Филлис Джеймс - Саван для соловья
— Добрый день, сестра. Я могу перекинуться с вами парой слов?
Возмущенная фамильярностью предложения, сестра Брамфет резко отетила:
— Если угодно, сержант, в моем кабинете. То есть именно там, где вам и следовало меня подождать. Людям не разрешено расхаживать по моему отделению, когда им заблагорассудится, и это относится также и к полиции.
Нисколько не огорченный выговором, сержант Мастерсон скорее выглядел удовлетворенным, как будто эта речь подтвердила какие-то его подозрения. Сестра Брамфет устремилась в свой кабинет, поджав губы и готовая к схватке. К ее огромному удивлению, мистер Куртии-Бригс последовал за ней.
Сержант Мастерсон сказал:
— Я хотел бы, сестра, если можно, просмотреть книгу записей вашего отделения за период, когда здесь дежурила студентка Пирс. Особенно меня интересует последняя неделя.
Мистер Куртии-Бригс бесцеремонно вмешался:
— Разве это не конфиденциальные записи, сестра? Уверен, что полиция должна обратиться за разрешением, прежде чем вы предоставите им ваши книги.
— Ну, я так не думаю, сэр. — Спокойный голос Мастерсоиа, даже слишком почтительный, содержал все же нотку удовольствия, которая не ускользнула от слушателя. — Записи медицинских сестер определенно не являются медицинским документом в собственном смысле. Я только хочу посмотреть, кто находился здесь на лечении за этот период и не случилось ли здесь чего-то такого, что может представлять интерес для старшего инспектора. Есть предположение, что во время дежурства в вашем отделении студентку Пирс что-то расстроило. Если помните, она прямо отсюда прошла в школу.
Сестра Брамфет, чье лицо пошло пятнами, а руки задрожали от злости, вытеснившей страх, наконец обрела голос:
—В моем отделении ничего не произошло. Ничего! Это все идиотские зловредные сплетни! Если студентка добросовестно делает свою работу и выполняет приказания, ей не из-за чего расстраиваться. Старший инспектор находится здесь, чтобы расследовать убийство, а не лезть в дела моего отделения.
Мистер Куртни-Бригс вежливо вмешался в разговор:
— И даже если она была… расстроена — по-моему, сержант, вы употребили это слово? — не вижу, какое это имеет отношение к ее смерти.
Сержант Мастерсон улыбнулся ему, как будто ублажал своенравного упрямого ребенка:
— Все, что произошло с Пирс за неделю, предшествующую дню ее убийства, может иметь отношение к смерти, сэр. Вот поэтому-то я и прошу позволения взглянуть на книгу записей.
Поскольку пи сестра Брамфет, пи хирург не сделали и движения, чтобы выполнить его просьбу, он добавил:
— Это только для подтверждения полученной нами информации. Я знаю, что в течение той недели она дежурила в вашем отделении. Мне сказали, что она посвящала все время уходу за одним особенным пациентом. За мистером Мартином Деттинджером. «Ограничиваясь» уходом за ним — кажется, вы так это называете. Согласно моим данным, она редко выходила из его комнаты, когда дежурила здесь в последнюю неделю своей жизни.
Так, подумала сестра Брамфет, ему наболтали студентки. Ну конечно! Полиция так и работает. Бесполезно и пытаться что-либо скрыть от них. Все, даже медицинские тайны ее отделения, уход за ее частными пациентами, будет разнюхано этим нахальным субъектом, а потом доложено его старшему офицеру. Нет ничего в книгах записей, чего он не смог бы выяснить окольным путем: разнюхать, преувеличить, неверно истолковать и использовать во вред. От ненависти потеряв дар речи и чуть ли не впав в состояние полной паники, она услышала вежливый и успокаивающий голос мистера Куртпи-Бригса;
— Тогда вам лучше передать эти книги, сестра. Если полиция настаивает на том, чтобы попусту тратить свое время, мы не должны в угоду им тратить свое.
Молча сестра Брамфет подошла к своему столу и из глубокого ящика извлекла толстую книгу в твердой обложке. Все так же молча и не глядя на сержанта Мастерсона, она передала ему книгу. Сержант горячо ее поблагодарил и обратился к мистеру Куртни-Бригсу:
— А теперь, сэр, если мистер Деттинджер все еще находится в больнице, я хотел бы поговорить с ним.
Мистер Куртни-Бригс не дал себе труда скрыть удовлетворение.
— Я думаю, это желание вы не сможете осуществить даже с вашей невероятной изобретательностью, сержант. Мистер Деттинджер умер в тот день, когда Пирс оставила это отделение. Если я не ошибаюсь, она была при нем, когда он умер. Так что, к счастью для них обоих, они уже недоступны для ваших инквизиторских расспросов. А теперь, если вы нас извините, мы с сестрой должны работать.
