Агата Кристи - День поминовения

У нее перехватило дыхание.

– Я ее никогда не забуду!

– Да, так вот, насчет этого молодого человека, Энтони Брауна. Розмэри могла к нему хорошо относиться, но не думаю, чтобы она о нем что-нибудь знала. Ты, во всяком случае, должна быть осторожна, Айрис. Ты богатая наследница.

Айрис почувствовала, как в ней растет раздражение.

– Да у Тони, у Энтони, у него у самого куча денег. В Лондоне он всегда останавливается у «Клариджа»[4].

Джордж Бартон слегка улыбнулся:

– Чрезвычайно фешенебельный и дорогой отель. И тем не менее, Айрис, никто об этом парне толком ничего не знает.

– Он американец.

– Вполне возможно. Тем более странно, что его посольство не слишком им интересуется. Наш дом он тоже не часто посещает, насколько мне известно.

– Не понимаю, почему он должен приходить, если ты так ужасно к нему относишься.

Джордж покачал головой:

– Я, кажется, лезу не в свое дело. Ну хорошо. Я только хотел тебя своевременно предупредить. Я еще поговорю с Люсиллой.

– С Люсиллой? – сказала Айрис с презрением.

Джордж обеспокоенно спросил:

– Ты чем-нибудь недовольна? Она не заботится о том, чтобы ты развлекалась? Я имею в виду вечеринки и все прочее.

– Ну что ты! Она трудится не покладая рук.

– Ты учти, Айрис, если что не так, тебе достаточно сказать слово, и мы найдем ей замену – помоложе и не такую старомодную. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Мне и так хорошо, Джордж. Правда.

Он сказал грустно:

– Ну, тогда все в порядке. К сожалению, от меня толку мало. Я никогда не был особенно светским человеком. Но смотри, чтобы у тебя было все, что нужно. Ни в чем себе не отказывай.

В этом был весь Джордж – добрый, неловкий, часто даже нелепый.

Он сдержал свое обещание – или даже угрозу – переговорить с миссис Дрейк об Энтони Брауне. Однако судьбе угодно было распорядиться по-своему: разговор состоялся в момент, когда Люсилле было не до того.

Она только что получила телеграмму от своего незадачливого отпрыска, который был единственной ее отрадой и прекрасно умел заставить струны материнского сердца звучать наивыгоднейшим для своего кармана образом.

«Умоляю выслать двести фунтов на грани отчаяния вопрос жизни и смерти

Люсилла рыдала.

– У Виктора так развито чувство чести. Он знает, что я стеснена в средствах, и никогда бы ко мне не обратился, если бы не крайняя нужда. Я так боюсь, что он застрелится.

– Только не он, – сказал бесчувственный Джордж.

– Вы его не знаете. Я мать, и кому, как не мне, знать, на что может решиться мой сын. Я никогда себе не прощу, если не выполню его просьбы. Я могла бы помочь ему, если бы продала акции.

Джордж вздохнул:

– Послушайте, Люсилла. Я сделаю телеграфный запрос через одного из моих тамошних агентов. Мы точно будем знать, какого рода неприятности грозят Виктору. Мой вам совет – дайте ему возможность самому расхлебать кашу, которую он заварил. Он никогда не станет на ноги, пока вы будете ему помогать.

– У вас нет сердца, Джордж. Моему бедному мальчику всегда так не везет.

Джордж промолчал. С женщинами спорить бесполезно.

– Я поручу это Рут. Завтра будет ответ, – сказал он.

Люсилла немного успокоилась. Требуемую сумму в конце концов удалось сократить до пятидесяти фунтов. Но Люсилла настаивала, чтобы эти деньги перевели немедленно.

Айрис хорошо знала, что Джордж пошлет свои деньги, хотя и делал вид, что собирается продать акции Люсиллы. Айрис оценила его щедрость. Когда она сказала ему об этом, он ответил:

– Просто я считаю, что в семье не без урода. Всегда кто-то норовит сесть вам на шею. Пока Виктор жив, кому-то все время придется раскошеливаться.

– Но почему это должен делать ты? Ведь он тебе не родственник.

– Но он родственник Розмэри, значит, и мой.

– Ты прелесть, Джордж. Но, может быть, это сделаю я? Ты всегда ведь говоришь, что у меня уйма денег.

Он улыбнулся:

– Никаких денег послать ты не можешь до своего совершеннолетия. Если у тебя хватит ума, ты не станешь этого делать и после. Я хочу дать тебе практический совет. Когда ты получишь телеграмму, что кто-то кончает с собой, если ему не вышлют двести фунтов, знай, что в таких случаях хватит и двадцати, даже десяти. Мать, конечно, всегда будет отрывать от себя и посылать. Тут ничего не поделаешь, но сумму при желании можно урезать. Запомни это. Ясно как божий день, что Виктор Дрейк никогда не покончит с собой. Это не тот человек. Вообще люди, которые грозятся покончить с собой, никогда этого не делают.

