Гилберт Честертон - Призрак Гидеона Уайза

— Я отстал от остальных… заблудился. Решил, что лучше вернуться.

Со стола все еще не убирали, и Хорн, этот завзятый трезвенник, налил себе полный стакан бренди с ликером и залпом его выпил.

— Кажется, вы чем-то расстроены, — сказал патер Браун.

Хорн приложил ладони ко лбу и, словно из-под козырька, проговорил тихо, обращаясь, казалось, только к священнику:

— Могу сказать, чем. Мне явился призрак.

— Призрак?! — изумился Нейрс. — Какой еще призрак?

— То был дух Гидеона Уайза, хозяина дома, — проговорил Хорн, и голос его теперь звучал увереннее. — Он возник из бездны, которая его поглотила.

— Чушь! — заявил Нейрс. — Ни один нормальный человек не верит в призраков.

— Ну, это не совсем так, — с еле уловимой улыбкой сказал отец Браун. Факты появления призраков обнаруживаются не реже, чем факты преступлений.

— Что ж, мое дело — гоняться за преступниками, — с солдатской прямотой отчеканил Нейрс. — А за призраками пусть гоняются другие. Если сейчас, в начале двадцатого века, кто-то боится духов, это его личное дело.

— Я же не сказал, что их боюсь, хотя, осмелюсь доложить, вполне мог бы, ответил священник. — Нельзя сказать заранее, как такое воспримешь. Говорил же я о том, что верю в них, хотя бы до той степени, чтобы меня заинтересовал этот, сегодняшний. Расскажите-ка, мистер Хорн, что конкретно вы видели?

— Это было на краю каменных осыпей; там, знаете, есть такая расщелина, куда как раз и сбросили Уайза. Попутчики мои шли впереди, а я брел за ними по вересковой пустоши и вскоре должен был выйти на тропинку, огибающую скалу. Мне часто приходилось там ходить — я люблю смотреть, как гривастые валы наскакивают на скалы. Но сегодня я об этом не думал. Меня только удивило, что море столь беспокойно в такую ясную лунную ночь. Мне были видны бледные гребни волн, то появлявшиеся, то исчезавшие, когда волна разбивалась о скалу. Трижды пена вспыхивала бледным огнем лунного серебра, а потом мне привиделось нечто невозможное. Четвертая вспышка серебряной пены не погасла, а осталась гореть на фоне темных небес. Пена все не спадала, и я с болезненным беспокойством ждал, когда же это произойдет. Мне казалось, я схожу с ума, потому что мгновение остановилось, растянулось во времени. Я сделал несколько шагов вперед, и тут у меня, наверное, вырвался громкий крик — зависшие водяные брызги белым, как бы снежным контуром очертили лицо и фигуру человека, бледного, как прокаженный, излучавшего ужас, подобно застывшей молнии.

— Так вы говорите, это был Гидеон Уайз?

Хорн молча кивнул. Воцарилась тишина. Нарушил ее Нейрс, так резко вскочивший со стула, что тот отлетел к стене.

— Нет, это все-таки бред! — воскликнул он. — Но нам лучше туда сходить.

— Я не пойду, — неожиданно громко заявил поэт. — Никогда больше не стану ходить той дорогой.

— А мне думается, всем нам придется сегодня ночью пройти той дорогой, сурово проговорил священник. — Хотя не скрою, это опасный путь, и скорее для многих, чем для одного.

— Я не пойду… Господи, ну что вы все ко мне пристали! — выкрикнул Хорн, как-то странно отводя глаза.

Все встали, включая поэта, но он, в отличие от остальных, не сделал ни шага к двери.

— Послушайте, мистер Хорн, — строго сказал Нейрс, — да будет вам известно, что я инспектор полиции и моих людей вокруг этого дома много. До сих пор я вел расследование по возможности щадящими способами, но мне надо выяснить все, что относится к делу. Если уж вы рассказываете сказки о каком-то призраке, мне надо проверить и это. Я вынужден требовать, чтобы вы проводили меня к тому самому месту.

Комната снова погрузилась в тишину. Хорн тяжело дышал, его фигура казалась воплощением неописуемого страха. Потом вдруг он снова сел в кресло и сказал уже другим, более спокойным голосом:

— Я не в состоянии этого сделать. Может, вы даже знаете, почему. Впрочем, рано или поздно вы все равно узнаете. Дело в том, что я убил этого человека.

На мгновение в доме все замерло, как будто прямо над крышей прогремел гром, а в воздухе соткались мертвые тела. Затем жуткую тишину нарушил голос патера Брауна, прозвучавший так странно, что мог вызвать ассоциацию с мышиным писком.

— Вы убили его намеренно? — задал вопрос священник.