Он придержал открытую дверь, и сестра Брамфет с достоинством выплыла из нее. Сержант Мастерсои остался один, держа в руках увесистую книгу записей.
— Проклятый ублюдок! — громко выругался он. Некоторое время он стоял в задумчивости. Затем углубился в изучение записей.
6
Через десять минут он вернулся в кабинет. У него под мышкой были зажаты книга регистрациии и темно-желтый файл, па котором надпись крупными черными буквами предупреждала, что его нельзя передавать пациенту; на ней были указаны название больницы и регистрационный номер Мартина Деттинджера. Положив книгу на стол, он передал файл Делглишу.
— Спасибо. Вы получили все это без проблем?
— Да, сэр, — сказал Мастерсон. Он не видел причин объяснять, что заведующий регистратурой отсутствовал и что он отчасти убедил, отчасти застращал младшего клерка, чтобы тот выдал нужный файл на том основании, что он никогда не поверит, что законы о сохранении конфиденциальности истории болезни по-прежнему действуют, если пациент скончался, и что, когда старший инспектор Скотленд-Ярда чего-то требует, ему обязаны это предоставить без возражений и задержек. Они вместе стали изучать файл. Делглиш сказал:
— Мартин Деттинджер. Сорок шесть лет. Сообщенный им адрес: Лондон-Клаб. Разведен. Ближайшая родственница — мать, миссис Луиза Деттипджер, 23 Сэвил-Меншс, Мэрилебон-роуд. Вам придется встретиться с этой леди, Мастерсон. Назначьте с ней встречу на завтрашний вечер. Мне нужно, чтобы днем вы побыли здесь, пока я съезжу в город. И потрудитесь разузнать о пей. Она должна была довольно много навещать своего сына в больнице. Им занималась Пирс. Обе женщины должны были часто видеться. Что-то расстроило Пирс, когда она дежурила в этой палате в последнюю педелю ее жизни, и я хочу знать, что это было. Он вернулся к книге записей.
— Сколько здесь всего! Бедняга, кажется, страдал всеми возможными болезнями. Последние десять лет он страдал от колита, а перед этим здесь много чего было позаписано о недиагностированной болезни, возможно, в начале заболевания, от которого он умер… За время прохождения службы он трижды госпитализировался, включая период в два месяца, проведенный в армейском госпитале в Каире в 1947 году. Комиссован из армии в 1952 году и эмигрировал в Южную Африку. По-видимому, это не принесло ему пользы. Вот записи из больницы в Йоханнесбурге. Их запрашивал Куртни-Бригс — видно, этот случай оказался для него сложным. Очень много его собственных записей… Он взялся за его лечение два года назад и, похоже, выступал и как терапевт, и как хирург. Колит обострился около месяца назад, и Куртпи-Бригс во время операции в пятницу второго января удалил большую часть кишки. Деттипджер неплохо перенес операцию, хотя его состояние было к тому времени довольно тяжелым, и понемногу поправлялся до раннего утра в понедельник пятого января, когда у него случился рецидив. После этого он лишь ненадолго приходил в сознание и скончался в половине шестого в пятницу девятого января.
Мастерсон сказал:
— Когда он скончался, при нем была Пирс.
— И по всей видимости, она одна ухаживала за ним всю его последнюю неделю. Посмотрим, что говорится в записях.
Но в записях о дежурствах сестер было еще меньше информации, чем в истории болезни. Аккуратным школьным почерком сиделка Пирс вносила данные о температуре своего пациента, дыхании и пульсе, его беспокойстве и коротких часах сна, о медикаментозном лечении и о пище. Недостатка в тщательном описании сестринского ухода здесь не было, но помимо этого, записи больше ни о чем ему не говорили.
Делглиш захлопнул книгу:
— Верните все это туда, где взяли. Мы выжали из них все, что можно. Но я нутром чую, что смерть Мартина Деттинджера имеет какое-то отношение к нашему случаю.
Мастерсои ничего не ответил. Как и все детективы, работающие с Делглишем, он инстинктивно чувствовал уважение к подозрениям старого волка. Порой они казались невероятными, ошибочными и притянутыми за уши, но слишком часто оказывались правильными, чтобы ими пренебрегать. И у него не было возражений против вечерней поездки в Лондон. Завтра будет пятница. Расписание занятий па доске объявлений в холле гласило, что в пятницу студенты рано заканчивают, они освободятся сразу после пяти. Он подумал, не захочет ли Джулия Пардоу прокатиться в город. А почему бы и нет? К тому времени, когда он уедет, Делглиш еще не вернется. Только нужно проделать все очень осторожно. И можно предполагать, что им будет весьма приятно провести этот допрос наедине.
