Cергей Кузнецов - Семь лепестков
Внезапно почувствовала приступ решимости, словно перед прыжком в воду, словно перед первым самостоятельным поступком в жизни.
– Эй, – крикнула она, – смотрите! Я сейчас приму ЛСД.
Все замерли. Глаза снова были прикованы к ней. Она с удовольствием видела, как с лиц сбегает выражение делано-беззаботного веселья. Теперь они вновь стали разные: Белов смотрел с недоумением, Леня – с восторгом, Рома – с раздражением, Андрей – с ужасом, а Лерка – с одобрением.
Она быстро пробормотала стишок (… возвращайсясделавкруг…) и крикнула:
– Это мой последний лепесток!
– А с ума ты сейчас не сойдешь? – спросил Белов.
Хотела бы я знать, подумала Женя.
– Вряд ли, – ответила Лера, – говорят, здоровым людям это только полезно. Да и доза небольшая.
Женя высунула язык и положила на него бумажку. У нее успела мелькнуть мысль, что желание-то она забыла загадать! Что же попросить, господи Боже мой! Чего-то, о чем она забывала все эти годы, что-то самое сокровенное, настоящее, главное! Что-то не про деньги, не про приключения, не про удачу. Может быть – про несбывшуюся любовь? Тут она заметила, что Альперович с искаженным лицом метнулся к ней, но внезапно все закружилось и только припев One Way Ticket навязчиво звучал в ушах, пока перед глазами проносились разрозненные картины: две девочки у телевизора, луна в проеме окна, бритая голова Володьки Белова, колечко с цветком, чучело орла над прилавком, самолет посреди дискотеки, а потом все закружилось, и она поняла, что значит билет в один конец, и поняла, что круг сделан, и пора бы вернуться. Но в этот миг ее тело коснулось земли, а душа взлетела ввысь, навстречу семи неведомым существам с нерусскими именами.
Словно эхо выстрела Поручик сказал «Ах, блядь!». Альперович вскочил, опрокинув стул, а Белов неожиданно резко выхватил откуда-то из подмышки пистолет и замер, не зная, куда его направить. Лера первая взбежала по лестнице, и ее крик словно придал сил находившимся внизу. Через мгновение все уже толпились в жениной комнате. Леня лежал на полу, рука его сжимала пистолет, кровь, пульсируя, вытекала из дыры в черепе.
– Что говорят-то в таких случаях? – пробормотал Поручик.
– Ashes to ashes, прах к праху, – ответил Альперович, – впрочем, я не знаю.
Он пожал плечами и отошел в сторону.
– Блядь, – сказал Роман, – это я все…
– Откуда он взял пистолет? – спросил Белов, вынимая оружие из мертвой руки Лени.
– Не трогай! – крикнула Лера, – милиция же…
– Мы не будем вызывать милицию, – сказал Владимир, – как-нибудь уж сами разберемся.
– Ты уже однажды это говорил, – крикнул Поручик, – и вот результат.
– Здесь был тайник, – сказал Роман, – ты знал об этом?
Он показал на отверстие в дальнем конце комнаты, у самого окна. Камень был вынут из стены, открыв небольшую нишу.
– Нет, – сказал Белов.
«Совсем уже какой-то „Граф Монте-Кристо“, – подумал Антон. Он оказался ближе других к тайнику. Внутри лежала записка – та самая, которую он тщетно искал в прошлый свой приезд. Теперь ее смысл был абсолютно ясен: под уже знакомым стишком (лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели) был нарисован знак Сатурна, изображение окна и изогнутая стрелочка с цифрами 3 и 5. Три кирпича вниз и пять вбок, так оно и было.
– Как он его туда положил? – спросил Поручик.
– Он был здесь месяц назад, – сказал Антон, – я почти столкнулся с ним. Я думал, он пришел забрать записку, а он, оказывается, положил сюда пистолет.
– Идиот, – сказал Поручик, – настоящий идиот.
Лера заплакала, и ее плач почему-то напомнил Антону о том, как плакала в его объятьях Алена, оплакивая свою единственную подругу, которую она так глупо предала. Он прислонился к стене. Владимир по-прежнему вертел в руках пистолет, Альперович и Роман поднимали мертвое тело, видимо, чтобы положить его на кровать, но на самом деле – просто потому, что не могли больше бездействовать. Поручик что-то говорил рыдающей Лере и гладил ее по спине. Сцена выглядела зеркальным отражением той, с которой все началось. Тогда завязка произошла в жениной комнате, помеченной знаком Сатурна, а развязка – в зале, на этот раз – наоборот. Из одной и той же дыры в стене появились и марка, и пистолет.
– Идиот, – повторил Альперович, присаживаясь на кровать рядом с трупом Лени. – Он всегда был идиот. Еще со школы. «На нашем шаре жив еще пиздец?» Он всем растрепал тогда, помнишь, Поручик?
