Агата Кристи - Подвиги Геракла

Если ее все время пичкали скополамином, она вряд ли вспомнит, что с нею произошло на самом деле.

Мисс Поуп не сводила глаз с Пуаро.

— Но зачем? — спросила она недоуменно. — Зачем кому-то понадобился этот бессмысленный маскарад?

— Ради багажа Винни, — последовал ответ. — Этим людям нужно было переправить из Англии во Францию контрабанду, о которой были предупреждены все таможенники, а именно, недавно украденную картину. Что могло быть надежнее чемодана школьницы? Вы, мисс Поуп, на виду, ваше заведение пользуется заслуженной славой. На Северном вокзале багаж ваших воспитанниц пропустили en bloc[59].

Это же всем известная английская школа мисс Поуп! А после похищения в школу присылают за вещами девочки человека — якобы из префектуры? Вполне логично, верно? Но, по счастью, — довольно улыбнулся Пуаро, — в ваших правилах по приезде распаковывать чемоданы. Так был обнаружен подарок от Винни — только совсем не тот подарок, что Винни упаковала в Крэнчестере.

Пуаро подошел к мисс Поуп, держа на вытянутых руках злополучное полотно.

— Вот картина, которую я обнаружил, мадемуазель.

Согласитесь, что в вашей респектабельной школе ей совсем не место!

Крэнчестерский мост исчез словно по мановению волшебной палочки. Взамен появилась сцена в затененных тонах.

— «Пояс Ипполиты», — любовно произнес Пуаро. — Великое произведение — mais tout de me[60], извините, не для вашей гостиной.

Мисс Поуп невольно зарделась.

На Ипполите не было ничего, кроме пояса, на котором лежала ее рука… На Геракле — лишь львиная шкура, небрежно наброшенная на плечо… Картину заполняла плоть, чувственная рубенсовская плоть…

— Да, великое произведение, — собралась с духом мисс Поуп. — Но, с другой стороны, как вы заметили, нужно уважать чувства родителей. Они иногда мыслят так узко… Надеюсь, вы меня понимаете…

Нападение произошло в тот самый момент, когда Пуаро выходил из здания школы. Он был окружен и буквально взят в плен группой девиц, толстых и худеньких, блондинок и брюнеток.

— Mon Dieu![61] — пробормотал он. — Вот уж воистину темперамент амазонок!

— До нас дошел слух… — кричала высокая белобрысая девочка.

Девочки сомкнулись теснее, и двадцать пять голосов на разные лады повторяли одну и ту же фразу:

— Мосье Пуаро, распишитесь, пожалуйста, в моем альбоме…

Яблоки Гесперид

Пуаро задумчиво вглядывался в лицо человека, сидевшего напротив за большим столом красного дерева. Он отметил кустистые брови, узкие губы, бульдожью челюсть и пронзительные зоркие глаза. При взгляде на Эмери Пауэра становилось ясно, почему он стал одним из крупнейших в мире финансистов.

Когда же взгляд Пуаро упал на длинные изящные руки, лежащие на столе, он понял, почему Эмери Пауэр стал еще и знаменитым коллекционером. По обе стороны Атлантики он был известен как знаток и собиратель ювелирных изделий. Его страсть к искусству дополнялась любовью к старине. Одной красоты ему было недостаточно — за вещью должна была стоять история.

Эмери Пауэр между тем заговорил, отчетливо произнося каждое слово своим тихим голосом, повышать который ему абсолютно не было никакой нужды — он и так был бы слышен в любой аудитории.

— Мне известно, что сейчас вы редко беретесь за расследования, но от этого дела, полагаю, не откажетесь.

— Так это дело чрезвычайной важности?

— Для меня — да, — кивнул Пауэр.

Пуаро продолжал сидеть в выжидательной позе, склонив голову набок, очень напоминая в этот момент задумавшегося дрозда.

— Речь идет о розыске одного драгоценного изделия, — продолжал хозяин кабинета, — а именно, об украшенном драгоценными камнями золотом кубке эпохи Возрождения.

Говорят, он принадлежал Папе Александру Борджиа. Иногда его подносили кому-либо из гостей. После чего гость обычно умирал.

— Хорошенькое дело, — пробормотал Пуаро.

— Вообще этот кубок имеет довольно зловещее прошлое. Его много раз похищали, при этом не гнушаясь и убийством. В веках за ним тянется кровавый след.

— Его так домогались из-за его ценности?

— Стоит он действительно немало. Работа чудесная — говорят, Бенвенуто Челлини. Там отлито древо познания с обвившимся вокруг него змеем, а вместо яблок — прекрасные изумруды.

— Яблоки? — вмиг встрепенулся Пуаро.

