Агата Кристи - Убийство Роджера Экройда

— Похоже, что нельзя сомневаться в том, что человек, говоривший с мистером Экройдом в половине десятого, не мог быть вашим сыном. Не расстраивайтесь, мадемуазель. Все будет хорошо.

Мисс Рассел вышла. Мы с Пуаро остались вдвоем.

— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Каждый раз мы возвращаемся к Ральфу Пэтону. Как вам удалось установить, что Чарльз Кент приходил именно к мисс Рассел? Вы заметили сходство?

— Я заподозрил ее связь с неизвестным еще задолго до того, как мы с ним встретились лицом к лицу. Сразу же, как только мы нашли то гусиное перо. Перо означало — наркотик, а я не забыл ваш рассказ о визите мисс Рассел. Тогда же я обнаружил в утренней газете статью о кокаине. Все это было очень понятно. В то утро она услышала от кого-то, кто сам предается наркотикам, о статье и прочитала ее. Затем она пришла к вам задать несколько пробных вопросов. Она говорила о кокаине, поскольку о нем была статья. Потом, когда вас слишком заинтересовало это, она поспешно переключилась на тему о детективных историях и о нераспознаваемых ядах. Я заподозрил сына или брата или какого-нибудь другого нежелательного родственника мужского пола. Ах! Но я должен идти. Время ленча.

— Оставайтесь и позавтракайте с нами, — предложил я.

Пуаро покачал головой. В глазах вспыхнул едва заметный лукавый огонек.

— Только не сегодня. Мне бы не хотелось вынуждать мадемуазель Каролину придерживаться вегетарианской диеты два дня кряду.

Ничто не ускользает от внимания Эркюля Пуаро, подумалось мне.

Глава 21

Газетное сообщение

То обстоятельство, что мисс Рассел проходила к двери моей приемной, не ускользнуло от внимания Каролины. Я предвидел это и заранее приготовил объяснение о больной коленке посетительницы. Однако на этот раз у Каролины не было настроения задавать мне вопросы. Ее точка зрения состояла в том, что она знала, зачем на самом деле приходила мисс Рассел, а я не знал.

— Выведать у тебя, Джеймс, — сказала она. — Выведать самым бесстыдным образом, я в этом нисколько не сомневаюсь. Я не хочу вмешиваться, но скажу тебе, что ты даже не догадывался, что она это делала. Мужчины такие простаки. Она знает, что ты пользуешься доверием месье Пуаро и хочет все выведать. Ты понимаешь, о чем я говорю, Джеймс?

— Ни малейшего представления. У тебя так много необычных мыслей.

— В твоих насмешках нет ничего хорошего. Я думаю, что мисс Рассел знает о смерти Экройда больше, чем она об этом рассказала.

Каролина с победным видом откинулась в своем кресле.

— Ты на самом деле так думаешь? — спросил я равнодушно.

— Ты сегодня очень скучный, Джеймс. Никакой бодрости. Это у тебя от печени.

И наш разговор перешел на чисто житейские темы.

Сообщение, составленное Пуаро, на следующее утро появилось в нашей ежедневной газете. Я не знал, с какой целью оно было опубликовано, но Каролину оно потрясло.

Прежде всего, она весьма неискренне заявила, что все время высказывала подобные предположения. Я вскинул брови, но не спорил. Каролина все же, должно быть, почувствовала угрызения совести, потому что добавила:

— Может быть, я и не упоминала Ливерпуля, но я знала, что он попытается уехать в Америку. Так, как сделал Криппен.

— Без особого успеха, — напомнил я.

— Бедный мальчик, значит, его поймали. Я считаю, Джеймс, что ты обязан позаботиться, чтобы его не повесили.

— А что, ты считаешь, я должен сделать?

— Как, ты ведь медик, не так ли? Ты знаешь его с детства. Психически ненормальный. Вполне понятно, что нужно проводить эту мысль. Я только позавчера читала, что они очень счастливы в сумасшедшем доме в Бродмуре, совсем как джентльмены из высшего общества в своем клубе.

Но слова Каролины напомнили мне о другом.

— Я не знал, что у Пуаро есть слабоумный племянник, — сказал я с любопытством.

— Разве? О, он сам мне все рассказал. Бедный малый. Это такое горе для всей семьи. Его до сих пор держат дома, но все идет к тому, что его, наверное, поместят в какое-нибудь заведение.

— Я полагаю, сейчас ты знаешь уже все, что можно знать о семье Пуаро, — сказал я раздраженно.

— Все чисто, — ответила самодовольно Каролина. — Рассказать о своих горестях другому человеку — это большое облегчение.

— Это могло бы быть облегчением, — сказал я, — если бы человеку позволили делать это добровольно. Но если его секреты и доверие вытаскивают из него силой — это совсем другое.

