Филлис Джеймс - Смерть приходит в Пемберли

Наступило Рождество и принесло с собой ежегодный детский праздник, на который пригласили всех детей поместья. Дарси и Элизабет понимали, что нельзя лишать ребятишек радости, особенно в такие трудные времена. Всем слугам, и домашним, и остальным, выбрали и вручили подарки — этим занимались Элизабет и миссис Рейнолдс; Элизабет также старалась выполнять свою программу по чтению и совершенствоваться с помощью Джорджианы в игре на фортепьяно. С сокращением общественных обязательств у Элизабет стало оставаться больше времени для занятий с детьми и посещений бедняков, престарелых и увечных; и оба супруга, Дарси и Элизабет, на своем опыте узнали: когда дни заполнены работой, даже самые навязчивые ночные кошмары иногда отступают.

Были и хорошие новости. С тех пор как Джорджи отправили к матери, Луиза повеселела, да и у миссис Бидуэлл жизнь стала легче без детского крика, который причинял Уиллу лишние страдания. После Рождества, по мере приближения дня суда, недели вдруг полетели быстрее.

Часть пятая

Суд

Суд должен был состояться в четверг, 22 марта, ровно в одиннадцать в Олд-Бейли. Элвестон жил в это время на квартире неподалеку от «Миддл темпл»; по его предложению, за день до суда всем надо было встретиться с Микледором, защитником Уикхема, у Гардинеров на Грейсчерч-стрит, там посвятить Дарси в программу следующего дня и обсудить его выступление на суде. Элизабет не решилась провести два дня в пути, и потому супруги намеревались остановиться на ночлег в Банбери и приехать в Лондон утром в среду, 21 марта. Обычно, когда Дарси покидали Пемберли, у дверей собирались старшие слуги, они махали им вслед, желали всего хорошего, но последний отъезд был совсем другим: их провожали только Стаутон и миссис Рейнолдс, с грустными лицами они пожелали господам счастливого пути и заверили, что в их отсутствие жизнь в Пемберли будет продолжаться, как обычно.

Чтобы наладить жизнь в лондонском доме, Дарси требовались определенные усилия, и потому, приезжая в Лондон на короткое время — в магазины, на премьеру новой пьесы, интересной выставки или на встречу главы семейства со своим юристом или портным, — они останавливались у четы Херст в том случае, когда мисс Бингли могла к ним присоединиться. Миссис Херст была рада любому гостю, с гордостью демонстрируя великолепие своего дома, многочисленные экипажи и прислугу, а мисс Бингли искусно, как бы между прочим, упоминала имена высокопоставленных друзей и передавала последние сплетни о скандалах в светском обществе. Это только забавляло Элизабет, как забавляли ее раньше претенциозность и глупость соседей — конечно, когда не требовалось сочувствие; что до Дарси, тот считал: если для согласия в семье требуется встречаться с людьми, с которыми у него мало общего, то пусть это будет за их счет. Однако в этот раз приглашений ни от семейства Херст, ни от мисс Бингли не последовало. Считалось, что от таких драматических событий и дурной славы разумнее держаться в стороне, и Дарси не рассчитывали увидеть Херстов или мисс Бингли во время процесса. Но от Гардинеров сразу пришло теплое и искреннее приглашение. Здесь, в этом уютном, скромном семейном доме, они найдут утешение, дружескую поддержку, спокойное общение, от них ничего не будут требовать, не ждать никаких объяснений, мир и покой укрепят их и подготовят к будущим испытаниям.

Когда они достигли центра Лондона, оставив позади зеленую зону Гайд-парка, Дарси почувствовал, что въезжает на чужую территорию, дышит спертым, несвежим воздухом и находится в окружении множества угрюмых людей. Никогда раньше не ощущал он себя таким чужаком в Лондоне. Не верилось, что страна находится в состоянии войны; все куда-то спешили, были заняты своими делами, иногда, правда, он замечал завистливые или восхищенные взгляды, устремленные на их карету. Ни он, ни Элизабет не стремились комментировать происходящее, а экипаж тем временем выехал на широкие запруженные улицы, и кучер осторожно лавировал между яркими, кричащими фасадами магазинов и колясками, повозками, фургонами и частными экипажами, которые делали улицы почти непроезжими. Наконец они свернули на Грейсчерч-стрит и, подъезжая к дому Гардинеров, увидели, что дверь уже распахнута; мистер и миссис Гардинер выбежали приветствовать их, а экипаж с кучером тут же направили к конюшне в глубине двора. За несколько минут багаж выгрузили, и Элизабет и Дарси вступили в мирное и безопасное место, которое станет их убежищем до конца суда.

