Ник Картер - Фонограф-свидетель
– Жестоко ошибаешься! Оно до последнего цента перейдет к нам!
– Смотрите, не промахнитесь! Конечно если вы, в довершение всего, убьете отца и составите подложное завещание.
Послышался насмешливый хохот. Затем Рудольф ответил:
– Черт возьми, ты умнее, чем я думал. Стало быть, ты уже догадалась? Само собою разумеется, отец будет укокошен также, как и ты. Письмо, которое вызывает его сюда, уже находится в дороге. Он получит его либо сегодня вечером, либо завтра утром, ну, а затем – впрочем, тебе не надо знать всего. Довольно тебе и того, что я уже сказал.
– Почему? Ведь я так или иначе не смогу ему передать ваших замыслов?
– Так-то оно так, хотя бы уже потому, что он увидит тебя только мертвой!
– Рудольф! Если в твоем сердце осталась хоть одна искра сострадания, то разреши мне один только еще раз увидеться с отцом, – взмолилась Наталья.
– Этому не бывать! – грубо оборвал Рудольф, – он увидит лишь твой труп, а спустя час по прибытии он тоже должен будет отправиться на тот свет!
Рыдания несчастной девушки были прерваны стуком в дверь, и Рудольф произнес:
– Я оставлю тебя одну на четверть часа. Если ты за это время пожелаешь покончить с собой, то ничего не имею против этого. Вон на том столе находятся морфий, синильная кислота и опий. На каждой бутылочке имеется соответствующая этикетка, можешь выбирать по собственному вкусу. Будь рассудительна и кончай с этим делом. Этим ты избавишь нас от неприятной работы убивать тебя.
Затем Ник Картер расслышал, как Рудольф с громким хохотом встал со стула, вышел и с треском захлопнул за собой дверь.
Как только он ушел, снова заговорила Наталья.
– Ты слышал все, мститель мой. Я с нетерпением ждала момента, когда мои убийцы заявят мне о своих преступных намерениях. Рудольф, таким образом, сознался во всем, и я молю Бога, чтобы этого сознания было достаточно для предания его, Макса и Оливетты законной каре. Жизнь дивно хороша! Теперь, когда часы мои сочтены, я снова хочу жить! Отец, мой дорогой отец! Тебя они тоже убьют, заставят умереть с мыслью, что я была недостойной дочерью.
После некоторого молчания снова раздался несколько повышенный голос несчастной девушки:
– Я должна умереть раньше моего отца! Там, на том свете, я буду ожидать его, там я встречу его, там он узнает всю правду! Там, где нет козней и коварства, я снова буду его дочерью. Слышишь ли ты меня, мститель мой? Я обречена на смерть, но я знаю, что Господь Бог снова сведет меня с отцом! Но, вот и этот валик кончился. Прощай навеки, мститель мой!
– Теперь, собственно говоря, остается прослушать еще один только валик, так как десятый и одиннадцатый не сообщают ничего интересного, – сказал Файрфильд, переставляя опять валики фонографа, – дело в том, что после этого Наталью уже больше не оставляли одну.
– Ничего не значит, – заявил сыщик, – я все-таки хотел бы прослушать все три валика.
– Как угодно, мистер Картер, – ответил Файрфильд, – впрочем, на десятом валике, действительно, имеется интересное замечание. Итак, слушайте.
Он привел фонограф в движение и снова послышался голос Натальи:
– Слава Богу, они ушли из комнаты. Надеюсь, они оставят меня в покое хотя бы на некоторое время. Очевидно, они теперь будут наблюдать за мной очень зорко. Давеча они чуть не застали меня за фонографом, а этого не должно быть, так как они уничтожат валики и никогда никто не узнает о совершенном ими ужасном преступлении. Вот они опять возвращаются. Все четверо: Макс, Рудольф, Оливетта и та девушка, которую они зовут Дианой. Они не хотят говорить мне, кто она такая. Я теперь закрою фонограф, но не остановлю его.
Ник Картер расслышал шорох платка, набрасываемого на фонограф; затем он услышал, как Наталья отодвинула стул и встала.
По-видимому, перечисленные Натальей четыре лица вошли в комнату, и сыщик дальше ничего не понял, а слышал только неясный говор.
