Жорж Сименон - Мегрэ и ленивый вор
— Вы думаете, что это сделал кто-то из его сообщников?
— У Кюэнде не было никаких сообщников. Никогда.
— Почему же его прикончили? И кто?
— Именно это я и хотел бы узнать.
Здесь тоже, как в последнее время в большинстве учреждений Парижа, работали при искусственном свете. Сумрачно. Небо было свинцового цвета, а мостовая казалась покрытой слоем черного стекла. По тротуарам люди двигались быстро, держась ближе к стенам домов; из ртов их выходили облачки пара.
Мегрэ вернулся к своим инспекторам. Двое из них были заняты телефонными разговорами. Несколько других — писаниной. Они тоже!
— Ничего нового, Люка?
— По-прежнему идут поиски Фернана. Кто-то вроде бы видел его в Париже три недели назад, но это неточные сведения.
Фернан. Рецидивист. Десять лет назад этот Фернан, настоящее имя которого никогда не удавалось точно установить, был главарем шайки, которая в течение двух месяцев произвела свыше десяти дерзких вооруженных нападений.
Удалось арестовать всю банду, процесс шел почти два года. Гангстеры получили по нескольку лет тюрьмы, один из них умер от туберкулеза, двое вышли по амнистии досрочно.
Мегрэ не напоминал об этом вице-прокурору, который был так взволнован «ростом преступности». У него была собственная концепция. Некоторые детали последних нападений позволяли ему считать, что к этому причастны члены старой шайки, которые наверняка создали какую-то новую банду.
Достаточно было задержать одного из них. И над этим люди комиссара Мегрэ работали уже почти три месяца, терпеливо занимаясь поисками следов.
Поиски привели к тому, что все внимание сосредоточилось на личности Фернана. Известно было, что он находится на свободе, но в течение месяцев не удалось напасть на его след.
— А его жена?
— Клянется, что давно не видела его. Соседи это подтверждают. Никто нигде не встречал Фернана — и это в районе, где он наверняка живет.
— Работайте, работайте, мои дорогие… Если кто-нибудь станет обо мне спрашивать… Скажем, позвонят из прокуратуры…
Мегрэ на минуту задумался.
— …Скажите, что я спустился вниз, в кафе. В конце концов скажите, что хотите. Все, что угодно.
Ему сейчас надо побыть одному. Он хочет спокойно подумать. И пусть никто не мешает ему заниматься делом человека, которого он знал тридцать лет и с которым был почти дружен.
Глава 2
Редко когда комиссар Мегрэ говорил с кем-нибудь о своих профессиональных делах. Не верил он и в стройные теории, в которых улики связывались с подозрениями в компактное целое, так как по опыту знал, что ни одно дело не проходит гладко.
Лишь в обществе своего друга, доктора Пардона с улицы Попинкур, после общего обеда он выдавливал пару слов, которые можно было принять за откровенность.
Несколько недель назад Мегрэ до такой степени позволил втянуть себя в беседу, что дал выход своему ожесточению:
— Некоторые люди воображают, что мы только для того и существуем, чтобы хватать преступников и вытягивать из них признание. Это одно из наиболее ошибочных убеждений общественности, с которыми человек так осваивается, что ему даже и в голову не приходит сомневаться в них. А на самом деле наша роль заключается в том, чтобы охранять — прежде всего — государство, потом правительство, неважно, какое оно, это общественное достояние, и только потом уже — жизнь отдельных граждан.
Ты когда-нибудь дал себе труд прочесть Уголовный кодекс? Надо добраться до 177-й страницы, чтобы найти параграфы, касающиеся преступлений против частных лиц. Когда-нибудь, когда буду уже на пенсии, я проведу точный подсчет этого. На глаз можно сказать, что три четверти, если не четыре пятых Уголовного кодекса посвящены вопросам движимости и недвижимости, фальшивым деньгам, выманиванию наследства и так далее… Словом, всему тому, что относится к деньгам… До параграфа 294, гласящего о «нищенствовании в общественных местах», за которым следует параграф 295, касающийся умышленного убийства.
Обед был превосходный, а вино «Сент-Эмилион», с незабываемым букетом, попросту великолепное.
— В газетах пишут прежде всего об уголовной полиции потому, что ее работа дает больше всего сенсационного материала. А на самом деле для министерства внутренних дел мы имеем меньшее значение, чем, например, отделы общей информации или финансовый.
Мы играем примерно ту же роль, что и защитники по отношению к присяжным заседателям. Представляем лишь фасад, а настоящую, серьезную работу делают за кулисами специалисты по гражданскому праву.
