Уилки Коллинз - Лунный камень
По уходѣ миледи душевное безпокойство мое возрасло до такихъ ужасныхъ размѣровъ, что не будучи въ состояніи «думать», я обратился къ своему обыкновенному средству, всегда выручавшему меня во всѣхъ сомнительныхъ и непредвидѣнныхъ случаяхъ моей жизни. Я закурилъ трубочку и принялся за Робинзона Крузо. Но не прошло и пяти минутъ моей бесѣды съ этою удивительною книгой, какъ вдругъ попадаю на слѣдующее утѣшительное мѣстечко (страница сто пятьдесятъ восьмая): «Сегодня мы любимъ то, что завтра будемъ ненавидѣть». Не ясный ли это былъ намекъ на мое собственное положеніе? Сегодня мнѣ хотѣлось во что бы то ни стало оставаться управляющимъ; завтра же, по мнѣнію Робинзона Крузо, желанія мои должны были измѣниться. Стоило только войдти въ свою завтрашнюю роль, и дѣло было въ шляпѣ. Успокоившись такимъ образомъ, я легъ спать въ качествѣ управляющаго леди Вериндеръ, а поутру проснулся уже ея дворецкимъ. Отлично! И все это благодаря Робинзону Крузо!
Дочь моя Пенелопа сейчасъ заглянула мнѣ черезъ плечо, желая посмотрѣть, сколько успѣлъ я написать до сихъ поръ. По ея мнѣнію, разказъ мой прекрасенъ и какъ нельзя болѣе правдивъ; но ей кажется, что я не понялъ свою задачу. Меня просятъ описать исторію алмаза, а я вмѣсто того разказываю о самомъ себѣ. Странно, въ толкъ не возьму, отчего это такъ случилось! Неужели же люди, для которыхъ сочиненіе книгъ служитъ промысломъ и средствомъ къ жизни, подобно мнѣ впутываютъ себя въ свои разказы? Если такъ, то я вполнѣ имъ сочувствую. А между тѣмъ вотъ и опять отступленіе. Что жь теперь остается дѣлать? Да ничего другаго, какъ читателю вооружаться терпѣніемъ, а мнѣ въ третій разъ начинать сызнова.
III
Я пробовалъ двумя способами рѣшить задачу о томъ, какъ приступить къ заданному мнѣ разказу. Вопервыхъ, почесалъ затылокъ, что не повело рѣшительно ни къ чему; вовторыхъ, посовѣтовался съ своею дочерью Пенелопой, которая подала мнѣ совершенно новую мысль.
Пенелопа совѣтуетъ мнѣ начать разказъ подробнымъ описаніемъ всего случившагося съ того самаго дня, какъ мы узнали, что въ домѣ ожидаютъ прибытія мистера Франклина Блекъ. Стоитъ только остановить свою память на извѣстномъ числѣ и годѣ, и она станетъ подбирать вамъ послѣ этого небольшаго умственнаго напряженія фактъ за фактомъ съ необыкновенною быстротой. Главное затрудненіе состоитъ въ томъ, чтобы найдти точку опоры; но въ этомъ Пенелопа берется помочь мнѣ, предлагая для справокъ свои собственный дневникъ, который заставляли ее вести въ школѣ и который она не прекращаетъ и до сихъ поръ. Въ отвѣтъ на мое предложеніе самой разказать эту исторію по своему дневнику, Пенелопа вспыхнула и отвѣчала съ сердитымъ взглядомъ, что она ведетъ свой дневникъ единственно для себя, и что ни одно живое существо не должно знать его содержанія. Я спросилъ ее, о чемъ же она тамъ пишетъ? «Такъ, о пустякахъ,» отвѣчала она, а я думаю, что скорѣе о любовныхъ продѣлкахъ.
Итакъ, начинаю по плаву Пенелопы и прошу читателя замѣтить, что въ среду утромъ, 24-го мая 1848 года, я былъ нарочно позвавъ въ кабинетъ миледи.
