Рекс Стаут - В лучших семействах

Я плюхнулся на свой стул и промокнул носовым платком слезящиеся глаза.

— Ну что, разоблачили этих лицемеров? — поинтересовался я, когда он положил трубку.

— Я с самого начала знал, что Флит здесь ни при чем, — проворчал Вульф.

— Конечно. Позвать полицейского?

— Нет.

Я согласно кивнул.

— Вопрос был чисто риторический. — Я снова протер глаза и высморкался. — Ниро Вульф не обращается в полицию. Ниро Вульф сам вскрывает все посылки с колбасой и оставляет своих врагов в дураках. — Я еще раз высморкался. — Правда, в один прекрасный день Ниро Вульф вскроет не ту картонку и тогда то, что от него останется…

— Твой вопрос был не риторический, — грубо оборвал меня Вульф. — Слово «риторический» имеет другой смысл.

— Вот как? Но вопрос-то задал я. И я хотел, чтобы он звучал риторически. Кстати, как вы докажете, что я не знаю значения слова «риторический»? Всякий раз, когда вы задаете мне вопрос, а Бог тому свидетель — это случается сплошь и рядом, должен ли я предполагать, что…

Зазвонил телефон. В миллион моих обязанностей, за которые мне платят жалованье, входят и секретарские функции, так что я снял трубку. И тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Нечего и говорить о том, что этот голос потряс меня, так как я вдруг ощутил, что под ложечкой у меня предательски засосало. Сила шока во многом определяется его внезапностью, но я никак не могу сказать, что голос, прозвучавший в телефонной трубке, оказался для меня сюрпризом. Напротив, я думаю, что мы оба, Вульф и я, сидели и переливали из пустого в порожнее в ожидании, пока раздастся именно этот голос.

Все, что он произнес, было:

— Могу я переговорить с мистером Вульфом?

В желудке у меня что-то оборвалось, но я охотнее сгорел бы в геенне огненной, чем проявил свою слабость. Я ответил, не слишком, впрочем, учтиво:

— А, приветик. Если это вы, конечно. Кажется, вас когда-то звали Дункан?

— Да. Мне мистера Вульфа, пожалуйста.

— Минутку. — Я прикрыл трубку рукой и сказал Вульфу:

— Это он.

— Кто? — рявкнул Вульф.

— Вы уже догадались по выражению моего лица. Мистер Икс. Мистер Зек. Он.

Стиснув зубы, Вульф потянулся к телефону.

— Ниро Вульф слушает.

— Здравствуйте, мистер Вульф. — Я продолжал держать у уха параллельную трубку, и резкий, холодный, педантичный голос звучал точно так же, как и четыре предыдущих раза за последние три года, когда мне доводилось его слышать. Он отчетливо произнес, чеканя каждое слово:

— Вы узнали меня?

— Да, — отрывисто сказал Вульф. — Что вам угодно?

— Хотел напомнить вам, что я умею быть великодушным. Сами понимаете, что в картоночке могло оказаться нечто большее, чем безобидный газ, но я решил ограничиться предупреждением. К тому же, год назад я говорил вам, что без вас наш мир во многом утратит свою привлекательность.

— Согласен, — сухо бросил Вульф.

— Несомненно. Кстати, я не забыл, как вы блестяще изобличили убийцу Луиса Роуни. Впрочем, тогда ваши интересы совпали с моими. Теперь же, когда вы занялись делом миссис Барри Рэкхем, они не совпадают, так что я не могу с этим примириться. Из уважения к вам я не хочу, чтобы вы лишились гонорара. Возвратите задаток, откажитесь от дела, и через два месяца, начиная с сегодняшнего дня, я вручу вам десять тысяч наличными. В прошлом вы дважды пренебрегли аналогичным предложением с моей стороны, но обстоятельства спасали вас. Больше не советую вам рисковать. Придется вам понять, что…

Вульф отнял трубку от уха и аккуратно поместил ее на рычажки. Буквально тут же я последовал его примеру, чтобы наш собеседник не заблуждался насчет того, что произошло.

— Дьявольщина, опять началось, — простонал я. — Что за невезение…

— Замолчи, — прорычал Вульф.

Я повиновался. Вульф оперся локтями о подлокотники кресла, сплел пальцы над самым выпуклым местом необъятного живота и уставился в уголок бювара. Собственно, сказать-то мне было нечего, кроме того, что наше дело — дрянь, а это было и так ясно. Однажды Вульф приказал мне навсегда выбросить из головы имя Арнольда Зека, но называй я его даже Зек, или Он, или хотя бы Икс, все равно он оставался той личностью, которая месяцев десять тому назад наслала на нас пару головорезов, вооруженных автоматом и пулеметом Томпсона. Эти субъекты, расположившись на крыше дома на противоположной стороне улицы, открыли огонь по нашей оранжерее, перебили стекла и оборудования на добрых десять тысяч долларов и превратили восемь тысяч драгоценных орхидей в сырье для компоста. Это тоже задумывалось как предупреждение.

