Агата Кристи - Подвиги Геракла
Он снял картину и поднес ее к окну. После тщательного осмотра он посмотрел на мисс Поуп и произнес:
— Я хочу попросить вас, мадемуазель, отдать мне эту картину.
— Но послушайте, мосье Пуаро…
— Не станете же вы говорить, что она вам дорога. Ничего ужаснее я в жизни своей не видел.
— Художественной ценности она, конечно, не представляет, но как работа одной из учениц…
— Уверяю вас, мадемуазель, этой картине не место в вашем кабинете.
— Не понимаю, какие у вас есть основания утверждать подобное, мосье Пуаро.
— Сейчас увидите. Прежде всего расскажу вам маленькую историю, мадемуазель, — начал Пуаро, доставая из карманов бутылочку, губку и тряпочку. — Она в чем-то схожа со сказкой о гадком утенке, превратившемся в лебедя.
Не прерывая повествования, Пуаро принялся за дело. В кабинете сильно запахло скипидаром.
— Вы, должно быть, редко бываете на эстрадных представлениях?
— По правде сказать, да. По-моему, они так бездумны…
— Бездумны, но иногда поучительны. Я видел, как одна артистка чудесным образом меняла облик. В одном скетче[138] она была изысканной и яркой звездой кабаре, десятью минутами позже превращалась в худосочную девочку с распухшими железками, облаченную в школьную форму, а еще через десять минут становилась оборванной цыганкой, гадающей у кибитки.
— Охотно верю, но какое отношение…
— Да ведь я пытаюсь объяснить вам, как был проделан тот фокус в поезде. Школьница Винни с белесыми косичками, очками и уродливой зубной пластинкой идет в туалет, а Через пятнадцать минут оттуда появляется, по выражению инспектора Херна, «шикарная штучка». Шелковые чулки, туфли на высоком каблуке, норковая шубка поверх школьной формы, бархатная безделушка, которую теперь называют шляпкой, на завитых волосах — ну и, конечно, лицо… Румяна, пудра, губная помада, тушь для ресниц! Как на самом деле выглядит эта особа — один Бог знает. Но ведь вы, мадемуазель, сами не раз наблюдали превращение неуклюжей школьницы в привлекательную и ухоженную светскую львицу.
Мисс Поуп ахнула:
— Вы хотите сказать, что Винни Кинг переоделась…
— Не Винни. Винни похитили в Лондоне, а ее место заняла актриса. Мисс Бершоу никогда не видела Винни Кинг. Откуда ей было знать, что девочка с жидкими косичками и пластинкой на зубах вовсе не Винни?
Все шло по плану, но вот приезжать ей сюда было нельзя ни в коем случае, поскольку вы были знакомы с настоящей Винни. Тут-то и происходит фокус. Алле-гоп! — Винни исчезает в туалете и появляется оттуда уже в облике жены человека по имени Джеймс Эллиот, в паспорте которого значится супруга. Светлые косички, очки, фильдекосовые чулочки, пластинка — все это много места не занимает, но вот прочные дорожные туфли и шляпку — несгибаемую британскую шляпку — приходится выбросить в окно. Потом настоящую Винни перевозят на пароме через Ла-Манш — ну кто обратит внимание на спящую больную девочку, которую везут из Англии во Францию — и неприметно высаживают из машины на обочине шоссе. Если ее все время пичкали скополамином[139], она вряд ли вспомнит, что с нею произошло на самом деле.
Мисс Поуп не сводила глаз с Пуаро.
— Но зачем? — спросила она недоуменно. — Зачем кому-то понадобился этот бессмысленный маскарад?
— Ради багажа Винни, — последовал ответ. — Этим людям нужно было переправить из Англии во Францию контрабанду, о которой были предупреждены все таможенники, а именно, недавно украденную картину. Что могло быть надежнее чемодана школьницы? Вы, мисс Поуп, на виду, ваше заведение пользуется заслуженной славой. На Северном вокзале багаж ваших воспитанниц пропустили en bloc[140]. Это же всем известная английская школа мисс Поуп! А после похищения в школу присылают за вещами девочки человека — якобы из префектуры? Вполне логично, верно?
Но, по счастью, — довольно улыбнулся Пуаро, — в ваших правилах по приезде распаковывать чемоданы. Так был обнаружен подарок от Винни — только совсем не тот подарок, что Винни упаковала в Крэнчестере.
Пуаро подошел к мисс Поуп, держа на вытянутых руках злополучное полотно.
— Вот картина, которую я обнаружил, мадемуазель. Согласитесь, что в вашей респектабельной школе ей совсем не место!
Крэнчестерский мост исчез словно по мановению волшебной палочки. Взамен появилась сцена в затененных тонах.
— «Пояс Ипполиты», — любовно произнес Пуаро. — Великое произведение — mais tout de même[141], извините, не для вашей гостиной.
Мисс Поуп невольно зарделась.
