Агата Кристи - Пес смерти
Взор ее был устремлен вперед, в пространство. Рауль мягко обнял ее.
— Нельзя поддаваться смятению, милая, — сказал он. — Я знаю, в чем тут дело, Симонэ. Это все напряжение, нервное напряжение, в котором живет медиум. Все, что тебе нужно, — это отдых, отдых и покой.
— Да, Рауль, ты прав. — Она благодарно взглянула на него. — Все, что мне нужно, — это отдых и покой.
Она закрыла глаза и мягко откинулась назад, в его объятия.
— И счастье, — шепнул Рауль ей на ухо.
Он крепче обнял Симонэ; та глубоко вздохнула, не открывая глаз.
— Да, — пробормотала она, — да… Когда ты обнимаешь меня, я испытываю ощущение безопасности, забываю про эту ужасную жизнь медиума. Ты многое знаешь, Рауль, но даже тебе невдомек, каково это!
Он почувствовал, как напряглось ее тело. Глаза Симонэ вновь раскрылись, и их взгляд опять устремился в пространство.
— Человек сидит в темной комнате и чего-то ждет. А тьма пугает, Рауль, потому что это тьма пустоты, небытия. И человек нарочно отдается ей, чтобы затеряться в ее глубинах. Он ничего не знает, ничего не чувствует, но потом в конце концов мало-помалу наступает пробуждение ото сна, медленное, мучительное возвращение. И оно так изнурительно, так изматывающе!
— Я знаю, — промямлил Рауль, — я знаю.
— Так изнурительно… — шепотом повторила Симонэ, и тело ее в изнеможении обмякло.
— Но ты великолепна, Симонэ. — Он взял ее за руки, стараясь ободрить и заразить своим воодушевлением. — Ты неповторима. Величайший медиум, какого только видел свет.
Она слабо улыбнулась и покачала головой.
— Да уж поверь! — стоял на своем Рауль. Он вытащил из кармана два письма. — Видишь, это от профессора Роше и от доктора Женера из Нанси. Оба умоляют тебя не отказывать им и в дальнейших услугах, хотя бы иногда.
— Нет! — вскричала Симонэ, вдруг резко поднимаясь на ноги. — Я не смогу, не смогу! С этим должно быть покончено, ты мне обещал, Рауль!
Молодой человек в изумлении смотрел на Симонэ. Та повернулась к нему и дрожала, словно загнанный зверек. Он встал и взял ее за руку.
— Да, конечно, — сказал он, — с этим будет покончено, ясное дело. Я упомянул об этих двух письмах единственно потому, что горжусь тобой, Симонэ.
Она метнула не него косой настороженный взгляд.
— А не потому, что когда-нибудь снова захочешь заставить меня работать?
— Нет, что ты! — горячо заверил ее Рауль. — Разве что тебе самой захочется помочь старым друзьям.
— Нет, никогда. — Голос ее зазвучал взволнованно. — Это небезопасно. Поверь мне, я чувствую. Опасность очень большая.
Она сжала ладонями виски, постояла немного, потом подошла к окну.
— Обещай, что мне больше никогда не придется заниматься этим, — попросила она чуть более спокойным тоном.
Рауль подошел и обнял ее за плечи.
— Милая, — с нежностью проговорил он, — даю слово, что начиная с завтрашнего дня ты больше никогда не будешь этим заниматься.
Он почувствовал, как она вдруг вздрогнула.
— Сегодня… — прошептала Симонэ. — Да, я совсем забыла про мадам Икс.
— Она может прийти с минуты на минуту. — Рауль взглянул на часы. — Но, быть может, Симонэ… Если тебе нездоровится…
Симонэ почти не слушала его, думая о своем.
— Она странная женщина, Рауль, очень странная. В ее присутствии я испытываю какое-то отвращение и едва ли не ужас.
— Симонэ! — Голос его звучал укоризненно, и девушка сразу же почувствовала это.