Элвестон и Джереми Микледор, пришедшие после обеда, чтобы дать Дарси краткие инструкции и советы, провели в доме меньше часа и ушли, выразив надежду на лучшее и пожелав успеха. Последующая ночь стала одной из самых скверных в жизни Дарси. Неизменно гостеприимная миссис Гардинер позаботилась о том, чтобы в спальне присутствовало все необходимое для удобства супругов — не только две долгожданные кровати, но и столик между ними с графином воды, книгами и вазочкой с печеньем. Нельзя сказать, чтобы до Грейсчерч-стрит не доносился никакой шум, но в обычное время громыхание и скрип экипажей, редкие окрики — по контрасту с полной тишиной Пемберли — не мешали Дарси заснуть. Он пытался выбросить из головы тревогу по поводу завтрашнего испытания, но лезли еще более волнующие мысли. Казалось, у кровати стоит его двойник, смотрит на него осуждающим, почти презрительным взглядом и повторяет аргументы и обвинения, о которых он думал, что давно с ними справился, однако теперь незваный призрак с новой силой и логикой извлек их из небытия. Только он, и никто другой, сделал Уикхема частью семьи, дав тому право звать его братом. Завтра он вынужден давать показания, которые помогут отправить его врага на виселицу или, напротив, обрести свободу. Даже если вердикт будет «невиновен», этот процесс приблизит Уикхема к Пемберли, если же его осудят и повесят, Дарси никогда не избавиться от гнета ужаса и вины, и это жуткое наследство он передаст сыновьям и всем будущим поколениям.

Он не сожалел о браке с Элизабет — это было все равно что сожалеть о своем рождении. Женитьба принесла ему счастье, о котором он не мог и мечтать, и залогом этой любви были два красивых и здоровых мальчугана, сладко спящих сейчас в детской комнате Пемберли. Но женился он вразрез с принципами, управлявшими его жизнью с детства, воззрениями, связанными с памятью родителей, Пемберли и ответственностью перед своим классом и состоянием. Как сильно ни тянуло Дарси к Элизабет, он мог удалиться, как, по его подозрению, сделал полковник Фицуильям. Цена, которую он заплатил за то, чтобы Уикхем женился на Лидии, была ценой Элизабет.

Дарси вспомнил свою встречу с миссис Янг. Дом, в котором сдавались меблированные комнаты, располагался в респектабельном районе Марилебон, сама женщина была олицетворением уважаемой и заботливой домовладелицы. Ему припомнилась их беседа.

— Я сдаю комнаты только молодым людям из приличных семей, уехавшим из дома, чтобы найти работу в столице и начать независимую жизнь. Родители знают, что юноши будут хорошо питаться, о них позаботятся и проследят за их благонравием. В течение многих лет мой доход более чем достаточный, и теперь, когда я обрисовала вам мое положение, мы можем перейти к делу. Но сначала не хотите ли подкрепиться?

Он отказался, не стараясь быть любезным, и она сказала:

— Я деловая женщина, и соблюдение формальных правил учтивости меня не тяготит, но можно обойтись и без них. Я знаю, вам нужно знать местопребывание Джорджа Уикхема и Лидии Беннет. Давайте начнем с того, что вы назовете наивысшую цену, какую готовы заплатить за эту информацию, — уверяю, ни у кого, кроме меня, вы ее не получите.

Названная цифра оказалась мала, но в конце концов они договорились, и когда Дарси покидал этот дом, ему казалось, что он заразился чумой. Но это была только первая большая сумма, которую пришлось заплатить, прежде чем Джордж Уикхем согласился жениться на Лидии Беннет.

Измученная дорогой Элизабет после обеда сразу же легла. Когда Дарси вошел в спальню, она уже спала; несколько минут он тихо стоял у кровати, глядя с любовью на прекрасное, спокойное лицо жены — по крайней мере на несколько часов сон освободит ее от тревоги. В постели он долго ворочался — искал удобное положение, но даже мягчайшие подушки не приносили покоя, но вот наконец он почувствовал, что проваливается в сон.

Элвестон рано ушел в Олд-Бейли, и Дарси незадолго до половины одиннадцатого в одиночестве шел через внушительного вида холл, из которого вела дверь в зал судебных заседаний. Там ему сразу показалось, что он попал в поставленную в Бедламе[11] клетку для птиц, заполненную болтающими человекоподобными. Судебный процесс начинался только через полчаса, но места впереди уже заняли без умолку трещавшие женщины в дорогих туалетах, задние ряды тоже быстро наполнялись. Казалось, здесь собрался весь Лондон, бедняки теснились, шумно переругиваясь. Хотя Дарси предъявил судебную повестку ответственному лицу у дверей, ему не указали его место и вообще не обратили на него никакого внимания. День стоял теплый для марта, в зале было душно и влажно, тошнотворная смесь аромата духов и запаха несвежих тел висела в воздухе. Рядом с креслом судьи стояла группа юристов, они беззаботно переговаривались, словно у себя в гостиной. Дарси увидел среди них Элвестона, тот, поймав его взгляд, тут же направился к нему, поздоровался и подвел к местам для свидетелей.