Джон Харви - Грубая обработка
— Да? — Она посмотрела на него, оттопырив нижнюю губу кончиком языка. Обеими рунами она обхватила высокий стакан с пивом. Это был подходящий момент, чтобы подойти к ней и поцеловать в губы.
— Аренда такого рода, о которой вы говорили до этого, — сказал Резник, — вы не устраивали такую для человека по имени Грабянский?
— Это не совсем обычное имя. — Она покачала головой. — Я бы запомнила.
«Если Грабянский выехал из гостиницы, — думал Резник, — он мог иметь основательные причины использовать другое имя». Он попытался описать Клер его внешность.
— Выглядит очень похожим на вас.
— Вы не видели такого?
Улыбаясь, она наклонила голову.
— Я бы запомнила.
Когда пластинка закончилась, она допила свое пиво и поднялась на ноги.
— Я должна идти.
У двери Клер задержалась. Улицу заполнял шум машин, двигавшихся по Мансфилд-роуд.
— Некоторые мужчины могут смотреть на женщину лишь как на существо, которое надо взять под защиту или с которым можно спать. Для большинства из них и то и другое — это дело пяти минут. Вы не похожи на них.
Резник хотел сказать «спасибо», но не сказал.
— Спокойной ночи, Чарли.
— Спокойной ночи.
«Готов поспорить, — думал Резник, направляясь на кухню, — что мы все еще проверяем агентства, которые специализируются на аренде недвижимости. Что же касается таких фирм, в какой работает Клер, то сомневаюсь, что им даже звонили по телефону».
На следующее утро в первые же часы работы это было исправлено. Аренда, которой интересовался Резник, касалась квартиры на верхнем этаже, которую не покупали очень долго и которую нельзя было продать с приличной прибылью. Человек, который подписал договор об аренде, заплатил наличными и сразу же въехал. Краткосрочная аренда — это то, чего он хотел: достаточная, чтобы закончить дела, и больше ничего.
Конечно, это был не Грабянский. Квартиру снял Грайс.
23
Ллойд Фоссей вырос в маленьком горняцком поселке к северу от столицы, на улице, где каждые четыре из пяти семей были на учете в полиции, получали социальное пособие или же пользовались вниманием и той и другой служб. В шестнадцать лет он бросил школу, едва не попал в тюрьму, но влюбился в девушку, которая уговорила его продолжить образование. С девушкой скоро расстался, но полученные знания и квалификация остались при нем. Фоссей всех удивлял тем, как легко он находил работу и удерживался на ней. Этот паренек, который предпочитал помалкивать дома, боясь получить затрещину от отца, да и в школе говорил очень мало, опасаясь, что над ним будут смеяться, вдруг обнаружил, что он хорошо владеет словом. Он никогда не носил слишком броские вещи, ничего такого, что выделяло бы его среди других. Это располагало к нему людей. Ллойд Фоссей заметил, что он может воздействовать на них, что они доверяют ему. Причем большинство сразу, после первой же встречи.
Но скоро это качество сослужило не очень хорошую службу. Работая в компании по обеспечению безопасности зданий, он стал подрабатывать частным образом: договариваясь об установке сигнальных аппаратов помимо фирмы. Все это делалось без оформления документов, а деньги передавались из рук в руки. Его начальство стало подозревать его не только в работе налево, но также в причастности к исчезновению сигнальных аппаратов, проводов, целых систем, которые затем попадали на рынок или в частные дома.
Фоссей был уволен, вмешалась полиция. Грэхем Миллингтон допрашивал его четыре раза по разным поводам, и каждый раз Фоссею удавалось вывернуться. Он знал ответы на все вопросы, предугадывая половину из них.
Хотя он надевал свою лучшую одежду и курил сигары, у него был слишком длинный нос и впалые щеки, как это бывает у людей, испытавших нищету и сохранивших этот знак на всю жизнь.
Миллингтон был бы рад посадить его за что угодно. Не только за воровство у хозяев. Ему хотелось связать его с волной грабежей. Сержант не мог представить себе более подходящего человека для передачи нужных для грабежа сведений в расчете погреть на этом руки. Но Фоссей, в своем дорогом, но плохо сидящем на нем костюме, куривший одну за другой эти вызывающие тошноту сигары, умело выкручивался. Там, где большинство подозреваемых своими ответами навлекали на себя беду, Фоссей заговаривал допрашивающих до столбняка.
Когда Миллингтон сказал ему, что он свободен и может идти, Фоссей пожал ему руку и предложил оборудовать его дом сигнальным устройством от воров с сорокапроцентной скидкой и бесплатными сметными работами.
И теперь медовый месяц он провел в таком месте, о каком Миллингтон и его жена могли только мечтать после бутылки кьянти в субботу вечером, сидя в обнимку перед телевизором.
— Ллойд Фоссей?
— Да.
— Помните меня?
