Артур Дойль - Внезапное исчезновение «Сильвер-Блэза»
Полковник Росс, выказывавший признаки некоторого нетерпение при виде спокойного, систематического исследование моего приятеля, взглянул на часы.
— Пойдемте со мной, инспектор, — сказал он, — я должен посоветоваться с вами о многом и особенно о том, не обязаны ли мы перед публикой снять имя нашей лошади с записи на приз.
— Ни в каком случае, — решительно сказал Холмс. — На вашем месте я оставил бы имя лошади.
Полковник поклонился.
— Очень рад слышать ваше мнение, сэр, — сказал он. — Когда вы окончите свою прогулку, вы найдете нас в доме бедняги Стрэкера, и тогда мы поедем все вместе в Тэвисток.
Он ушел с инспектором, а Холмс и я медленно пошли по болоту. Солнце садилось за конюшнями Кэпльтона, и громадная, покатая равнина перед нами отливала золотом, переходившим в роскошный красно-бурый оттенок в тех местах, где вечерние лучи падали на папоротники и терновые кусты. Но красота пейзажа не производила ни малейшего впечатление на моего спутника, погруженного в размышления.
— Сюда, Ватсон! — наконец, проговорил он. — Оставим на минуту вопрос о том, кто убил Джона Стрэкера, и постараемся узнать, что сталось с лошадью. Предположим, что она убежала во время драмы или после нее; куда же она делась? Лошадь, вообще, животное стадное. Предоставленный самому себе, «Сильвер-Блэз» инстинктивно вернулся бы в Кингс-Пайлэнд или отправился бы в Кэпльтон; с какой стати он стал бы носиться по болоту? Если бы это случилось, то, наверно, кто-нибудь уже встретил бы его. А зачем цыгане стали бы ловить его? Эти люди всегда стараются улизнуть, когда услышат о каком-нибудь происшествии: очень уж они не любят иметь дело с полицией. Рассчитывать продать такую лошадь они не могли. Риск был бы слишком большой, а кража не принесла бы им никакой пользы. Все это совершенно ясно.
— Но где же тогда лошадь?
— Я уже сказал, что она убежала или в Кингс-Пайлэнд, или в Кэпльтон. Она не в Кингс-Пайлэнде — следовательно, в Кэпльтоне. Примем эту гипотезу и посмотрим, что выйдет. Эта часть торфяника, как говорил инспектор, очень твердая и сухая. Но по направлению к Кэпльтону торфяник понижается, и отсюда можно видеть большую ложбину, в которой, должно быть, было очень сыро в понедельник ночью. Если наше предположение верно, лошадь должна была проскакать через эту ложбину, и там мы и должны искать ее следов.
Во время этого разговора мы быстро шли вперед и через несколько минут были у ложбины. По просьбе Холмса я пошел по правому ее краю, он же по левому; но не успел я сделать и пятидесяти шагов, как услышал громкий крик и увидел, что он машет мне рукой. След лошади ясно отпечатался на мягкой земле перед ним, а подкова, которую Холмс вынул из кармана, пришлась как раз по отпечатку.
— Видите, что значит воображение, — сказал Холмс. — Этого-то качества только и не достает Грегори. Мы вообразили себе, что могло бы произойти, действовали согласно нашему предположению и оказались правы. Будем продолжать.
Мы перешли через болотистую ложбину и прошли около четверти мили по твердому, сухому торфянику. Потом местность снова стала понижаться, и снова мы увидели следы, потеряли их на протяжении полумили и нашли опять уже у самого Кэпльтона. Холмс первый увидел их и указал мне с выражением торжества на лице. След мужской ноги виднелся рядом с лошадиным следом.
— Лошадь сначала была одна! — вскрикнул я.
— Совершенно верно. Сначала она была одна. Ого! Это что?
Двойной след делал резкий поворот и направлялся к Кингс-Пайлэнду. Холмс свистнул. И мы оба пошли по следу. Холмс шел, не спуская глаз со следа; я же случайно взглянул в сторону и с удивлением заметил, что те же следы шли и в обратном направлении.
— Чудесно, Ватсон, — сказал Холмс, когда я указал ему эти следы, — вы избавили нас от длинной прогулки, которая привела бы нас обратно к своим собственным следам.
Нам не пришлось идти далеко. Следы оканчивались у асфальтовой дорожки, которая вела к кэпльтонским конюшням. Навстречу нам выбежал грум.
— Мы не позволяем бродягам шляться здесь, — сказал он.
— Я хотел только спросить кое-что, — сказал Холмс, запуская указательный и большой пальцы в карман жилета. — Не будет слишком рано, если я зайду завтра в пять часов утра, чтобы повидать вашего хозяина, мистера Сайлэса Броуна?
— Господь с вами, сэр; уж кто-кто, а он-то всегда будет, когда надо, потому что встает раньше всех. Но вот и он сам, сэр, и ответит на ваш вопрос. Нет, сэр, нет; он прогонит меня, если увидит, что я взял деньги. После, если вам угодно.