На Ипполите не было ничего, кроме пояса, на котором лежала ее рука… На Геракле — лишь львиная шкура, небрежно наброшенная на плечо… Картину заполняла плоть, чувственная рубенсовская плоть…
— Да, великое произведение, — собралась с духом мисс Поуп. — Но, с другой стороны, как вы заметили, нужно уважать чувства родителей. Они иногда мыслят так узко… Надеюсь, вы меня понимаете…
5Нападение произошло в тот самый момент, когда Пуаро выходил из здания школы. Он был окружен и буквально взят в плен группой девиц, толстых и худеньких, блондинок и брюнеток.
— Mon Dieu![142] — пробормотал он. — Вот уж воистину темперамент амазонок!
— До нас дошел слух… — кричала высокая белобрысая девочка.
Девочки сомкнулись теснее, и двадцать пять голосов на разные лады повторяли одну и ту же фразу:
— Мосье Пуаро, распишитесь, пожалуйста, в моем альбоме…
Глава 10
Стадо Гериона[143]
1— Вы уж простите, мосье Пуаро, что я к вам так, без приглашения…
Мисс Карнаби судорожно стиснула сумочку и подалась вперед, стараясь заглянуть Пуаро в глаза. Говорила она, как обычно, запыхавшись.
Пуаро слегка поднял брови.
— Вы ведь помните меня, правда? — всполошилась мисс Карнаби.
В глазах Пуаро зажегся огонек.
— Еще бы вас не помнить. Наверное, вы самая удачливая преступница из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться!
— Боже мой, мосье Пуаро, ну зачем же так! Вы были так добры ко мне. Мы с Эмили часто вас вспоминаем, а все, что о вас попадается в газетах, вырезаем и вклеиваем в альбом. А Огастеса научили новому трюку. Мы ему говорим: «Умри за Шерлока Холмса[144], умри за мистера Форчуна[145], умри за сэра Генри Мерривейла»[146] — он и не думает слушаться, а когда мы говорим: «Умри за мосье Эркюля Пуаро», он тут же ложится и лежит неподвижно, пока мы не разрешим ему встать.
— Весьма польщен, — сказал Пуаро. — Как он, ce cher Auguste[147]?
Мисс Карнаби всплеснула руками и рассыпалась в похвалах своему пекинесу:
— О, мосье Пуаро, он стал еще умнее! Он все понимает! Знаете, я тут как-то засмотрелась на младенца в коляске и вдруг чувствую — кто-то дергает поводок. Оборачиваюсь — а это Огастес старается вылезти из ошейника! Ну разве не умница?
Огонек в глазах Пуаро стал еще ярче.
— Похоже, ваш песик все-таки был не чужд преступных наклонностей!
Мисс Карнаби это не показалось смешным. Напротив, на ее милое пухлое личико легла тень тревоги.
— О, мосье Пуаро! — выдохнула она. — Я так волнуюсь!
— В чем же дело? — участливо поинтересовался Пуаро.
— Знаете, мосье Пуаро, я так боюсь — мне кажется, что я закоренелая преступница. Мне приходят в голову разные мысли!
— Какие, например?
— Совершенно неожиданные! Скажем, не далее как вчера у меня возник план ограбления почты. И ведь я ни о чем таком не думала — просто он вдруг возник сам собой! И еще очень остроумный способ избежать уплаты таможенных сборов… Я уверена — совершенно уверена, что это сработало бы.
— Не сомневаюсь, — сухо обронил Пуаро. — Как бы ваши идеи не довели вас до беды.
— Я очень расстроена, мосье Пуаро. Человеку, воспитанному, как я, в строгих правилах, тяжело сознавать, что он способен на такие грешные мысли. Наверное, причина в том, что у меня сейчас много свободного времени. Я ушла от леди Хоггин и нанялась к одной старой даме чтицей и секретаршей. Она мне каждый день диктует письма, но это занимает от силы два часа, а едва я начинаю читать, она тут же засыпает. Мне абсолютно нечего делать, а мы-то с вами знаем, что безделье — мать всех пороков…
Пуаро сочувственно поцокал языком.
— Я недавно прочла одну книгу, перевод с немецкого. Там очень точно трактуют проблему преступных наклонностей. Как я поняла, главное — это правильно направить свои порывы! Там еще такое словечко… суб-ли-ми-ровать[148]. Вот поэтому я, собственно, и пришла.
— Слушаю вас.
— Видите ли, мосье Пуаро, я думаю, что дело не столько в моей порочности, сколько в жажде острых ощущений! К сожалению, жизнь моя всегда была очень скучной. Собственно, я по-настоящему жила только во время той… э-э-э… кампании с похищением пекинесов. Это, разумеется, достойно осуждения, но, как сказано в моей любимой книге, нужно смотреть правде в глаза. И что я подумала, мосье Пуаро… Наверное, можно было бы как-то использовать эту мою жажду острых ощущений, найти ей более достойное применение…