И вот теперь он хотел, чтобы мы расторгли контракт и не связывались с Барри Рэкхемом. Вероятно, это означало одно: не шевельнув и пальцем, мы нашли ответ на вопрос миссис Рэкхем — откуда у ее мужа карманные деньги? Очевидно, он принимал участие в операциях Арнольда Зека, которые Вульф как-то назвал незаконными, а некоторые — отвратительными. Ничего удивительного, что Зек не хотел, чтобы мы занялись одним из его людей. Все это было ясно как божий день, но вот беда — мы опять нарвались на Зека, что, по большому счету, было не лучше, чем заполучить цилиндр со слезоточивым газом вместо изрядной порции дарстовской колбасы.

— А ведь он точно все рассчитал, черт его побери, — пожаловался я. — Прямо как по нотам. Кто-то наблюдал за домом и видел, что я взял сверток, а потом распахнул дверь и вышел подышать на крыльцо — они поняли, что картонку вскрыли, сообщили Зеку, и он тут же позвонил. Черт возьми, он мог даже…

Я умолк, так как заметил, что разговариваю сам с собой. Вульф меня не слышал. Он сидел в прежней позе, вперив взгляд в уголок бювара. Я заткнулся, сел поудобнее и запасся терпением. Прошло добрых пять минут, прежде чем он заговорил.

— Арчи, — сказал Вульф, взглянув на меня.

— Да, сэр?

— Сколько у нас было дел, начиная с прошлого июля?

— Любых дел? Считая всякую мелочь? Э-э-э, сорок.

— Мне казалось — больше. Хорошо, скажем, сорок. В первый раз мы случайно стали ему поперек пути два года назад, а во второй — в прошлом году. Мы оба, он и я, занимаемся преступлениями, а его сети раскинуты настолько широко, что совершенно логично ожидать: один раз в год или в одном из сорока дел, за которые мы беремся, мы будем натыкаться на него. И все начнется сначала. — Он ткнул пальцем в сторону телефонного аппарата. — Эта штуковина зазвонит, и этот гнусный голос станет диктовать мне условия. Если мы уступим, то сможем здесь жить и зарабатывать средства к существованию лишь с его благословения. Если же откажемся повиноваться, то будем жить в состоянии трепетной бдительности и одного из нас или даже обоих, возможно, убьют. Твое мнение?

Я покачал головой.

— Вы все разложили по полочкам. Мне не нравится ни то ни другое.

— Мне тоже.

— Если вы погибнете, то я потеряю работу, а если убьют меня, вам останется только уйти на покой. — Я посмотрел на циферблат наручных часов. — Самое неприятное, что у нас даже нет недели на размышление. Сейчас двадцать минут первого, а к трем часам я должен быть в Хиллсайд Кеннелз, и мне еще надо пообедать, побриться и переодеться. В том случае, если я поеду, конечно. Я поеду?

— Увы, — вздохнул Вульф. — Здесь-то собака и зарыта. Два года назад, когда мы занимались делом Орчарда, я взял ответственность на себя и проигнорировал угрозы этого человека. В прошлом году, во время дела Кейна, я поступил так же. На сей раз я не хочу и не Стану повторять прежние ошибки. Я отдаю себе отчет, что обычно выбираю нужную стратегию действий, но я не стану говорить тебе о том, что для того, чтобы заработать свое жалованье, ты должен отправиться туда и познакомиться с мистером Рэкхемом. Если хочешь, можешь позвонить и отложить поездку до лучших времен.

Я уставился на него:

— Вот, значит, как? Черт побери, неужели вы решили взвалить всю ответственность на меня?

— Да. Я его боюсь. Если должностные лица и другие законопослушные граждане подчиняются приказаниям этого человека, почему я должен стать исключением?

— Ну и притворщик же вы, — терпеливо сказал я. — Хватит вешать мне лапшу на уши. Вы прекрасно знаете, что я скорее слопаю кусок мыла, чем позволю этому сукину сыну наступить себе на хвост, и я прекрасно знаю, что вы скорее намажете хреном устрицы, чем уступите ему. Работай мы поодиночке — другое дело, но коль скоро мы повязаны здесь вдвоем, другого выхода нет.

Вульф испустил душераздирающий вздох.

— Что ж, надо понимать, что ты едешь?

— Да. Но при одном условии — «трепетная бдительность» начинается немедленно. Вы призовете Фрица и Теодора, объясните им, что нам угрожает, обе двери постоянно будут на засове, вы обещаете держаться подальше от окон, и еще: ничто и никто не должны пересекать порог нашего дома без моего ведома.

— Боже всемогущий, — он мрачно покачал головой, — да это же тюремный режим!

— Сперва испробуйте, потом говорите. Кто знает, может быть, десять лет спустя вы будете испытывать наслаждение от такого образа жизни.