В ту минуту, как Шерлок Холмс положил обратно в карман вынутую им полкрону, из ворот вышел пожилой господин свирепого вида, с хлыстом в руке.
— Это что такое, Даусон? — крикнул он. — Что за болтовня! Ступай за дело! А вы… какого чорта вам здесь надо?
— Надо поговорить с вами минут десять, любезный сэр, — ответил Холмс самым ласковым тоном.
— Некогда мне разговаривать со всякими бродягами. Убирайтесь, а не то спущу собаку.
Холмс наклонился и шепнул что-то на ухо тренеру. Тот сильно вздрогнул и вспыхнул до ушей.
— Это ложь! — крикнул он. — Дьявольская ложь!
— Отлично! Станем мы обсуждать это здесь, при всех, или переговорим у вас в доме?
— О, войдите, если желаете.
Холмс улыбнулся.
— Я задержу вас только на несколько минут, Ватсон, — сказал он. — Ну-с, я к вашим услугам, м-р Броун.
Прошло минут двадцать, и румяная заря перешла в серые сумерки, когда Холмс и тренер вышли из дома. Никогда не случалось мне видеть, чтобы человек мог так измениться за это короткое время, как Сайлэс Броун. Лицо его было смертельно бледно; на лбу стояли капли пота, а руки тряслись так, что хлыст колыхался, как ветка по ветру. Вся его дерзость и заносчивость исчезли, и он покорно шел рядом с моим товарищем, словно собака с хозяином.
— Ваши указание будут исполнены. Все будет исполнено, — говорил он.
— Чтоб не было ошибки, — сказал Холмс, оглядываясь на него. Броун вздрогнул, прочтя угрозу в его глазах.
— О, нет, ошибки не будет. Все будет, как следует. Сделать изменение заранее или нет?
Холмс задумался на одно мгновение и потом громко расхохотался.
— Нет, не делайте изменений. Я напишу вам об этом. Смотрите, без плутовства или…
— О, вы можете поверить мне, поверить вполне.
— Берегите, как свою собственность.
— Можете положиться на меня.
— Да, думаю, что могу. Ну, завтра я извещу вас.
Он повернулся на каблуках, не обратив внимание на протянутую ему дрожащую руку, и мы отправились назад в Кингс-Пайлэнд.
— Мне редко приходилось встречать такое соединение заносчивости, трусости и низости, как в мистере Сайлэсе Броуне, — заметил Холмс дорогой.
— Так лошадь у него?
— Он попробовал было отрицать это, но, я так подробно описал ему все его действие в то утро, что он убежден, что я следил за ним. Вы, конечно, заметили особую четырехугольную форму носков сапог на следе? Его сапоги как раз подошли к этим следам. К тому ни один из его подчиненных не осмелился бы сделать подобной штуки. Я описал ему, как он, по обыкновению встав раньше всех, увидал чужую лошадь, бродившей по торфу, как он подошел к ней и изумился, узнав по белому пятну на лбу лошади, от которого она получила свое название[1], что случай отдает в его власть единственного коня, могущего побить того, на которого он поставил свои деньги. Потом я описал ему, как первым его порывом было отвести лошадь в Кингс-Пайлэнд, как дьявол внушил ему скрыть лошадь до окончание скачек, как он провел ее обратно и спрятал в Кэпльтоне. Когда я подробно рассказал ему это, он перестал запираться и стал думать только о спасении своей шкуры.
— Но ведь его конюшни были обысканы?
— О, у такого старого барышника всегда найдется укромное местечко.
— А вы не боитесь оставить лошадь у него? Ведь ему выгодно искалечить ее.
— Милый мой, он будет беречь ее, как зеницу ока. Он знает, что единственная его надежда на помилование — это сохранить лошадь в полной безопасности.
— Полковник Росс произвел на меня впечатление вообще человека, не склонного миловать.
— Дело касается не одного только полковника Росса. Я следую моему методу и говорю только то, что считаю нужным. В том-то и выгода моего неофициального положения. Не знаю, заметили ли вы, Ватсон, что полковник отнесся ко мне несколько свысока. Вот я и хочу немного позабавиться на его счет. Не говорите ему ничего о лошади.
— Конечно, не скажу без вашего позволения.
— И, само собой разумеется, это неважный вопрос в сравнении с тем, кто убил Джона Стрэкера.
— Теперь вы займетесь этим делом?
— Напротив, сегодня вечером мы уедем в Лондон.
Я был совершенно поражен этими словами моего друга. Мы пробыли только несколько часов в Дэвоншире, и мне казалось непонятным, почему он бросает поиски, начавшиеся таким блестящим образом. Но я не добился от него ни единого слова, пока мы не вернулись в дом тренера. Полковник и инспектор ожидали нас в гостиной.
