Сергей Саканский - Формула Кошачьего царя
Нет. Он категорически не согласен. Лучше он сам будет периодически наведываться сюда. Наряду с этим молчаливым шкипером и какими-нибудь другими…
– Я знаю, кто это сделал! – вдруг переменила тему Лидочка. Кто повесил кота. Это мог сделать только один человек.
– Тут есть весьма подозрительные дети… – начал было Жаров, но Лидочка замахала на него своими пухленькими ручками.
– Дети тут не при чем! Это мог сделать только Карасик. Из шестой квартиры. Он давно грозился передушить всех тетушкиных котов. Да и на крыше постоянно сидит.
Жаров вспомнил тропинку, протоптанную на чердаке.
– И зачем же он там сидит?
– А я знаю? Тронутый, вот и сидит. Вот что! – обернулась она к шкиперу. – Может, сходите оба, проведаете его? Поговорите, как мужики.
Шкипер заерзал в своем кресле.
– Я это, – сказал он. – Не люблю со всяким отребьем вязаться.
Жалкий ты трус! – подумал Жаров, а вслух сказал с вызовом:
– А вот я люблю!
Он решительно встал и вышел. Ладно, пусть вечер не удался. Зато он возьмет реванш как журналист, ведь главное в жизни – это работа.
УБИЙСТВО ЕСТЬ УБИЙСТВО…
Даже если жертва – не человек
Материал на первой полосе с таким заголовком и врезкой, если набрать ее крупно, ярко, сразу бросится в глаза, и реализация тиража пойдет в ускоренном темпе. Он даже напечатает на пятьсот экземпляров больше и получит дополнительную прибыль, на которую можно несколько раз сводить каких-нибудь девушек в хорошие рестораны или же купить себе новый летний костюм…
Жаров уже предвкушал, как будет описывать леденящие душу подробности о трупе, висящем на веревке в портале старинного камина, разумеется, не сразу сообщив читателю незначительную подробность, а именно: что труп – этот загадочный «не человек» – был кошачьим. Скорее, оно станет ясно из описания – шерсть, оскаленные клыки… Жаров был прекрасным стилистом и умел так подать фразу, что цепко удерживал читательское внимание от начала до конца статьи.
Он снова поднялся по лестнице на последний этаж и, не увидев кнопки звонка, требовательно постучал в дверь квартиры номер шесть, что располагалась в башне, в хвостике буквы Ц.
Жаров никогда прежде не видел Карасика, который занимал эту маленькую однушку с окнами на все четыре стороны света, но слышал о нем от Лидочки. Мужик лет сорока пяти прежде был цирковым акробатом, но досрочно вышел на пенсию по возрастной слабости, правда, пенсии, в смысле денег никакой не получал, нигде не работал, жил неизвестно на что и отличался от бомжа лишь тем, что имел свою утлую крышу над головой. Точнее, даже крышку – башня была круглой, сверху на нее будто бы нахлобучили остроконечную зеленую шляпу с узкими полями.
За дверью стояла глубокая тишина, как если бы там покоился труп.
Жаров постучал еще, громче, вдруг дверь стала открываться сама собой. Он осмотрел ее. Замок был вывернут, но не сломан: его просто вытащили и унесли. Дверь подалась от слишком требовательного жаровского кулака. Жаров было собрался войти в чужой дом непрошенным гостем, но услышал, наконец, шаги и замер.
Это были какие-то странные гулкие звуки, будто бы кто-то колотил киянкой по железу. Жаров содрогнулся: уж не Пустырник ли идет сюда собственной персоной? Ну, да, конечно! Коль скоро тут башня, значит, должна быть и лестница.
Когда дверь распахнулась, Жаров как раз и увидел ее: черные дырчатые ступени, в тусклом свете заворачивающие направо, но… Того, кто только что шел по лестнице и раскрыл дверь, почему-то перед ним не было.
Жарова охватило радостное чувство открытия. Неужели все это на самом деле правда? Пустырник, да еще Пустырник-невидимка! Он выбросил вперед руку, надеясь схватить нечто мягкое, как вдруг услышал где-то внизу тоненький голосок:
– Вам кого?
Недоразумение заключалось в том, что Жаров, видя перед собой раскрывшуюся щель, смотрел горизонтально, но существо, открывшее дверь, оказалось чуть ли не на метр ниже возможного…
– Вы Карасик? – спросил Жаров, глядя сверху-вниз на сморщенное лицо.
– Ну да. Это моя фамилия. А что? – неприветливо отозвался карлик, всем своим видом показывая, что собирается принять гостя прямо здесь, на пороге.
Жарову захотелось взять его за шиворот, затем, с карликом под мышкой подняться по этой старинной лестнице, усадить его на стул (ведь должен же быть в его жилище стул?) и уж после вежливо, на правах истинного гостя, поговорить. Уже давно, с тех пор как он впервые увидел этот дом, еще в детстве, когда пухленькую Лидочку тут, наверное, в коляске вокруг фонтана возили, он мечтал побывать в этой загадочной башне…
Ладно, – решил Жаров. – Не хочет пускать – его полное частное право, тут поговорим…
– Дверь не заперта, – начал он. – И замка нет. Кстати, почему? Кто замок-то вывернул?
– Кто-кто… – будто с возмущением ответил Карасик. – Сам я и вывернул, когда есть было нечего. На барахолку отнес.
Жаров помолчал.
– Вы тут случайно кота не видели? – начал он подбираться к новой теме.
– Какого кота? Их тут множество…
– Серого, дымчатого. У него еще веревка на шее.
– Нет, – сказал Карасик, – не пробегал.
Жарова охватила злоба:
– Он и не мог пробегать! Его задушили и спустили в каминную трубу.
– Надо же! – воскликнул Карасик. – Неужто к старушке в трубу?
– А вы откуда знаете?
– Да тут и нет никакой другой трубы.
– А правда ли то, – чуть возвышая голос, продолжал Жаров, – что вы грозились передушить всех котов из второй квартиры?
– Ну, было дело…
– Значит, с почином?
– Это какое-то недоразумение… – залепетал Карасик. – Я грешен во многом, но… Неужто вы думаете, что я это я?
– А кто?
– Откуда мне знать?
– Я только что с чердака. Там полно твоих следов. Зачем это ты ходишь на крышу, а?
Говоря так, Жаров невольно подражал следователю Пилипенке, который всегда переходил с подозреваемым на «ты». Он увидел, как кровь отхлынула от лица карлика, его руки задрожали. Жарову вдруг стало жалко этого человека.
– Я это… – сказал Карасик, казалось, не замечая такого неожиданного сближения с незнакомцем, его грубой фамильярности. – Сижу там, воздухом дышу. А разве нельзя?
– А кого ты там, между прочим, высматриваешь все время? Уж не пресловутое ли чудовище с пустыря?
– Какое ж оно пресловутое! – хмыкнул Карасик. – Оно вообще не водное, а по земле перемещается.
– Как? Ты его видел?
Карасик помолчал, глядя в сторону, затем поднял на Жарова голову и ответил решительно:
– Видел. И множество раз.
* * *Жаров с удивлением смотрел на этого маленького человечка, а тот, высоко задрав голову, твердо сжав губы, вылупил на него свои и без того довольно-таки круглые глаза.
Это не может быть массовым психозом, – с волнением подумал Жаров. – Значит, все-таки есть какое-то животное или одичавший, обезумевший человек…
– Расскажи-ка подробнее. Кого ты видел? Как он выглядит?
– Пустырник-то? Ну… – Карасик развел руками. – Трудно так вот точно сказать. Я его всегда издали видел. И всегда вечером, когда темнеет.
– Какой он? На кого похож?
– На паука.
Жаров вздрогнул.
– Ты хочешь сказать, что по пустырю бегает большой паук, и ты ясно видел его с крыши?
– Не ясно. Я же говорю: он в темноте бегает.
– Какого размера этот мутант? С кошку, с собаку?
– С человека.
На секунду Жарову показалось, что перед ним настоящий безумец.
– Сколько у него лап?
– Я не считал.
– Так что – точно много лап, как у паука?
– Он и есть паук. Много у него лап.
Это уже совсем никуда не годилось. Если орангутанг или кто-то там сбежал из зверинца – оно понятно. Но откуда мог сбежать огромный паук?
– Хорошо, – сказал Жаров и достал из кармана платок, раскрыл его. – Это принадлежит тебе?
Карасик мельком глянул на комочек белого вещества и отрицательно замотал головой.
– Я, конечно, знаю, что это такое, но… Это не мое.
– И что же это такое? – спросил Жаров.
– Пластика.
– Я и сам вижу, что пластика. Художественная пластика, из которой можно лепить всякие фигурки. Но как она оказалась на твоем чердаке?
– Так уж и на моем. Там кто угодно ходит. Дети соседские могут. Или бандюган какой-нибудь забрался, слепки с ключей делать. Почем я знаю?
Жаров спрятал пластику в карман, кивнул на прощанье Карасику и сошел вниз по лестнице. На площадке он остановился и выглянул на улицу. Отсюда, из центральной части дома, хорошо просматривались оба его крыла. Так и есть: окно Лидочки было темным. Следовательно, она со своим шкипером уже легла.
Пакостно на душе. Проходя мимо двери Лидочки, он с грустью глянул в сторону этих якобы райских врат…
Дверь была приоткрыта. В щели светились серые злобные глаза. Жаров не сразу понял, что они принадлежат Анне Трофимовне.
