Агата Кристи - Лернейская гидра

Беатрис Кинг оказалась приземистой флегматичной девицей, явно себе на уме. Хотя она упорно изображала простушку, хитроватый взгляд выдавал, что все это наигрыш. Вытянуть из нее что-нибудь было чрезвычайно тяжело. Она нудным гнусавым голосом твердила:

— Ни об чем этом я ничего не знаю… Не мое это дело рассуждать, что там да как… Не пойму, про какой такой разговор доктора с мисс Монкрифф вы толкуете… Я под дверьми не подслушиваю. Не знаю я ничего, и весь сказ.

— Вы когда-нибудь слышали об отравлении мышьяком? — прямо спросил ее Пуаро.

На угрюмой физиономии Беатрис мелькнуло что-то похожее на торжествующую улыбку.

— Так вот, значит, чего было в том пузырьке, — протянула она.

— В каком пузырьке?

— В пузырьке с лекарством, которое мисс Монкрифф как-то раз приготовила для хозяйки. Сестра из-за этого стала сама не своя — сразу было видно. Она лекарство это и на вкус попробовала, и понюхала, а потом в раковину вылила и налила простой воды из-под крана. Лекарство все равно бесцветное было, как вода. А один раз, когда мисс Монкрифф для хозяйки чай заварила, сестра его тоже вылила и сделала свежий — сказала, что заварено не так, не кипятком, только это все было так, для отвода глаз! Я еще тогда подумала, что сестрам этим ничем не угодишь, и все им что-то мерещится — а теперь не знаю, что и думать.

Пуаро кивнул.

— Скажите, Беатрис, вам нравится мисс Монкрифф?

— Мне-то какое дело… Спесивая она больно, это да… Конечно, я сразу смекнула, что она по доктору сохнет. Видели бы вы, как она на него смотрит.

Пуаро снова кивнул и, попрощавшись, отправился в гостиницу.

Там он дал Джорджу кое-какие инструкции.

Доктор Алан Гарсия, судмедэксперт Министерства внутренних дел, потер руки и подмигнул Пуаро.

— Ну что, — спросил он, — полагаю, вы довольны, мосье Пуаро? Опять ваша взяла. Человек, который всегда прав, это про вас.

— Вы мне льстите, — отозвался Пуаро.

— Что вас на это навело? Сплетни?

— Вот именно — «Входит Олицетворение Молвы в платье, расписанном языками»[12].

На следующий день Пуаро вновь отправился поездом в Маркет Лоборо.

Деревня гудела как улей. Собственно, гудение началось одновременно с подготовкой к эксгумации, теперь же, когда просочились сведения о результатах вскрытия, возбуждение достигло апогея.

Пуаро провел в гостинице около часу и только-только успел покончить с сытным обедом — жареное мясо, пудинг из почек, кружка пива, — как ему сообщили, что его желает видеть некая дама.

Посетительницей оказалась сестра Гаррисон, бледная как полотно, с ввалившимися глазами. Она кинулась к Пуаро.

— Это правда? Это в самом деле правда, мосье Пуаро?

Пуаро заботливо усадил ее в кресло.

— Правда. Обнаруженного мышьяка было более чем достаточно, чтобы лишить жизни…

— Никогда бы не подумала… Мне такое и в голову не могло прийти… — пролепетала сестра Гаррисон и разразилась рыданиями.

— Правда должна была выйти наружу, сами понимаете, — мягко сказал Пуаро.

— Его повесят? — всхлипнула сестра Гаррисон.

— Нужно еще многое доказать, — пояснил Пуаро. — Где он мог достать яд, была ли у него возможность дать его больной.

— Ну а если доктор не имел к этому никакого отношения, мосье Пуаро, — абсолютно никакого?

— В таком случае, — пожал плечами Пуаро, — он будет оправдан.

— Есть кое-что… — медленно начала сестра Гаррисон, — кое-что, о чем мне, наверное, следовало бы сказать вам раньше, но я, честно говоря, не думала, что это имеет значение. Мне это просто показалось странным.

— Я так и думал, что что-то было, — заметил Пуаро. — Ну расскажите мне хотя бы теперь.

— Собственно, ничего особенного не произошло. Просто однажды, когда я спустилась в аптечный кабинет, то увидела там Джин Монкрифф. Она занималась чем-то странным.

— Чем же?

— Это звучит так глупо… Она наполняла свою пудреницу, такую розовую, финифтевую…[13]

— И что же?

— Понимаете, она ее наполняла не пудрой. Она пересыпала туда содержимое какого-то пузырька из шкафа. Увидев меня, она вздрогнула и сразу захлопнула пудреницу, потом бросила ее в сумочку, а пузырек быстро убрала на место, так что я не успела рассмотреть, что там было. Разумеется, это еще ничего не значит, но теперь, когда известно, что миссис Олдфилд в самом деле отравили… — Она запнулась.

— Прошу меня извинить, — сказал Пуаро.

Выйдя из комнаты, он позвонил сержанту Грею из баркширской полиции, после чего возвратился, и они с сестрой Гаррисон некоторое время сидели в молчании.

