Рут Ренделл - Волка - убить
— Нас вы уж точно подразнили, — сердито ответил Уэксфорд.
Он отодвинул в сторону прошение об отставке вместе с ворохом других бумаг. Оно все ещё не было распечатано — плотный белый конверт с четко выведенным на нем именем старшего инспектора. Дрейтон использовал дорогую бумагу и писал чернилами, а не шариковой ручкой. Уэксфорд знал, что констебль любит хорошие вещи. Но любовь к красоте может быть чрезмерной, опьяняющей, лишающей свободы.
Уэксфорду казалось, что он понимает Дрейтона, но это не помешало бы ему удовлетворить прошение об отставке. Он возблагодарил господа за то, что истина выяснилась вовремя. Еще день, и он предложил бы констеблю сходить в чичестерский театр в обществе Шейлы и её друзей.
После ухода Аниты Марголис в комнате остался аромат её духов, Chant d'Aromes, который Уэксфорд узнавал без всякого лабораторного анализа. То был запах легкомыслия, расточительства и равнодушия — вполне под стать натуре этой девицы. Уэксфорд распахнул окно, чтобы дух выветрился до начала собеседования.
Дрейтон пришел за пять минут до назначенного времени и застал Уэксфорда на полу собирающим осколки. Но такое положение начальника не дало молодому человеку никаких преимуществ. Уэксфорд считал, что даже работа уборщицы предпочтительнее пустого хождения из угла в угол. Да ещё из-за того, что какой-то зеленый констебль выставил тебя дураком.
— Как я понимаю, вы подали в отставку, — сказал он. — Я думаю, это самое мудрое решение.
Лицо Дрейтона почти не изменилось, разве что, возможно, чуть побледнело. На щеках виднелись красные пятна, но ногти Линды оказались слишком короткими и не прорвали кожу. Уэксфорд ожидал увидеть замешательство или вызов, но ничего подобного не было. Взрыв долго сдерживаемых чувств тоже не удивил бы его. Возможно, этот взрыв ещё впереди. Но сейчас Дрейтон держал себя в руках, да так крепко, что выглядел совершенно спокойным.
— Слушайте, Дрейтон, — сказал Уэксфорд, — никто не думает, будто вы действительно что-то обещали этой девушке. Я знаю, вы на такое не способны. Но в общем и целом это… дурно пахнет.
Ответом ему была тусклая улыбка. Вполне под стать шутке.
— Пахнет продажностью, — сказал Дрейтон. Его голос был ещё холоднее, чем улыбка. В кабинете все ещё витал дух французских духов, похожий на аромат букета, который ставят на стол судей, чтобы уберечь их от порчи.
— К сожалению, все мы должны быть безупречны.
Что тут ещё сказать? Уэксфорд вспомнил заготовленную заранее напыщенную проповедь, и ему стало тошно.
— Боже мой, Марк! — вскричал он, обходя вокруг стола и останавливаясь перед Дрейтоном. — Почему вы не могли внять моим намекам и оставить её, когда я предупреждал? Вы её знаете. Она же разговаривала с вами. Или вы не смогли сложить два и два? Алиби, которое она обеспечила Кэркпатрику, на самом деле было алиби для неё самой! Она видела его в восемь, а не в девять тридцать.
Дрейтон кивнул, его губы сжались. Под ногами Уэксфорда захрустели осколки.
— Она ехала к Руби, когда видела его. Энсти был с ней, только Кэркпатрик не заметил этого. Гровер сказал, что она ходила в магазин во вторник днем. На самом деле днем она ходила стирать белье.
— Я начинал догадываться, — прошептал Дрейтон.
— И не сказали ни слова?
— У меня просто было ощущение неловкости, будто что-то не так.
Уэксфорд стиснул зубы. Он задыхался от злости. Во многом он был виноват сам: не одобряя любовных похождений Дрейтона, старший инспектор, тем не менее, романтизировал его и тайно восхищался им.
— Вы околачивались у Гроверов бог знает, сколько, и все это время тело лежало в гараже. Вы знали её, знали слишком хорошо, — он повысил голос, надеясь разбудить чувства Дрейтона. — Разве не естественно полюбопытствовать, с кем она дружила до вас? У них целый месяц жил человек, невысокий и темноволосый, который исчез в ночь убийства. Разве вы не могли сообщить об этом нам?
— Я не знал, — сказал Дрейтон. — Я не хотел знать.
— Вы обязаны хотеть знать, Марк, — устало сказал Уэксфорд. — Это первое правило игры.
Он забыл, что значит быть влюбленным, но вспомнил освещенное окно, смотревшую из него девушку и стоявшего за ней в темноте мужчину. С болью в сердце он понял, что страсть и печаль могли сосуществовать, ломать человека и в то же время не оставлять никакой печати на лице. У старшего инспектора не было сына, но время от времени каждый мужчина чувствует себя отцом другого мужчины.
— Я бы на вашем месте уехал отсюда. Вам нет нужды появляться в суде. Все забудется, поверьте.
— Как она это сделала? — тихо спросил Дрейтон.
— Энсти прижал нож к её горлу, надеясь, что страсть и его собственная неотразимость заставят её молчать. Но не вышло. Линда вырвала у Энсти нож и пронзила ему легкое.
— Он был мертв, когда они вернулись домой?
— Не знаю. Думаю, она тоже не знает. Вероятно, это останется тайной. Линда бросила его в машине и поднялась наверх, к отцу. На другой день она не смогла пойти в гараж, и я её понимаю. Отцу машина понадобилась бы ещё нескоро, значит, и Энсти нашли бы не сразу. А Линда надеялась на чудо. Думаю, этим чудом она считала вас. Вы должны были помочь ей спрятать тело. Но мы опередили её.
— Она уже приготовила для меня ключи от машины, — Дрейтон потупил взор и почти шептал.
— Приди мы получасом раньше, все было бы иначе, Дрейтон.
Констебль вскинул голову.
— Я никогда не поступил бы так.
— Даже если бы это привело к разрыву? Нет, я уверен, не поступили бы, — Уэксфорд откашлялся. — Что вы намерены делать теперь?
— Я не пропаду, — сказал Дрейтон. Он шагнул к двери. Осколок хрустнул под его ногой. — Вы разбили свое украшение. — Вежливо проговорил бывший констебль. — Мне очень жаль.
В коридоре он надел свое байковое пальто и накинул капюшон, став похожим на средневекового оруженосца, потерявшего меч и решившего, что крестовый поход — пустая трата времени. Он пожелал доброй ночи сержанту Кэму, который знал лишь, что Дрейтон угодил в какую-то переделку, потом вышел в дождь и отправился к своему жилищу. Он мог бы обойти лавку Гровера стороной, сделав небольшой крюк, но не захотел. Дом был погружен во мрак, словно его бросили, и булыжники на дорожке напоминали мокрый пол пещеры.
