Дэвид Осборн - Убийство на острове Марты

Мы стояли тесной группой, с ногами, промокшими от утренней росы, обильно покрывающей высокую кладбищенскую траву, и смотрели на освобожденный от дерна могильный холмик длиной в человеческий рост; на простом плоском камне значилось:

 Алиса Уэбб

 1913 — 1980.

Здесь мне придется вернуться немного назад. Я приехала рано, когда еще не было ни Эсси, ни полицейских, ни рабочих из похоронного бюро, однако я оказалась не первой. Сюзи Симмонс и ее муж стояли, принаряженные, как на похороны, у еще нетронутой могилы. Они казались неуместными здесь в своих праздничных костюмах. Я ожидала проявлений неудовольствия и не обманулась. Сюзи повела себя агрессивнее, чем ее муж. Она сразу меня узнала и, не отвечая на мое приветствие, резко спросила, что происходит. Я сказала, что, насколько мне известно, полиция считает, что имела место ошибка при освидетельствовании тела. Генри Симмонс, стоявший до этого ко мне спиной, повернулся и с угрожающим видом шагнул в мою сторону.

— Я узнал вас, черт вас побери: вы та дачница, что вечно лезет не в свои дела. Ваши друзья жили на задах у Руперта — этот длинноволосый художник и его спесивая женушка. Какое вам дело до того, как умерла Алиса, я вас спрашиваю? — Он ткнул пальцем в Сюзи, будто она была его собакой. — Я еще тогда ей говорил.

— Это не моя прихоть, — возразила я. — Таково указание полиции штата.

— Если вы еще раз сунете свой столичный нос в наши семейные дела, пеняйте на себя. Ясно вам?

— Как вы посмели? — вступила в разговор Сюзи, срываясь на крик. — В мэрии мне сказали, что слыхом не слышали о вас.

От дальнейших объяснений меня избавило прибытие Гленна Ротенберга и Саманты. Какой бы оборот ни принял мой разговор с ними, все же это было предпочтительнее, чем выслушивать обвинения четы Симмонсов.

— Маргарет, что вы здесь делаете? — воскликнул Гленн. Было очевидно, что они не ожидали увидеть меня здесь. Фишер, судя по всему, не просветил их относительно моей роли в этом деле.

Что я могла ответить на это?

— Я и сама толком не знаю, — пробормотала я. — Лейтенант говорил что-то насчет опознания трупа.

— То же самое он сказал нам, — сказала Саманта, опиравшаяся на руку Гленна. — Наверное, он считает, что чем больше народу, тем веселее, если позволительно так выразиться в этой специфической ситуации.

Видимо потому, что вокруг были люди, я не чувствовала того страха перед ней, какой испытала накануне, и даже ухитрилась улыбнуться в ответ на ее усталую улыбку.

Некоторые местные жители испытывают врожденное чувство ненависти к курортникам и туристам, иными словами, к тому источнику, который обеспечивает их существование. При виде остальных участников операции, которых Симмонсы воспринимали как «захватчиков» Острова, они отошли назад и встали на противоположной стороне могилы, чтобы не соприкасаться с Ротенбергом, Самантой и мною. Мы трое поневоле образовшга свой кружок и вступили в светскую беседу, используя запасные темы, не имеющие отношения к этой пикантной ситуации. Только кладбищенские работники, распорядители и видавшие виды полицейские не поддавались эмоциям перед лицом смерти: им надо было исполнять свои обязанности.

Но вот, к моему облегчению, послышался шум дизельного мотора, и в каменных воротах кладбища показался тяжелый грейдер. За ним ехала полицейская машина, в которой рядом с водителем сидел лейтенант Фишер; потом шел джип Отиса Крэмма с пресловутым радаром; далее следовали дроги похоронного бюро с Леном Тернером и двумя его работниками в спецодежде, которые втиснулись втроем на переднее сиденье.

Машина Фишера остановилась в нескольких ярдах от могилы, и он вылез из нее, не сказав никому ни слова. Крэмм, с присущей ему неуклюжестью, поздоровался коротким кивком только с одними Симмонсами — видать, из всех присутствовавших здесь людей только с ними он чувствовал себя свободно. С остальными он держался подчеркнуто официально, причем манера эта явно стоила ему немалого труда.

Грейдер приступил к работе. Я начинала уже беспокоиться об Эсси, когда наконец показался ее пикап. На ней было, как всегда, выцветшее коричневое платье и простые деревенские башмаки; на плече болталась плетеная корзинка с торчавшим из дыры бумажником, который она запросто могла потерять. Ради торжественного случая она добавила к своему туалету соломенную шляпку.

— Самолучший воскресный костюм, — так оценивала она свой наряд. Я ей очень обрадовалась.

Эсси присоединилась ко мне, вполголоса объяснила, что целое утро провозилась с «этим треклятым» мотором, который никак не хотел заводиться.