Перед глазами Пуаро стояло лицо рыжеволосой девушки и слышался ее звонкий твердый голос: «Я не могу с вами согласиться». Джин Монкрифф была против эксгумации. У нее было вполне резонное объяснение этому, тем не менее факт остается фактом. Решительная, находчивая, деятельная девушка, влюбленная в мужчину, связанного по рукам и ногам больной супругой, которая могла прожить еще много лет — ведь сестра Гаррисон говорила, что болезнь миссис Олдфилд была далеко не такой тяжелой, как та хотела это представить.

Пуаро вздохнул.

— О чем вы думаете? — спросила сестра Гаррисон.

— Как жаль, что все так сложилось… — промолвил в ответ Пуаро.

— Никогда не поверю, что он знал об этом, — сказала сестра Гаррисон.

— Уверен, что он об этом не знал, — согласился Пуаро.

Открылась дверь, и вошел сержант Грей. В руке он держал нечто, завернутое в шелковый платок. Развернув, он бережно положил этот предмет на стол. Это оказалась светло-розовая финифтевая пудреница.

— Та самая пудреница, — сказала сестра Гаррисон.

— Я ее нашел в ящике комода мисс Монкрифф, в саше[14]для носовых платков, — пояснил сержант Грей. — Отпечатков вроде бы нет, но осторожность не помешает.

Обернув руку платком, он нажал пружину, и пудреница открылась.

— На пудру не похоже, — сказал Грей.

Он обмакнул палец в порошок и осторожно лизнул.

— Вкуса не чувствуется.

— Мышьяк не имеет вкуса, — заметил Пуаро.

— Я немедленно отдам его на экспертизу, — заявил Грей и взглянул на сестру Гаррисон: — Вы можете показать под присягой, что это та самая пудреница?

— Да. Я в этом уверена. За неделю до кончины миссис Олдфилд я видела мисс Монкрифф в кабинете именно с этой пудреницей.

Сержант Грей со вздохом взглянул на Пуаро и кивнул. Сыщик позвонил в звонок.

— Будьте любезны, пригласите сюда моего слугу.

Джордж, скромный и неприметный, каким и положено быть идеальному слуге, вошел и выжидательно посмотрел на хозяина.

— Мисс Гаррисон, — начал Пуаро, — вы опознали эту пудреницу как ту, что была у мисс Монкрифф более года назад. Не удивляет ли вас то обстоятельство, что эта пудреница была продана фирмой «Вулворт» всего несколько недель назад. Скажу больше: пудреницы такой формы и цвета в продаже всего три месяца…

Сестра Гаррисон с трудом сглотнула, глаза ее округлились. Она смотрела на Пуаро как завороженная.

— Видели вы прежде эту пудреницу, Джордж? — спросил между тем сей достойный джентльмен.

— Да, сэр, — выступил вперед Джордж. — Я наблюдал, как сестра Гаррисон приобрела ее в магазине фирмы «Вулворт» в пятницу, восемнадцатого числа прошлого месяца. По вашему распоряжению я всюду следовал за этой леди. В день, о котором я упомянул, она отправилась на автобусе в Дарнингтон и приобрела означенную пудреницу. Вечером того же дня она отправилась в дом, где квартирует мисс Монкрифф. В соответствии с полученными указаниями я, опередив ее, спрятался в холле. Я проследил, как она проследовала в спальню мисс Монкрифф и положила пудреницу в комод. Мне это было хорошо видно через щель — дверь была чуть прикрыта. Потом эта леди удалилась, думая, что ее никто не заметил. Должен уточнить, что в этой деревне никто не запирает дверей, а на дворе было темно.

— Вы можете дать объяснения всем этим фактам, сестра Гаррисон? — довольно язвительно осведомился Пуаро. — Боюсь, что нет. Мышьяк в пудренице появился после того, как она была куплена, но до того, как вы вынесли ее из дома мисс Бристоу. С вашей стороны было весьма неразумно держать при себе мышьяк, — добавил он мягко.

Сестра Гаррисон закрыла лицо руками и тихим безжизненным голосом произнесла:

— Да, это правда… Все правда… Я убила ее — и напрасно… Все напрасно… На меня нашло какое-то затмение…

— Я должна попросить у вас прощения, мосье Пуаро, — сказала Джин Монкрифф. — Я была так зла на вас — ужасно зла. Мне казалось, что вы делаете только хуже.

— Поначалу так оно и было, — с улыбкой признал Пуаро. — Как в греческом мифе о Лернейской гидре — отрубаешь одну голову, а на ее месте вырастают две новых. Поэтому сначала слухи только множились. Но мне, как и моему тезке Гераклу, нужно было обнаружить самую первую, еще не срубленную голову. Кто пустил этот слух? Довольно быстро обнаружилось, что вдохновителем всего этого была сестра Гаррисон. Она казалась очень милой женщиной, умной и доброжелательной. Но во время нашей беседы почти сразу же допустила грубую ошибку: пересказала мне якобы подслушанный ею разговор между вами и доктором. Вот этот-то разговор и был совершенно неправдоподобным, прежде всего психологически. Если бы вы с доктором и собирались убить миссис Олдфилд, то при вашем уме и уравновешенности вы не стали бы обсуждать это в комнате с открытой дверью, где вас кто угодно мог услышать. Кроме того, приписанные вам слова никак не вязались с вашим характером. Это была манера речи куда более зрелой женщины совершенно иного темперамента. Именно такие слова употребила бы в подобной ситуации сама сестра Гаррисон.