Антон подумал, что это очень хорошая строчка – чтобы она ни значила и откуда бы ни взялась.
– А я его, наверное, любил больше всех, – сказал Альперович, и в этот момент в голове Антона как будто что-то взорвалось. Снова заиграл Shamen, тот же голос сказал «ты же знаешь, я люблю только тебя». На секунду все исчезли, и комната снова стояла пустая. Темная фигура положила пистолет в тайник и обернулась. На этот раз Антон успел разглядеть лицо. Сомнений не было: это был Андрей Альперович. Единственный здесь человек, который не побоялся бы явиться в чужой галлюциноз.
Антон прислонился к стене. По телу тек пот, сердце бешено стучало. Откровение было физиологичным, как овердоз. «Надо надеяться, никто на меня не смотрит», – подумал он. И одновременно еще две мысли, словно его мозг разделился на три самостоятельные части. Мысли эти были: «Вот так и сходят с ума» и «Кажется, я все-таки сделал это».
Ощущения реальности медленно возвращались к нему и одновременно, словно куски головоломки, все расставлялось по местам: удивление Лени, когда он узнал, что Альперович первый заговорил об убийстве; слова «Ты же знаешь, я тебя люблю», сказанные Альперовичем Жене за полчаса до смерти, его знакомство с миром психоделиков. Было понятно, почему Леня говорил, что записка до сих пор лежит на полу, и что он не хотел убивать Женю. Он мог дать Жене марку, но не мог убить. Ни ее, ни Зубова. Он не мог позволить, чтобы все свалили на Леру и Антона, и даже не мог сказать, что именно Альперович познакомил его с Зубовым и – наверняка – он же и рассказал о тайнике в доме. Зная о тайнике, Альперович подменил марку до того, как Женя забрала ее оттуда, а потом вернулся, чтобы положить туда пистолет – на всякий случай или потому, что он знал, что именно в женину комнату побежит Леня после разоблачения. Из этого пистолета он убил Зубова, или из другого – было уже неважно. Некоторые части паззла все еще не укладывались на места, но впервые за все время Антон не подозревал – он знал. Он знал все, что произошло, – не знал только, что делать с этим знанием.
Разъезжались молча, в темноте. Владимир сказал, что ему надо разобраться с трупом, и остался в доме.
– Подвезти? – спросил Альперович Антона, но тот покачал головой. Открывшаяся ему час назад истина словно раздавила его. В конце концов, все это время Альперович казался ему самым близким из всех подозреваемых, как-никак – единственный хотя бы отдаленно психоделический человек среди алкоголиков.
– Ну, как хочешь, – сказал Альперович, и на секунду их глаза встретились. «Господи, – взмолился Антон, – только бы он ничего не понял». Глаза у Альперовича были грустные, как раз такие, как должны быть у человека, не то убившего, не то – просто потерявшего своего лучшего друга. Пожав плечами, Андрей пошел к своей новой машине.
«Зачем он сделал это? – подумал Антон. – Ведь были же у меня какие-то идеи на этот счет…»
Все получилось так, как и предсказывал Горский: дедукция оказалась ни к чему. Увидев пистолет, он сразу понял, что именно этот предмет неизвестный прятал в тайник; услышав голос Альперовича, он увидел все остальное. Теперь он знал, кто и как убил, – но совершенно забыл, зачем.
– Ты едешь? – спросила его Лера.
Они оставались в темном дворе вдвоем. В стороне были припаркованы три машины – лерины «жигули» и две роскошных иномарки. Может быть, сейчас душа Леонида Онтипенко металась за дымчатыми стеклами машины, которую она сочла последним обиталищем его тела.
– Да, спасибо, – ответил Антон, стараясь не думать о призраках, окружавших дом Белова.
Некоторое время они ехали молча.
– Как нас с тобой повенчали-то, а? – с деланной веселостью сказал Антон. Ему самому собственный тон напомнил о вечерней развязности Альперовича. Зачем, в самом деле, он инициировал все это расследование? Ведь в одиночку Антон ни за что не убедил бы Белова в том, что это действительно убийство.
– Да, у Ромы оказался наметанный взгляд, – сказала Лера, – но я думаю, он basically просто хотел заставить тебя сказать все, что ты знаешь.
– Ему это почти удалось. Я бы назвал Леню, если бы он сам не встал.
– А Зубов действительно говорил тебе о нем?
– Нет, – покачал головой Антон, – это Леня говорил мне о Зубове.
– Зачем? – спросила Лера.
«Потому что он не убивал», – хотел было уже сказать Антон, но вместо этого только пожал плечами.
– Все равно Белов знал об этом, – сказала Лера, – и, я думаю, Альперович.