— Габріель, сказала она, — вотъ новости, которыя должны удивить васъ. Франклинъ Блекъ вернулся изъ чужихъ краевъ. Онъ остался погостить на время у отца своего, въ Лондонѣ, а завтра пріѣдетъ къ вамъ и пробудетъ здѣсь около мѣсяца, чтобы провести съ вами день рожденія Рахили.
Имѣй я тогда шляпу въ рукахъ, я развѣ только изъ уваженія къ миледи не позволилъ бы себѣ подбросить ее къ потолку. Я не видалъ мистера Франклина со времени его дѣтства, проведеннаго въ нашемъ домѣ. Изо всѣхъ знакомыхъ мнѣ шалуновъ и буяновъ, это былъ, по моему мнѣнію, самый прелестный мальчикъ. Въ отвѣтъ на это замѣчаніе, миссъ Рахиль сказала мнѣ, что ей, по крайней мѣрѣ, онъ до сихъ поръ представляется лютымъ тираномъ, терзавшимъ куколъ и загонявшимъ изнеможенныхъ дѣвочекъ веревочными возжами.
— Я пылаю негодованіемъ и изнемогаю отъ усталости, когда вспомню о Франклинѣ Блекъ, сказала она въ заключеніе.
Прочитавъ все это, вы, конечно, спросите меня, какъ это случилось, что мистеръ Франклинъ провелъ всю свою юность внѣ отечества? А вотъ какъ, отвѣчу я: отецъ его, по несчастію, былъ ближайшимъ наслѣдникомъ одного герцогства, не имѣя возможности доказать своихъ правъ на него.
Короче сказать, вотъ какъ это случилось:
Старшая сестра миледи вышла замужъ за знаменитаго мистера Блекъ, одинаково прославившагося своимъ богатствомъ и своимъ нескончаемымъ процессомъ. Сколько лѣтъ надоѣдалъ онъ судебнымъ мѣстамъ своего государства, требуя изгнанія герцога, овладѣвшаго его правами, и требуя своего собственнаго водворенія на его мѣстѣ; сколькимъ адвокатамъ набилъ онъ кошельки и сколько другихъ безобидныхъ людей затормошилъ онъ, доказывая имъ законность своихъ притязаній, — я теперь рѣшительно не въ состояніи перечесть. Жена, такъ же какъ и двое изъ троихъ дѣтей его, умерли прежде чѣмъ суды рѣшали запереть ему дверь и не пользоваться больше его деньгами. Когда средства его уже окончательно истощилась, а несокрушимый герцогъ преспокойно продолжалъ пользоваться своею властью, мистеръ Блекъ придумалъ отмстить своему отечеству за несправедливость, лишивъ его чести воспитать его сына.
— Какъ могу я довѣриться своимъ отечественнымъ учрежденіямъ, говорилъ онъ, — послѣ ихъ поступка со мной?
Прибавьте къ этому, что мистеръ Блекъ не любилъ вообще мальчиковъ, въ томъ числѣ и своего собственнаго сына, и вы легко поймете, что это должно было привести къ одному концу. Мистеръ Франклинъ былъ взятъ отъ насъ и пославъ въ страну такихъ учрежденій, которымъ могъ довѣриться его отецъ, въ пресловутую Германію. Самъ же мистеръ Блекъ, замѣтьте это, пріютился въ Англіи, съ цѣлью усовершенствовать своихъ соотечественниковъ засѣдающихъ въ парламентѣ и издать свой отчетъ по дѣлу о владѣтельномъ герцогѣ, своемъ соперникѣ,- отчетъ, оставшійся и до сей поры неоконченнымъ. Ну! слава Богу, разказалъ! Ни вамъ, ни мнѣ не нужно болѣе обременять своей головы мистеромъ Блекомъ старшимъ. Оставимъ же его при его герцогствѣ, а сами примемся за исторію алмаза.
Это вынуждаетъ насъ вернуться къ мистеру Франклину, который послужилъ невиннымъ орудіемъ для передачи въ нашъ домъ этой несчастной драгоцѣнности.