Высказывался ли Мегрэ в подобном духе двадцать лет назад? Или хотя бы шестью месяцами раньше, до того, как наступили все эти организационные изменения, свидетелем которых он был?
И теперь он бурчал себе под нос, проходя по мосту Сен-Мишель, на котором сильный ветер с Сены заставлял прохожих нагибаться в одну сторону и под одинаковым углом. Воротник пальто комиссара был поднят.
Ему часто случалось говорить самому с собой, как бы брюзжа или ворча. Но однажды он услышал, как Люка пояснял Жанвье, который только начинал тогда работать в его бригаде:
— Не стоит обращать на это внимания. Когда он что-то обдумывает, у него такое выражение, будто он в плохом настроении, но на самом деле это не так. Просто у него такая привычка.
Нет, комиссар Мегрэ совершенно не был в плохом настроении. Не чувствовал себя несчастным. Но что-то его постоянно беспокоило. Сейчас, например, его рассердило поведение вице-прокурора в Булонском лесу. Его взволнавала бессмысленная смерть Кюэнде, которому изуродовали лицо уже тогда, когда он был мертв.
«Скажите, что я спустился вниз, в кафе…»
Единственное, что действительно интересует господ на высоких постах, так это нападения с целью грабежа. Они любой ценой хотят положить им конец, поскольку жертвой ограбления становятся банки страховые общества и сберегательные кассы; именно они несут материальные убытки. Кражи автомобилей также участились в последнее время. Слишком участились по их мнению.
А разве кассиров не следует лучше охранять? — размышлял Мегрэ. Разве это дело, что переноску крупных, миллионных сумм доверяют одному или в крайнем случае двум лицам, курсирующим постоянно по одному и тому же маршруту, доступному практически для каждого? Ну да, все иные способы влекут за собой расходы, А что касается автомобилей — разве следует оставлять их рядом с тротуаром, часто с незапертыми дверцами, а иногда даже с ключами в замке зажигания? Ведь автомобиль дорого стоит, иногда столько, сколько средней величины квартира в городе или загородная вилла.
Но как часто владельцы сами не следят за ценными предметами, становящимися легкой добычей для преступников!
А бумажник с крупной суммой денег? А бриллиантовое колье?
Кражи такого типа вообще-то не должны касаться комиссара Мегрэ. Это не его сфера. А впрочем, если полиция должна быть только орудием…
Несмотря на эти не лишенные горечи размышления, Мегрэ решил, не откладывая, отправиться на улицу Муфтар.
День был морозным, но движение в этом районе оставалось таким же, как и всегда; торговля на лотках, в палатках и в лавочках была очень оживленной.
В двух шагах от улицы Сен-Медар находилась пекарня, а над ней — окна мезонина. Дом был старый, узкий, с фасадом, выкрашенным в желтый цвет. Из глубины двора доносился звук молота, ударявшего по наковальне.
Мегрэ поднялся по лестнице, снабженной шнуром вместо поручня, и через минуту постучал в дверь. За ней раздались тихие шаги.
— Это ты? — послышался голос и одновременно стукнул засов.
Старая женщина еще больше пополнела за это время. Плечи стали даже более узкими, лицо вытянулось, зато бедра разрослись до такой степени, что ей, должно быть, было трудно ходить.
Захваченная врасплох, она бросила на входящего Мегрэ полный беспокойства взгляд, который он хорошо знал, взгляд, характерный для людей, живущих в постоянном страхе.
— Ведь мы знакомы, правда?.. Вы сюда уже приходили… Минуточку…
— Комиссар Мегрэ, — буркнул он, входя в комнату.
В комнате было очень тепло и пахло чем-то вкусным: наверное, тушилось какое-то мясо, может быть, с овощами. Гуляш? Отварное мясо под соусом?
— Да, да узнаю… Припоминаю… Что у вас к нему… на этот раз?
В ее голосе не было враждебности, чувствовалась скорее покорность, фатальная покорность судьбе.
Она пододвинула Мегрэ стул. На кресле, обтянутом вытертой колеей, единственном в комнате, лежала маленькая с рыжей шерстью собачка, она оскалила острые зубки и глухо ворчала, а сидевший на подоконнике кот, белый с кофейными пятнами, едва соизволил приоткрыть зеленые глаза.
— Лежать, Тото!.. И тут же пояснила:
— Она любит ворчать, но не злая… Это собачка моего сына… Мне кажется, сама не знаю почему, но она становится похожей на меня…
Действительно, у собачки был небольшой лоб, острая мордочка, тоненькие ножки, но тело такое упитанное, толстое, что напоминало откормленного поросенка. Она, должно быть, уже очень стара. Зубы у нее были желтые, редко посаженные.