Никогда? Айрис подумала о Розмэри, но тут же отогнала эту мысль. Джордж, видимо, в этот момент думал не о Розмэри, а только о ловком и беспринципном молодом человеке в Рио-де-Жанейро.

Айрис считала, что выгадала на этом событии, так как материнские заботы помешали Люсилле целиком сосредоточить внимание на ее дружбе с Энтони Брауном.

Итак, мадам, что еще прикажете?

Эта резкая перемена в Джордже. Айрис не могла больше не думать об этом. Когда все началось? И какова была причина? И даже сейчас, вспоминая, она не могла точно сказать, когда это началось.

После смерти Розмэри Джордж стал очень рассеян, на него часто находили приступы глубокой задумчивости, когда он ничего не замечал вокруг. Он сразу постарел, отяжелел. Все это было естественно. Но когда его странности перестали укладываться в рамки простой рассеянности?

Это случилось после их спора об Энтони Брауне. Она вдруг заметила, что Джордж смотрит на нее как-то недоумевающе и озадаченно. Потом он стал необычно рано возвращаться домой и запирался у себя в кабинете. Как будто никаких особых дел у него не было. Как-то раз, войдя к нему, Айрис увидела, что он сидит за столом, уставившись в пространство. Он поднял голову и смотрел на нее тусклым, погасшим взглядом. Все поведение его говорило о том, что он перенес какое-то душевное потрясение. На вопрос Айрис о том, что случилось, он односложно ответил: «Ничего».

Постепенно у него на лице появилось напряженное, озабоченное выражение человека, которого что-то гнетет.

Никто не обратил на это внимания. Айрис во всяком случае. Неприятности всегда так легко отнести к разряду «служебных».

Затем он вдруг стал время от времени задавать ей вопросы, которые, казалось, ничем не вызваны. Только тогда ей впервые пришло в голову, что поведение его становится слишком странным.

– Скажи, Айрис, Розмэри часто с тобой разговаривала?

Айрис посмотрела на него с недоумением:

– Разговаривала? Конечно, но… О чем? Что ты имеешь в виду?

– О себе, о своих друзьях. О том, что с ней происходит. Счастлива она или нет. В таком роде.

Ей казалось, она понимала, что он хотел сказать. Наверное, до него дошли какие-то слухи о неудачном романе Розмэри.

– Она мне почти ничего не рассказывала. Ей было вечно некогда, – сказала Айрис, подумав.

– Да, ты была еще ребенком. Я понимаю. И тем не менее она могла хоть что-то тебе сказать.

Он смотрел на нее выжидающе, как пес. Айрис не хотелось делать ему больно. Розмэри и вправду ей ничего не говорила. Она покачала головой.

Джордж глубоко вздохнул и мрачно сказал:

– Впрочем, все это неважно.

А на следующий день он спросил ее, не знает ли она, кто были близкие подруги Розмэри. Айрис задумалась.

– Глория Кинг. Миссис Атвелл – Мейзи Атвелл. Джин Реймонд.

– А насколько она была с ними близка?

– Точно не знаю.

– Меня интересует, была ли она с ними откровенна.

– Право, не знаю, не думаю. Собственно говоря, о какой откровенности ты говоришь?

Она пожалела, что задала этот вопрос, однако ответ Джорджа поразил ее:

– Говорила когда-нибудь Розмэри, что она кого-то боится?

– Боится? – Айрис взглянула на него с удивлением.

– Я пытаюсь узнать, были ли у Розмэри враги.

– Среди женщин?

– Нет, необязательно. Я не это имею в виду. Настоящие враги. Не было ли среди тех, кого ты знаешь, человека, который желал бы ей зла?

Искреннее недоумение в глазах Айрис смутило его. Он покраснел и пробормотал:

– Я знаю, это звучит глупо. Мелодраматично. Я только так спросил, на всякий случай.

Спустя еще два дня он принялся расспрашивать ее о Фарадеях:

– Как часто Розмэри встречалась с Фарадеями?

Айрис не знала, что ответить.

– Право, не знаю, Джордж.

– Говорила она когда-нибудь о них?

– Нет, насколько я помню.

– Они были близки?

– Розмэри очень увлеклась политикой.

– Да. С тех пор как встретилась с Фарадеями в Швейцарии. До этого ей было наплевать на политику.

– Это верно. Мне кажется, она увлеклась политикой после знакомства со Стивеном Фарадеем. Он приносил ей разные брошюрки.