— Не знаю даже, как ответить, — сказал человек, сидевший в кресле и уныло грызший ноготь. — Кажется, я был вне себя. Мне давно известно, как нетерпим и нагл этот Уайз. Я был в его владениях, он ударил меня, и не просто задел, а сделал это намеренно. Мы сцепились, и он упал с обрыва. Только когда я отошел уже довольно далеко, меня молнией поразила мысль: я совершил преступное деяние и теперь должен быть изгнан из общества себе подобных. Казалось, каиново клеймо запечатлелось на моем лбу; я отчетливо представлял себе: я — убийца и когда-нибудь мне придется в этом сознаться. — Он вдруг выпрямился: — Но о других не скажу ничего худого. Так что не спрашивайте меня о предварительном умысле или о сообщниках — об этом я говорить не стану.

— Ну, убийство-то ведь совершено не одно, — отозвался Нейрс, — так что вряд ли ссора вышла так уж случайно. Не подослал ли вас кто-нибудь?

— Я не стану давать показаний против старых соратников, — гордо заявил Хорн. — Может быть, я и убийца, но предателем вы меня сделаться не заставите!

Нейрс, загородив поэту выход, пригласил кого-то из своих помощников в дом.

— Мы сейчас все-таки отправимся туда, к обрыву, — тихо сказал он полисмену и указал на Хорна: — Этот человек пойдет с нами. Стерегите его, чтоб не сбежал.

Все понимали, что охота на привидение, особенно после того, как убийца признался, — не более чем прогулка к берегу моря. И то хорошо — ведь надо было снять охватившее всех напряжение. Однако Нейрс — наиболее скептичный и иронично настроенный — не хотел упускать ни малейшего шанса что-либо разузнать, хотя бы для этого надо было перевернуть валуны или даже могильные камни. Ибо обрушившийся край скалы и был подобием могильной плиты над водяным ложем несчастного Гидеона Уайза.

Сыщик вышел из дома последним; он запер дверь и последовал за остальными по тропинке, ведущей к скале через вересковую пустошь. И тут он вдруг с изумлением заметил юного Поттера, секретаря покойного магната. Тот быстро шел им навстречу, и лицо его, облитое лунным светом, могло соперничать в бледности с самой Селеной, богиней луны.

— Клянусь Богом, сэр, там и впрямь что-то есть, — были его первые за весь вечер слова. — Он… оно очень похоже на моего хозяина…

— Чушь, — хрипло буркнул инспектор

— Вы что, думаете, я не узнал бы его? — возмущенно воскликнул секретарь.

— Вот-вот, — язвительно сказал сыщик, — и еще вы и некоторые ваши знакомые слишком хорошо помните, что у вас есть причины его ненавидеть. Хокет не зря нас предупреждал.

— Возможно, в этом и есть доля правды, — отозвался секретарь. — Но уж, во всяком случае, я его хорошо знаю в лицо, поэтому утверждаю: я видел, как он стоит там неподвижно и вглядывается в пространство, а над ним сияет эта проклятая луна.

И он указал на расщелину в скале, где даже издали заметно было нечто белое — не то лунный блик, не то фонтан пены, хотя похоже было, что субстанция эта более плотная. Они подошли ближе еще на сотню ярдов; фигура стояла без движения и казалась статуей из серебра.

Нейрс был бледен и явно пытался сообразить, что же делать. Испуг Поттера был не меньшим, чем у самого Хорна, и даже Бирн, ко всему привычный репортер, не обнаруживал ни малейшего желания подойти к фигуре поближе. Пугало Бирна и то, что единственный человек, который признался, что мог бы испугаться призрака, сейчас его ничуть не боялся. Это был отец Браун — он шел вперед так уверенно, как будто перед ним был рекламный стенд.

— Кажется, на вас все это не произвело никакого впечатления, — сказал священнику Бирн. — А я-то думал, вы действительно верите в привидения.

— Если уж на то пошло, я думал, что вы в них не верите, — ответствовал Браун. — Но одно дело — верить в призраков вообще, и совершенно другое поверить в конкретный призрак.

Бирн был пристыжен; он украдкой бросил еще один взгляд на осыпающийся край обрыва, где в стылом лунном свете белело нечто непонятное.

— Я и не верил, пока сам не увидел, — заявил он.

— А я, напротив, верил, пока сам не увидел, — отозвался священник.

Бирн пристально глядел на него, а отец Браун все шагал вперед по пустоши, полого поднимавшейся к скале, которой расщелина в середине придавала вид двугорбого верблюда. Бледный свет луны делал траву похожей на густую седую шевелюру, зачесанную на сторону гребнем ветра; казалось, она указывала на то место, где на расколотом склоне скалы среди серовато-зеленого торфа белели отложения мела. Именно там и находился не то бледный силуэт, не то светящийся призрак. Эта загадочная белая фигура выделялась на фоне унылого ландшафта, совершенно пустынного, если не считать широкой спины священника, уверенно шагавшего вперед, к разгадке тайны. Тогда вдруг бдительно охраняемый Хорн с пронзительным криком вырвался из рук полицейских, бросился к обрыву, опередив патера Брауна, и упал на колени перед видением.