Джон Карр - А потом - убийство!
— А как же его алиби? — возмутился Билл.
— То есть, — подобное выражение лица у любого, кроме Г.М., можно было бы назвать злодейским, — что он делал в то время, когда считалось, будто он разговаривал со мной по телефону?
— Да…
— Его алиби, — заявил Г.М., — было сплошным обманом. Он надутый, самовлюбленный болван. Он действительно позвонил мне и пытался уверить меня, что сейчас-де десять минут шестого. Боже правый! Что за нахал! Пытается обвести вокруг пальца человека, в чьем кабинете четко слышится бой Биг-Бена! Любой, кто проделывает столь жалкий трюк, напрашивается на такие неприятности, что я даже не представляю.
На самом деле он позвонил мне, когда еще не было пяти. Но я подумал, что будет полезно и целительно для души, — Г.М. откинулся на спинку кресла, — поддержать его игру и посмотреть, что будет дальше.
Тогда он решил, что все готово. Он написал на доске: «Передайте даме, которая пришла с мистером Картрайтом…»
— Моим почерком! — пробормотала Тилли.
— Вашим почерком. Правильно! Джо Коллинз-Гагерн решил, что придумал великолепный ход. Он собирался выжечь вам глаза кислотой, а записка на доске должна была быть написана именно вашим почерком!
А что же потом? Что он увидел с далекого расстояния, в полумраке? Он видит (как ему кажется), как две его жены сидят на раскладных стульях и мирно болтают, словно две подружки!
— То есть, — встрепенулась Моника, — он увидел меня и мисс Флер?
— Он видел вас со спины, только и всего. Кажется, я точно воспроизвожу ваши слова: вы утверждали, будто Фрэнсис Флер «обернулась через плечо», вдруг неожиданно вскочила с места и, извинившись, ушла.
Билл Картрайт не вскочил с места и не извинился. Он взвился со стула и исполнил воинственный танец ненависти.
— Тысяча чертей! — ревел Билл. — Аваддон, владыка бездонного ада! Так, значит, я и здесь оказался прав? Он поманил Ф.Ф., отправил ее подальше с каким-то пустяковым поручением, чтобы его «другая жена» осталась одна?
— Пусть она сама скажет, сынок, — ответил Г.М.
Казалось, на мисс Флер рассказ не произвел такого же ошеломляющего впечатления, как на Тилли. Но в ее прекрасных глазах время от времени мелькал страх.
— Мужчины… такие странные, — жалобно проговорила она.
— О боже мой! — воскликнула Тилли.
— Они и правда странные. Таким был мой первый муж. Бедный Ронни, — продолжала мисс Флер. — Корчил рожи горничным и все такое. По-моему, ничего страшного, если это не выходит за порог дома. Но когда он начинает корчить рожи чужим слугам в окно… нет, в самом деле.
Тилли слушала ее с благоговейным ужасом.
— Дорогуша, — заявила она, — на одно ты пожаловаться не можешь. Твою семейную жизнь скучной не назовешь. Если в третий раз попадется пироман или душитель, будет полный комплект. И потом…
— Правильно, — задумчиво проговорила мисс Флер. — Ведь на самом деле я не замужем, верно?
— Верно, — кивнула Тилли не без презрения. — Тебя обманули, ты падшая женщина, вот ты кто. Ты жила в грехе. Фу!
Мисс Флер обдумала ее слова.
— Я — нет, — возразила она, — а вот бедный Курт — да. — Она помолчала. — Знаете, я еще тогда подумала, что тут что-то не так, когда он отозвал меня от Моники и велел изучить курительный салон «Брунгильды», иначе я, мол, неправильно сыграю. Я отвернулась на минутку, а потом увидела, как он сунул за дверь домика в декорации тысяча восемьсот восемьдесят два пивную бутылку. Когда он отошел, я взяла бутылку, и она зашипела. Я не знала, что в ней — я до сих пор не знаю, — но решила, что все в порядке, потому что так сказал Курт. Поэтому я успела поставить бутылку на место, и он не застал меня на месте преступления.
Она снова помолчала, словно в нерешительности.
— В конце концов, не надо быть к нему жестокой. Он ужасно меня обманул, но он, наверное, меня очень любил, раз пошел на такое, ведь правда?
— Можешь считать и так, — ответил ей Говард Фиск. — Наверное, любил. Возможно, у парня раз в жизни проснулось настоящее чувство. Но при всем уважении к твоему… м-м-м… разбитому сердцу, Фрэнсис, дай сэру Генри досказать. Гагерн предпринял первое покушение. Попытка оказалась неудачной. Но он понял…
— Он вдруг ясно, отчетливо понял, — подхватил Г.М., — что решение ему принесли на блюдечке… Теперь все обитатели «Пайнема» как один твердо верили в то, что кто-то пытается убить Монику Стэнтон. Восхитительно! Пусть думают и дальше. Джо Гагерн посмотрелся в зеркало, и у него закружилась голова. Он понял, как много значат для него новая жизнь, новая жена и новое положение в обществе. Понимаете, он не мог, просто не мог допустить, чтобы Тилли Парсонс вмешалась и все испортила. Так он и катился по наклонной плоскости. Сначала была подделка подписи на чеке, потом серная кислота…
— А потом — убийство, — сказал Билл.