Нашъ прелестный мальчикъ не забывалъ насъ и во время своего пребыванія за границей. Отъ времени до времени онъ писалъ то къ миледи, то къ миссъ Рахили, иногда и ко мнѣ. Предъ отъѣздомъ своимъ онъ отнесся ко мнѣ съ маленькимъ дѣльцемъ: занялъ у меня клубокъ бичевы, и ножичекъ о четырехъ клинкахъ и семь сикспенсовъ деньгами. Съ этой минуты я не видалъ ихъ болѣе, да и врядъ ли когда-нибудь увижу. Письма его собственно ко мнѣ заключали въ себѣ только просьбы о новыхъ займахъ, но я все таки зналъ чрезъ миледи о его житьѣ-бытьѣ за границей, съ тѣхъ поръ какъ онъ сталъ взрослымъ человѣкомъ. Усвоивъ себѣ все, чему могли научить его германскія учебныя заведенія, онъ познакомился съ французскими, а затѣмъ съ италіянскими университетами. По моимъ понятіямъ, они образовали изъ него нѣчто въ родѣ универсальнаго генія. Онъ немножко пописывалъ, крошечку рисовалъ, пѣлъ, игралъ и даже сочинялъ немного, вѣроятно, не переставая въ то же время занимать направо и налѣво такъ, какъ онъ занималъ у меня. Достигнувъ совершеннолѣтія, онъ получилъ наслѣдство, оставленное ему матерью (семьсотъ фунтовъ въ годъ), и пропустилъ его сквозь пальцы, какъ сквозь рѣшето. Чѣмъ больше у него было денегъ, тѣмъ болѣе онъ въ нихъ нуждался; въ карманѣ мистера Франклина была прорѣха, которую никакъ нельзя было зашить. Его веселый и непринужденный нравъ дѣлалъ его пріятнымъ во всякомъ обществѣ. Онъ умѣлъ поспѣвать всюду съ необыкновенной быстротой; адресъ его всегда былъ слѣдующій: «Европа, почтовая контора, удержать до востребованія.» Уже два раза собирался онъ къ намъ и всякій разъ (извините меня) повертывалась какая-нибудь дрянь, которая удерживала его подлѣ себя. Наконецъ, третья попытка его удалась, какъ извѣстно изъ приведеннаго выше разговора моего съ миледи. Во вторникъ, 25-го мая, мы должны были въ первый разъ увидать вашего прелестнаго мальчика въ образѣ мущины. Онъ былъ знатнаго происхожденія, мужественнаго характера, и имѣлъ, по вашему разчету, двадцать пять лѣтъ отъ роду. Ну, теперь вы столько же знаете о мистерѣ Франклинѣ Блекѣ, сколько я самъ звалъ до пріѣзда его къ вамъ.
Въ четвергъ была прелестнѣйшая погода. Не ожидая мистера Франклина ранѣе обѣда, миледи и миссъ Рахиль отправились завтракать къ сосѣдямъ. Проводивъ ихъ, и пошелъ взглянуть на спальню, приготовленную вашему гостю, и нашелъ тамъ все въ порядкѣ. Затѣмъ я спустился въ погребъ (нужно сказать вамъ, что я былъ не только дворецкій, но и ключникъ, по собственному моему желанію, замѣтьте, потому что мнѣ досадно было видѣть кого-либо другаго обладателемъ ключей отъ погреба покойнаго сэръ-Джона), досталъ бутылочку вашего превосходнаго кларета и поставилъ ее погрѣться до обѣда на тепломъ лѣтнемъ воздухѣ. Сообразивъ, что если это полезно для стараго бордо, то оно столько же будетъ пригодно и для старыхъ костей, я собрался было и самъ расположиться на солнышкѣ, и взявъ свой плетеный стулъ, направился уже къ заднему двору, какъ вдругъ меня остановилъ тихій барабанный бой, раздавшійся на террасѣ, противъ комнатъ миледи.