— Изумруды, как и рубины, изображающие глаза змея, великолепны, но кубок ценен прежде всего из-за громких исторических имен, связанных с ним. В тысяча девятьсот двадцать девятом году его выставил на аукцион маркиз ди Сан-Вератрино. После некоторой драчки мне удалось его приобрести за сумму, составлявшую около тридцати тысяч фунтов по тогдашнему курсу.

— Жест воистину королевский! — поднял брови Пуаро. — Маркизу повезло.

— Если я хочу приобрести какую-то вещь, я готов за нее заплатить, мосье Пуаро.

— Вы, конечно, знаете испанскую пословицу: «Бог сказал: бери что хочешь, но только плати за это»? — вкрадчиво спросил Пуаро.

На мгновение финансист нахмурился, и в глазах его мелькнул гневный огонек.

— А вы, оказывается, философ, мосье Пуаро, — холодно парировал он.

— Я достиг возраста раздумий, мосье.

— Не сомневаюсь, но раздумьями кубок не вернешь.

— Вы так полагаете?

— Я полагаю, что для этого придется предпринять кое-какие действия.

Пуаро безмятежно кивнул.

— Это распространенное заблуждение, мистер Пауэр.

Но простите, мы отклонились от темы. Вы сказали, что купили кубок у маркиза ди Сан-Вератрино?

— Именно так. Но должен вам сообщить, что он был украден еще до того, как перешел ко мне.

— И как же это произошло?

— В ночь после торгов во дворец маркиза забрались грабители и украли несколько ценных вещиц, в том числе и кубок.

— Какие были приняты меры к их розыску?

— Разумеется, сообщили в полицию, — пожал плечами Пауэр. — Обнаружилось, что ограбление — дело рук известной банды. Двое из грабителей, француз Дюбле и итальянец Рикковетти, были арестованы и осуждены. У них изъяли часть похищенного.

— Но кубка Борджиа у них не было?

— Именно. Как удалось установить полиции, в краже принимали участие трое. Двоих я уже упомянул, а третьим был ирландец, некий Патрик Кейси, опытный домушник.

Видимо, он и совершил ограбление. Дюбле был мозговым центром и планировал операции. Рикковетти шофер, ждал, когда ему спустят добычу, и увозил ее с места преступления.

— Кстати, о добыче. Они ее поделили на три части?

— Возможно. Хотя обнаружить удалось только наименее ценные предметы. Видимо, самые ценные сразу вывезли из страны.

— Ну а третий член шайки, Кейси? Он так и не понес наказания?

— Того, которое вы имеете в виду, то есть официального, — нет. Но он был уже немолод и не так ловок, как когда-то. Через полмесяца после той кражи он упал с пятого этажа и разбился насмерть.

— Где это случилось?

— В Париже. Пытался ограбить дом Дюволье, известного банкира.

— И с тех пор кубка никто не видел?

— Никто.

— Он никогда не выставлялся на продажу?

— Уверен, что нет. Его отслеживали не только полицейские, но и частные сыщики.

— А как насчет денег, которые вы за него уплатили?

— Маркиз, человек весьма щепетильный, хотел их вернуть, поскольку кубок был украден из его дома.

— Но вы не согласились?

— Нет.

— Почему же?

— Скажем так: я предпочел остаться хозяином положения.

— То есть, если кубок вдруг обнаружат, его отдадут вам?

— Именно так.

— А что же вас так обнадеживает?

— Вижу, от вас не ускользнула эта деталь, — усмехнулся Пауэр. — Все очень просто, мосье Пуаро. Я считал, что знаю, у кого находится кубок.

— Любопытно. И у кого же?

— У сэра Рубена Розенталя. Он в ту пору был не только собратом-коллекционером, но и моим личным врагом.

Мы соперничали в нескольких деловых начинаниях, и, в общем, мне удалось одержать верх. Наша вражда достигла крайней точки в споре за кубок Борджиа. Мы оба были полны решимости им завладеть, это стало до некоторой степени делом чести. На аукционе наши представители соперничали друг с другом.

— И окончательная цена, предложенная вашим представителем, решила спор в вашу пользу?

— Не совсем так. Я подстраховался и направил туда второго человека, якобы представителя одного парижского маклера. Понимаете, ни один из нас не хотел уступать другому, но уступить кубок третьему лицу, сохраняя возможность потом обратиться к нему напрямую, — совсем другое дело.

— Одним словом, line petite tromperie[62].

— Вот именно.

— И он вам удался. Но сразу после торгов сэр Рубен обнаружил, что его надули?

Пауэр улыбнулся.

То была красноречивая улыбка.

— Теперь понятно, — сказал Пуаро. — Вы считали, что сэр Рубен, не желая остаться в дураках, обратился к ганстерам?