Лилиан Браун - Кот, который дружил с кардиналом
Милдред подыскала «шляпку « с тесемками до подбородка.
– Запомни её. Возможно, ты нашла победителя, – заключил Комптон.
– Неужели все финалисты будут участвовать в конкурсе одновременно? – удивился Квиллер.
– А вот это вопрос! Пятьдесят кошек в одной комнате – зрелище не из приятных, – заметил школьный администратор.
Белолапых кошек оказалось значительно меньше. Если в первой категории конкурсантов «шляпки» обнаружились у семи претендентов на приз, то во второй таковых нашлось только трое.
– Ну, как дела? – осведомилась неожиданно залетевшая в зал Хикси Райс.
– Вот всё, что мы могли сделать, – сказала Милдред, кладя снимки на стол.
– Отлично! Перевернете их и увидите на обороте код: V– 2, В-6, В-12 и так далее. Хорошо? Во время кошачьего парада у каждой кошки будет сопровождающая с номером кода. Когда выберете десять претендентов, направьте их на сцену. После этого посовещайтесь и совместно определите победителя. Не тратьте много времени на раздумья. Это может вызвать подозрения… Ну как, всё понятно? Я вернусь за вами через час. Приятного аппетита! На десерт закажите пудинг – не пожалеете… Погодите, вы ещё не видели толпы болельщиков! Такого грандиозного события Кеннебек на своём веку ещё не помнит! Между прочим, мы для вас подготовили фирменные рубашки с эмблемой конкурса «Всех забавней и милее». Можете их надеть.
– Ты что, смеёшься? – опросила Милдред.
Хикси вышла из обеденного зала, и судьи проводили её долгим взглядом. Всякий раз как дверь в ресторан открывалась, с улицы врывался гул толпы.
– У меня такое ощущение, будто там начался бунт, – сказал Комптон и, заказав жареное мясо, обратился к Квиллеру: – Жена сказала, что экскурсия прошла на «ура».
– И мне так сказали. К счастью, меня не было в городе.
– Сногсшибательный успех, – подтвердила Милдред. – Посетители были в восторге, а гобелен с яблоней просто сразил всех наповал . Правда, зоологические гравюры никто не одобрил. Интересно, почему летучие мыши всегда вызывают у людей антипатию? Такие миловидные маленькие зверюшки, и истребляют комаров.
– Они омерзительны, – сказал Комптон.
– Ну не скажи! – возразила Милдред, которая всегда была готова встать на защиту обиженного. – Когда я училась во втором классе начальной школы в Чёрном Ручье, наша учительница держала клетку с летучей мышью, и мы кормили её своими завтраками с кончика карандаша.
– Это маленькие грязные чудовища.
Вместо ответа Милдред метнула на своего начальника презрительный взгляд.
– Мы звали его Боппо. Он был такой чистюля – прямо как кошка. До сих пор помню его блестящие глазки, остренькие ушки и маленький розовый рот с острыми зубками.
– От которого недолго заразиться бешенством. – Милдред пропустила его замечание мимо ушей. – Он висел на когтях вниз головой, а потом научился ходить на локтях. Прямо как клоун. Уверена, что такие образованные люди, как вы, знают, каким уникальным летательным устройством является крыло летучей мыши.
– Я знаю только одно, – сердито ответил Комптон, – что за обедом я предпочёл бы поговорить о чём-нибудь менее неаппетитном.
Они поговорили о скачках, обсудили все «за» и «против» туризма, успех «Генриха Восьмого», а также убийство Ван Брука. После кофе Милдред, извинившись, ненадолго вышла, и её начальник, перегнувшись через стол, сказал Квиллеру:
– Пока её нет, хочу тебе сказать с глазу на глаз. У нас с тобой был на днях разговор насчёт заслуг Ван Брука, так вот, я навёл справки в трех университетах, которые якобы присваивали ему степени. Один из них – фикция! Такой университет не существует и никогда не существовал, а в двух других его имени – причем ни одного из его имен – в списках никогда не значилось.
– Ни для кого не секрет, что за ним водились мелкие грешки, так что я не удивлен.
– Конечно, это не для протокола. Теперь, когда его нет в живых, я вовсе не собираюсь обнародовать эти факты. Пусть он был невыносимым тираном, но всё же чертовски много для нас сделал.
– Загадкой остается одно: действительно ли он обладал огромной эрудицией или только делал вид? Ты справлялся о нём у юристов?
– Да, и открыл в его биографии ещё одно белое пятно. Нигде не значится, что он был профессиональным артистом. Но играл он всё же недурно. – Комптон огляделся. – Она идёт. Есть ещё кое-что. Скажу позже.