— Да, а потом — убийство. Но ему представился удобный случай. Если он просто вломится к Тилли в комнату и убьет ее, все будет выглядеть топорно. Очень топорно. Если начнут докапываться до мотивов преступления, скелет может вывалиться из шкафа и выдать его. Но… допустим, Тилли Парсонс умирает, а все подумают, что удар был направлен на Монику Стэнтон?
Тогда он в безопасности.
Все скажут, что произошла досадная ошибка, и начнут доискиваться до причин, почему кто-то пытался убить девицу Стэнтон. И он окажется ни при чем. И вот он усилил угрозы в адрес Моники Стэнтон. Чтоб мне лопнуть, ловко он все проделал! Орал под окнами, стараясь подражать голосу Тилли, и выстрелил в окно. Тогда Билл Картрайт едва не схватил его. Конечно, он вовсе не собирался причинять вам вред. — Г.М. посмотрел на Монику. — Он специально промазал. Наоборот, если бы у него дрогнула рука и он случайно убил вас, весь его план полетел бы к чертям. И он действительно едва не попал, потому что Картрайт, оттащив от окна, толкнул вас прямо навстречу пуле.
— Значит, я снова оказался самым главным негодяем? — не без горечи осведомился Билл.
— В глазах Гагерна — да, — угрюмо кивнул Г.М. — Целых три недели ему покоя не было. Три недели вы не давали ему ничего предпринять. С вами надо было что-то решать.
Тогда Гагерн, готовый к настоящему делу, вытащил из рукава козырного туза… Он думал, что убедит меня — меня! — вызвать вас к себе и чтобы я со слезами на глазах умолил вас оставить его в покое. Хо-хо! Неужели вы думаете, что я бы раскрыл кому бы то ни было своего агента? — Г.М. презрительно затряс головой. — Даже и не надейтесь! Если мои агенты не способны решить свои проблемы без моей рекомендации, они не подходят ни мне, ни кому-либо еще!
И вот он сидел у меня в кабинете и кормил нас всякими байками. Все его выдумки отдавали дешевкой, если вы заметили. Он, пожалуй, слишком зазнался. Перестарался, переиграл.
Под конец он решил навести подозрения на саму Тилли Парсонс. Не прямо, заметьте. Он ведь не клялся с пеной у рта, что женщина, приехавшая в «Пайнем», не является Тилли Парсонс, — такие вещи легко проверить. Он признался, что некоторое время провел в Голливуде, на тот случай, если раскроется данный факт его биографии. Хорошенькое вышло бы дельце, если бы он сумел доказать, что Тилли Парсонс писала анонимные письма Монике Стэнтон… и тогда Тилли Парсонс конец. Она погибнет либо по ошибке, либо в результате самоубийства.
В конце беседы в моем кабинете я почувствовал, что ветер крепчает. Все было ясно как день. Настоящее преступление вот-вот совершится. И оно произошло даже раньше, чем я предполагал, по очень простой причине. Только я, естественно, не мог догадаться, как именно его совершат.
Г.М. наклонился вперед.
— Теперь-то вам понятно, как он провернул трюк с отравленной сигаретой? — спросил он.
3В комнате поднялся гам; всех перекрикивал Томас Хаккетт.
— Нет! Будь я проклят, если что-нибудь понимаю! — возразил мистер Хаккетт. — Гагерн — единственный из нас всех, кто не мог этого сделать. Он единственный не мог незаметно сунуть в шкатулку отравленную сигарету!
— Дело в том, сынок, — заявил Г.М., — что в шкатулке вовсе не было ни одной отравленной сигареты.
— Что?!
— Я сказал, сынок, что в шкатулке вовсе не было ни одной отравленной сигареты.
— Но…
— Подумайте сами, — сказал Г.М. — Вот вы, — он показал на Монику, — купили пятьдесят сигарет и высыпали их в пустую шкатулку. Никто не брал их до тех пор, пока вы, — он посмотрел на Тилли, — не вытащили одну штуку около половины восьмого. Верно?
— Да.
— Да, но, если бы в шкатулку незаметно подбросили еще одну сигарету, отравленную, там должна была лежать пятьдесят одна штука. Правда? И после того как вы взяли одну, их должно было остаться пятьдесят. Так? Так. Но когда мы их пересчитали, оказалось, что их сорок девять. Что означает, моя милая безмозглая дурочка, что вы вытащили из шкатулки совершенно безобидную обычную сигарету «Плейерз», а потом кто-то незаметно подменил ее отравленной — уже после того, как вы вернулись к себе в кабинет.