Фишер, прервав беседу с Леном Тернером, направился в нашу сторону.

— Я что-то не припомню, чтобы вас просили прийти, мисс Пекк.

Глаза Эсси полыхнули гневом.

— Это — общественное кладбище, лейтенант. Я ничего не слышала о каких-либо запретах, особенно для тех, чьи родственники лежат здесь.

Я знала, что родители Эсси похоронены в дальнем конце кладбища. С минуту Фишер разглядывал ее своими водянистыми глазами, потом, не сказав ни слова, повернулся на каблуках и пошел снова к Лену Тернеру.

На этот раз владелец похоронного бюро соблаговолил узнать меня, хотя нас и разделяла все углубляющаяся яма и все растущий холм выброшенной наверх сырой глины. Он ограничился сухим кивком. Я была уверена, что Тернер, как и Симмонсы, считал меня ответственной за все происходящее, в чем он отчасти был прав. Я пожала плечами, тогда как в голове у меня промелькнула смутная мысль о том, что, если мне доведется окончить свои дни на острове Марты, мое тело, вероятно, попадет в руки Тернера с их жирными пальцами, унизанными золотыми перстнями, врезавшимися в мясистую плоть. Он распотрошит меня, удалит жидкость, набьет старым тряпьем и Бог знает чем еще. Мысленно я торопилась написать записку с надписью на конверте «вскрыть после моей смерти». В ней я просила Хедер и Эсси не подпускать ко мне Лена Тернера на пушечный выстрел…

Эсси подтолкнула меня локтем, вопросительно показав глазами на супружескую чету из Лобстервилла.

— В случае, если в гробу окажется Алиса, они, вероятно, должны будут ее опознать, — пробормотала я. Эсси кивнула. Она не спросила, зачем здесь Ротенберг, по-видимому, решив, что медицинский эксперт должен присутствовать при эксгумации по долгу службы либо прислать своего представителя. О Саманте она что-то сказала вполголоса, чего я не расслышала из-за шума, производимого фейдером. Что-то, как мне показалось, осуждающее, типа: «сомнительная привилегия докторской экономки». Так могла сказать только старая дева вроде Эсси. Она не имела насчет Саманты тех подозрений, какие были у меня, но ведь она не могла знать о подписи Ротенберга под свидетельством о смерти Алисы.

На этом наши разговоры прекратились. Подобно всем остальным, мы сосредоточились на все углубляющейся могиле, гадая, какую тайну она сейчас выдаст.

Когда грейдер прошел около четырех футов, машинист приостановил работу, чтобы посоветоваться с Фишером и Тернером. Последний что-то сказал одному из своих рабочих, тот пошел к дрогам и принес свернутую в бунт толстую веревку. По-видимому, они решили вытаскивать гроб наверх, а не открывать его в могиле.

Оператор переговорил о чем-то с Фишером и снова запустил мотор.

Напряжение среди присутствующих достигло предела. В глазах у каждого появилось какое-то новое выражение. До этого момента, как мне представлялось, никто не верил в то, что должно произойти, теперь же это неизбежное предстало перед нами во всем своем ужасе. Смотреть на разложившееся мертвое тело гораздо страшнее, чем видеть покойника во время похорон. Смерть от болезни или от несчастного случая, даже убийство — это нечто такое, что случается с кем-то другим, не со мной. Но непроглядный, вечный мрак могилы, гроб с заключенной в нем разлагающейся плотью, оголенные кости — такое ожидает каждого, кто предпочитает не кремацию, а захоронение в земле.

Генри Симмонс что-то тихо говорил жене, скривив рот на сторону. Сюзи кусала ногти на левой руке, ее близко посаженные глаза не отрывались от ямы. Полицейские выступили вперед, и Фишер, лениво нагнувшись, взял комок земли и сжал в ладони: из-под его пальцев посыпалась на землю сухая пыль.

Грейдер снова остановился. Рабочие из похоронного бюро подошли к могиле, оператор осторожно опустил ковш в яму и так же осторожно приподнял его, зацепив за край полусгнившего деревянного гроба. Сердце у меня заколотилось, я ощутила, как Эсси вцепилась в мое плечо. Один из рабочих спустился в могилу и накинул на гроб веревочные петли. Это заняло всего несколько минут, но к концу работы он весь взмок. Было жарко и душно, как перед грозой. Гроб подняли и поставили на землю. Оператор выключил мотор. Стояла мертвая тишина.

Лен Тернер присел возле гроба на корточки. В одном месте крышка была слегка расщеплена, и в трещину набилась грязь. Он сделал знак своим людям, и они начали отвинчивать крышку. Я не отводила от них глаз словно зачарованная, — так бывает в моменты наивысшего ужаса. Вдруг я почувствовала, что Эсси трогает меня за руку и говорит: