд, выразил ей свои соболезнования и спросил, могу ли я что-нибудь сделать для нее немедленно, как сделал бы в прежние времена – только тогда, конечно, я должен был пойти к ней напрямую. Причина, по которой я не пошел, а позвонил, заключалась в том, что этот Росс, похоже, вбил ей в голову какие-то нелепые представления обо мне. А теперь послушайте, я не хочу это обсуждать. В любом случае, я рассказал вам больше, чем собирался.

Мастерсон поднялся. Его учтивость скрывала окончательную решимость больше ничего не говорить.

Анализ души

День был далеко позади после этой серии очень неудовлетворительных разговоров. Я тупо посмотрел на Кеннеди. Казалось, мы обнаружили так мало осязаемого, что я был очень удивлен, обнаружив, что, по-видимому, он был вполне доволен тем, что произошло в этом деле до сих пор.

– Я буду занят несколько часов в лаборатории, Уолтер, – заметил он, когда мы прощались у метро. – Я думаю, если тебе больше нечем заняться, ты мог бы потратить время на то, чтобы разузнать некоторые сплетни о миссис Мейтленд и Мастерсоне, не говоря уже о докторе Россе, – подчеркнул он. – Заскочи после ужина.

Было не так уж много того, что я мог найти. О миссис Мейтленд не было практически ничего, чего бы я уже не знал, увидев ее имя в газетах. Она была лидером в определенной группе, которая посвящала свою деятельность различной социальной и моральной пропаганде. Ранние выходки Мастерсона были печально известны даже в новом круге, куда он переехал, но годы, проведенные за границей, смягчили