Когда Файрфильд вставил одиннадцатый валик, Ник Картер расслышал следующее:
– Час тому назад мне удалось достать огнестрельное оружие. Рудольф находился у меня в комнате и сторожил. Должно быть, прошлую ночь он совсем не спал, так как глаза у него то и дело смыкались, и он только с трудом сидел на стуле. Затем несколько раз зевнув, он заснул. Я сейчас же вынула ключи из его кармана и вышла из комнаты. Но я не посмела сойти по лестнице в нижний этаж, так как слышала голоса в комнате рядом с передней. Да и все равно я не смогла бы выйти из дома, так как между лестницей и входной дверью приделана железная решетка. Я прокралась в одну из комнат, дверь которой была открыта. Я увидела, что в этой комнате живет Макс. Я нашла там заряженный револьвер, который и взяла с собой. Кроме того я взяла железную шкатулку, в которой, насколько мне известно, Макс хранить важные документы. Я принесла ее в свою комнату, обвязала ее веревочкой и повесила за плюшевую портьеру окна моей спальни. Это окно никогда не открывается. Там шкатулка может провисеть незамеченной целые годы. Затем я положила ключи обратно в карман Рудольфа и...
На этом кончался валик.
– И это все? – спросил Ник Картер.
– Есть еще двенадцатый, последний валик, – ответил Файрфильд.
– Вставьте его поскорее. Откровенно говоря, эта история действует на нервы.
Когда валик пришел в движение, сыщик услышал пронзительный крик Натальи:
– Назад! – кричала она, – вы видите, я вооружена! Я пристрелю всякого, кто приблизится ко мне!
– Проклятие! – яростно заревел Макс. – Это мой револьвер! Откуда ты его взяла?
– Рудольф дал мне его, чтобы я могла защищаться, – злобно ответила Наталья.
– Это ложь! Гнусная ложь! – крикнул Рудольф.
– Каким образом могла ты выйти из своей комнаты? – спросил звонкий женский голос.
Но Наталья ничего на это не ответила.
Вдруг раздался бешенный крик, затем выстрел, еще крик и...
Судя по шуму, в комнате, очевидно, происходила ожесточенная борьба между несколькими лицами.
Слышны были проклятия, произносимые мужским голосом и опять крики, испускаемые женщиной.
Затем Ник Картер расслышал глухое падение тела и тяжелое хрипение.
Все стихло.
Вдруг снова послышался женский голос:
– Она мертва?
– Мертва!
– Помоги Оливетте, Диана, – раздался глухой бас Рудольфа, – она, вероятно, только оглушена, так как пуля слегка задела ее.
– Но из раны идет кровь струей. Так или иначе у нее на всю жизнь останется шрам.
– Возможно. А куда ты денешь труп, Макс? Старик может приехать часов в восемь и тогда...
На этом кончался последний валик.
* * *– Вот и все, мистер Картер, – мрачно проговорил Файрфильд.
– Это самая мрачная трагедия, с которой мне когда-либо приходилось сталкиваться за всю мою практику, – произнес сыщик, – но мы отомстим за несчастную Наталью. Клянусь, что эти изверги не восторжествуют. Я попрошу вас доверить мне валики и фонограф на несколько дней. Я хочу прослушать всю историю еще раз совершенно спокойно у себя дома.
– Я знал, что вы потребуете это и прошу вас распоряжаться фонографом и валиками, как вашей собственностью!
– Благодарю вас, мистер Файрфильд. Теперь я уйду, а завтра к десяти часам утра попрошу вас быть у меня. Я надеюсь, что до этого времени сумею кое-чего добиться.
– Вы полагаете, что вам удастся раскрыть эту ужасную тайну? – спросил Файрфильд.
– Я уверен в этом, – решительно заявил Ник Картер, – негодяи во чтобы то ни стало должны быть преданы заслуженной ими каре. У нас, впрочем, есть важные факты: мы знаем имена убитой и убийц.
– По-видимому, преступление совершено в какой-нибудь уединенной местности? – заметил Файрфильд.
– Конечно, но ведь таких местностей очень и очень много, – проговорил Ник Картер, – преступление могло быть совершено в Калифорнии, в штате Орегон или во Флориде, вообще, в такой местности, где говорят по-английски. Итак, прощайте, мистер Файрфильд. До завтра.
Ник Картер взял с собой фонограф с валиками и поехал к себе домой.
* * *Уже по дороге домой Ник Картер составил себе план действий.
Устроившись в своем рабочем кабинете, сыщик вызвал к себе своих помощников Дика, Патси и Тен-Итси и в кратких словах сообщил им о новом деле.
– Я попрошу вас всех троих прослушать валики, – заключил Ник Картер свое повествование, – но до поры до времени не делитесь впечатлениями. Пусть каждый из вас самостоятельно подумает об этом деле, а завтра утром выскажет мне с глазу на глаз свой взгляд, не делясь пока своими мнениями с другими.
* * *– Ну, что? – спросил Ник Картер на другое утро, когда к нему явился Дик, – что тебе прежде всего бросилось в глаза во всем этом деле.
– Скажу прямо, – заявил молодой сыщик, – что я больше всего поражаюсь хладнокровию Натальи. Мне кажется совершенно невероятным, чтобы молодая девушка могла смотреть смерти в глаза с таким поразительным спокойствием.