– Толпа рвётся в павильон, – сообщила Милдред, – Надеюсь, во время судейства её сумеют утихомирить.
Тут к ним подскочила Хикси и, возбуждённая, с трудом переводя дух, заявила:
– Народу видимо-невидимо! Куда больше, чем мы ожидали. Посмотреть шоу пришёл отряд бойскаутов, первые три ряда заняты пенсионерами из дальней деревни. У каждой кошки от пяти до дюжины болельщиков. Мы на это не рассчитывали. Отделение пожарников охраняет вход в здание. Все места уже заняты, а на улице ещё остались конкурсанты, – пока они не попадут в зал, нельзя начинать, но также нельзя выставить тех, кто пришёл первыми.
– Включите брандспойт и все дела, – проворчал Комптон.
– А нам что делать? – спросила Милдред.
– Надевайте судейские значки и занимайте свои места на сцене. Я проведу вас через чёрный ход.
– Мне обязательно надевать значок? – осведомился Квиллер. – Я предпочел бы остаться неизвестным, когда начнется перестрелка.
Хикси протащила судей в конкурсный зал, где их появление было встречено бурными приветствиями и свистом. Они заняли места за длинным, покрытым чёрным войлоком столом, на котором стояла огромная корзина с призами-игрушками, тщательно подобранными энтузиастами, – каждой кошке по игрушке, независимо от того, победитель она или нет.
Даже откидные стулья уже все были заняты; по бокам зала стеной стояли те, кому не хватило сидячих мест. В конце зала члены Торговой палаты в конкурсных рубашках пытались урезонить разбушевавшуюся толпу оставшихся за дверью. Те из них, кто держал на руках финалистов, не стеснялись в выражениях. Прорвав оцепление у входа, возмущенные болельщики вскоре ввалились в зал, и тут начался кошачий концерт. Одних кошек несли на руках, других – в корзинках и клетках, но все они были чёрно-белой масти и все – далеко не в восторге от происходящего.
– Почему-то у меня такое ощущение, – сухо произнёс Комптон, – что этой катавасии не будет конца.
На сцену с целью объяснить причину неразберихи и призвать всех к порядку вышел председатель Торговой палаты. На него обрушились неодобрительные возгласы и кошачьи вопли. Он поднял руку и крикнул что-то в микрофон, стараясь привлечь внимание громогласной публики, но его призывы не дошли до адресата. Зато усиленный электроникой оглушительный гвалт толпы наводил на мысль об аде. Хозяйки участников и участниц конкурса грозно трясли кулаками на сцене. Матери кричали, что их детей задавили. Две чёрно-белые кошки сцепились друг с другом в кровавой схватке. В разгар суматохи огромный чёрно-белый кот вырвался от своей сопровождающей и, вскочив на сцену, бросился к кошачьим игрушкам. Молниеносно все кошки, сумевшие вырваться, последовали его примеру и, сиганув через седовласые головы пенсионеров, сидящих в первых рядах, оказались на судейском столе, который тут же превратился в поле битвы, о чём свидетельствовали полетевшие вверх клочки кошачьей шерсти. Судьи нырнули под стол, как раз когда со своими рупорами подоспела полиция и невесть почему сработала противопожарная система.
– Ради всего святого, – орал под столом Комптон, – выпустите меня отсюда!
Все трое на четвереньках стали отступать к заднему выходу. На какое-то мгновение они остановились, чтобы перевести дыхание. Первой обрела дар речи Милдред:
– Вот бы поскорее добраться до «Типси» и что-нибудь выпить.
– Я только «за», – поддержал её босс.
– Жаль, что у нас нет телевидения, – заметил Квиллер. – Телевизионщикам здесь было бы чем поживиться. Чего тут только нет: дети, кошки, старики и даже кровь!
Мейн-стрит вся сверкала красными и синими проблесковыми огнями полицейских машин и аварийных фургонов; представители службы шерифа и полиции штата пытались взять ситуацию под контроль. Рядом стояли машины «скорой помощи», пожарные грузовики были приведены в боевую готовность. Оставался единственный разумный способ попасть в ресторан – с тыльной стороны здания через кухню.
Добравшись до бара, трое судей без сил рухнули на стулья. Хикси в этот день они больше не видели и, как только обстановка разрядилась, решили поскорее убраться восвояси.
Квиллер отвёл Комптона в сторону и спросил:
– Что ещё ты хотел мне сказать о Ван Бруке? Ты говорил, что скажешь потом.
– Официально это ещё не объявлено, – конфиденциальным тоном произнёс Комптон, – и я ещё не сообщил даже школьному комитету. Адвокат Ван Брука передал мне, что покойный оставил всё своё состояние пикакской школе. Откровенно говоря, я считаю, что мы это заслужили.