Каролина посмотрела на меня с видом христианского мученика, наслаждающегося своим мученичеством.

— Ты такой замкнутый, Джеймс, — сказала она. — Ты сам не любишь говорить и рассказывать то, что знаешь, и считаешь, что и другие должны быть такими же. Надеюсь, ты не думаешь, что я вымогала у кого-нибудь секреты. Если, к примеру, месье Пуаро зайдет к нам сегодня днем — а он говорил, что может зайти — я и не подумаю спросить у него, кто сегодня рано утром к нему приехал.

— Рано утром? — спросил я.

— Очень рано, — ответила Каролина. — Еще до того, как принесли молоко. Так случилось, что я как раз посмотрела в окно — скрипела ставня. Это был мужчина. Он приехал в закрытом автомобиле и был весь укутан. Я не смогла разглядеть его лица. Но я скажу тебе, что я об этом думаю, и ты увидишь, что я права.

— Что же ты думаешь?

Каролина понизила голос до таинственного шепота.

— Эксперт из Министерства внутренних дел, — выдохнула она.

— Эксперт из Министерства внутренних дел, — повторил я с изумлением. — Моя дорогая Каролина!

— Запомни мои слова, вот увидишь, что я права. Эта Рассел в то утро приходила сюда за твоими ядами. А вечером Роджер Экройд легко мог быть отравлен.

Я громко рассмеялся.

— Чепуха, — крикнул я. — Он был убит ударом кинжала в шею. Тебе это так же хорошо известно, как и мне.

— После смерти, Джеймс, — сказала Каролина. — Чтобы отвести подозрения.

— Славная ты моя, — сказал я, — я осматривал труп и знаю, что говорю. Рана была нанесена не после смерти — она явилась причиной смерти, и тебе на этот счет не следует заблуждаться.

Каролина продолжала смотреть на меня всеведущим взглядом, и мне это надоело.

— Может быть, ты скажешь мне, Каролина, есть у меня ученая степень в области медицины или ее у меня нет?

— У тебя есть ученая степень, Джеймс… по крайней мере, я знаю, что она у тебя есть. Но у тебя совсем нет воображения.

— Поскольку тебя наделили им за троих, мне ничего не досталось, — сказал я сухо.

Мне было забавно наблюдать за уловками Каролины, когда пополудни к нам зашел Пуаро. Не задавая прямого вопроса, моя сестра изо всех сил старалась завести разговор о загадочном госте. По искоркам в глазах Пуаро я понял, что он разгадал ее замысел. Он оставался вежливо непроницаемым и так успешно блокировал заброшенные ею шары, что она сама растерялась и оказалась в тупике.

Спокойно насладившись, как я понял, этой маленькой игрой, он встал и предложил прогуляться.

— Мне нужно немного размяться, — объяснил он. — Вы пойдете со мной, доктор? А позже мисс Каролина, возможно, угостит нас чаем.

— С величайшим удовольствием, — обрадовалась Каролина. — Пусть приходит и ваш… э… гость тоже.

— Вы очень добры, — сказал Пуаро, — но мой друг сейчас отдыхает. Вы скоро с ним познакомитесь.

— Мне кто-то говорил, что это ваш очень близкий старый друг, — делая последнюю отчаянную попытку, сказала Каролина.

— В самом деле? — пробормотал Пуаро. — Ну, нам нужно идти.

Прогуливаясь, мы явно отклонились в сторону Фернли. Я уже раньше догадался, что кончится этим. Я начинал понимать метод Пуаро. Каждый незначительный и как бы не относившийся к делу вопрос служил у него единой цели.

— У меня для вас есть поручение, мой друг, — сказал он наконец. — Сегодня вечером у себя в доме я хочу провести небольшое собрание. Вы придете, не так ли?

— Конечно, — ответил я.

— Хорошо. Мне нужны будут и все эти… то есть: миссис Экройд, мадемуазель Флора, майор Блант, месье Реймонд. Я хочу, чтобы вы были моим послом. Это небольшое собрание назначается на девять часов. Вы их пригласите — да?

— С удовольствием. Но почему вы не хотите пригласить их сами?

— Потому что они будут задавать вопросы — «почему?» да «зачем?». Они будут спрашивать, в чем заключается моя идея. А я, как вы уже знаете, мой друг, очень не люблю объяснять свои маленькие идеи, пока не настанет срок.

Я слегка улыбнулся.

— Мой друг Гастингс, тот, о котором я вам рассказывал, бывало, называл меня человеком-устрицей. Но он был несправедлив. Я не держу фактов для себя. Я их предоставляю всем, пусть делают свои собственные выводы.

— Когда вы хотите, чтобы я сделал это?

— Сейчас, если можно. Мы уже почти у дома.

— Вы не зайдете?

— Я — нет, я погуляю возле. А через четверть часа встречу вас у ворот.