Фоссей хорошо запомнил одно положение из прочитанных им дешевых книг о том, как добиться успеха в бизнесе, а именно: никогда не забывать лица. Он протянул для приветствия руку и изобразил улыбку.
— Инспектор!
— Сержант.
— Извините, я думал, что вы получили повышение за это время.
«Ублюдок», — подумал Миллингтон.
— Вам повело, что вы застали меня, — заявил Фоссей, — я вернулся только вчера вечером…
— Из свадебного путешествия. Да, я знаю. Левый глаз Фоссея задергался.
— Что-то случилось? Как раз сейчас я должен идти к клиенту. — Он взглянул на часы, отвернув рукав темно-синего блейзера. — Я уже опаздываю.
— Позвоните.
— Простите?
— Позвоните и скажите, что вы будете чуть позднее.
— Я не могу этого сделать, я…
— Скажите, что опоздал самолет, что не было тяги у мотора, все, что взбредет в голову.
— Что это, Ллойд? — Молодая миссис Фоссей все еще протирала глаза, чтобы окончательно прогнать сон, и одновременно снимая наложенные вчера тени. На ней был халат Фоссея, а под ним, без сомнения, одна из рубашек мужа. Довольно пухленькая, она выглядела совсем девчонкой — лет на восемнадцать, не более. Рядом с ней Фоссей, которому стукнуло уже двадцать пять, выглядел старше своего возраста.
— Приготовь кофе, любовь моя. Нам с этим джентльменом надо поговорить.
— Сделаю растворимый, я не умею пользоваться твоей кофеваркой.
— Для этого не нужна ученая степень по физике.
— Если это несложно, — сказал Миллингтон, — я предпочел бы чай.
Она послала ему благодарную улыбку, запахнула поплотнее халат и ушла на кухню. «Она научится, — подумал Миллингтон, — научится или уйдет от него, что более вероятно».
Фоссей оставил сержанта в комнате с мягкой мебелью, обитой белой кожей, с черными столиками из легкого дерева и стекла и с таким количеством ламп, которого хватило бы на освещение какого-либо спортивного состязания. В одном углу комнаты находился бар, заполненный, как подсчитал Миллингтон, пятью бутылками висни разных сортов и тремя бутылками коньяка. Фоссей в это время звонил из прихожей, принося свои извинения клиенту.
Миллингтон подождал, когда в комнату вернется хозяин дома, затем сел напротив. Пиджак Фоссея был, как и раньше, дорогим, но теперь он был подогнан по фигуре. Складни на светло-серых брюках были именно там, где им положено быть, а ботинки выглядели так, как будто их только что вынули из коробки. Для Миллингтона он все равно оставался хорьком, только теперь хорошо одетым.
— Выходим в люди? — заметил он, повторяя слова своего начальства.
— А что в этом плохого?
— Как вам это удается?
— Как и всем.
— Ой ли?
Фоссей повернулся к молодой жене, которая входила в это время в гостиную с чаем на подносе. Теперь она была одета в розовую с голубым хлопчатобумажную блузку и белые в обтяжку джинсы, но, несмотря на это, по-прежнему выглядела посторонней в собственном доме.
— Спасибо, любовь моя.
На подносе были чайник и три чашки, но тон, каким произнес свои слова Фоссей, не оставлял сомнений в том, что ее присутствие здесь нежелательно. Когда она, уходя, не совсем плотно закрыла дверь, он тут же вскочил и захлопнул ее.
Миллингтон начал было наливать и остановился — требуется время, чтобы чай настоялся.
— Итак ваше предприятие действительно работает? — обратился Миллингтон к Фоссею.
— Конечно, работает. Как бы еще я приобрел все это? Как бы еще? — Фоссей откинулся назад в кожаном кресле. — Все, что требуется, это поставленная перед собой цель, честолюбие, немного знаний и много труда, чтобы добиться цели.
— Послушайте, любой человек, — он повторил это, постукивая в такт своим словам двумя пальцами по ладони другой руки, — любой человек, который хочет добиться успеха в этой стране, может это сделать. И не тратьте напрасно ваше время, говоря мне о безработице и высоком банковском проценте, о закрывающихся предприятиях, потому что я не хочу знать этого. Вот я перед вами, посмотрите на меня. Десять, да что там, пятнадцать лет назад меня выгнали из школы, и я оказался в яме, как какая-нибудь собака («Как хорек», — подумал Миллингтон). Теперь закрываются, потому что они не приносят прибыли. Деньги вкладывают туда, где они работают, где они делают больше денег. Послушайте, любой, кто хочет открыть свой бизнес, может сделать это. Начните с разработки планов, затем банковские займы, ссуды на развитие производства, специальные кредиты. Вас завалят деньгами, и вся беда этих ноющих болванов в том, что они скорее будут сидеть в нищете и скорбеть о своей доле, чем сделают что-либо для себя. Таковы факты. — Он наклонился вперед и положил локти на колени. — Правильно я говорю?