— Да, Рауль, я знаю: ты — истый француз, и мать для тебя — святыня. Бесчеловечно с моей стороны испытывать такие чувства к женщине, потерявшей родное дитя и так убивающейся по умершей малютке. Но… я не могу этого объяснить.., она.., она такая огромная и черная… А ее руки? Ты обращал внимание на ее руки, Рауль? Громадные, сильные ручищи, сильные, как у мужчины. О!
Она поежилась и закрыла глаза. Рауль снял руку с ее плеча и заговорил почти холодно:
— Я и впрямь не понимаю тебя, Симонэ. Ведь ты — женщина и наверняка испытываешь сочувствие к другой женщине матери, лишившейся единственного ребенка.
— О, тебе этого не понять, друг мой! — Симонэ раздраженно взмахнула рукой. — Тут невозможно ничем помочь. В тот миг, когда я впервые увидела ее, я почувствовала… страх! — Девушка резким движением простерла руку. — Ты помнишь, как долго я не соглашалась проводить с ней сеансы. Она принесет мне несчастье, я предчувствую это.
Рауль пожал плечами.
— Между тем на деле, как оказалось, она принесла тебе нечто совершенно противоположное, — сухо заметил он. — Все сеансы проходили с несомненным успехом. Дух маленькой Амелии начал повиноваться тебе с первого же раза, а материализация была просто поразительной. Жаль, что профессора Роше не было на последнем сеансе.
— «Материализация»… — упавшим голосом повторила Симонэ. — Скажи мне, Рауль, это и правда такое чудо? Ты же знаешь, что я и понятия не имею о происходящем, пока пребываю в трансе.
— На первых сеансах контур детской фигурки был окутан какой-то дымкой, — с воодушевлением пустился в объяснения Рауль. — Но на последнем… Да?
— Симонэ, — вкрадчиво сказал Рауль, — на последнем сеансе это был уже настоящий, живой ребенок, из плоти и крови. Я даже дотронулся до девочки, но, увидев, что прикосновение причиняет тебе боль, помешал мадам Икс тоже сделать это. Я боялся, что она потеряет самообладание и нанесет тебе увечье.
Симонэ опять отвернулась к окну.
— Когда я очнулась, то почувствовала страшную усталость, — прошептала она. — Рауль, ты уверен.., ты действительно уверен, что все это безвредно? Ты знаешь, что думает старая Элиза. Она полагает, что я якшаюсь с дьяволом! — Девушка рассмеялась, но как-то уж очень робко.
— Тебе известно мое мнение, — мрачно и серьезно ответил Рауль. — Общение с неведомым всегда таит в себе опасность, но это благородное дело, поскольку оно служит науке. В мире всегда были мученики науки, первооткрыватели, дорого заплатившие за то, чтобы другие могли пойти по их стопам. Вот уже десять лет ты работаешь ради науки, работаешь ценой ужасного нервного напряжения. Но теперь твоя роль сыграна. С сегодняшнего дня ты вольна заниматься только собой и наслаждаться своим счастьем.
Симонэ благодарно улыбнулась ему. К ней вновь вернулось спокойствие. Девушка бросила взгляд на часы.
— Что-то мадам Икс запаздывает. Может, она и вовсе не придет?
— Придет, я думаю. Твои часы немного спешат, Симонэ.
Она прошлась по комнате, переставляя с места на место разные безделушки.
— Любопытно, кто она такая, эта мадам Икс, — размышляла она вслух. — Откуда она родом, кто ее друзья и родные? Странно, что мы о ней ничего не знаем.
— Большинство людей по возможности стараются сохранить инкогнито, обращаясь к медиуму. — Рауль пожал плечами. — Это простая предосторожность.
— Вероятно, — равнодушно согласилась Симонэ. Маленькая фарфоровая вазочка, которую она держала в руках, выскользнула из пальцев и разлетелась на черепки, ударившись об изразцовую каминную полку.
— Вот видишь! — Симонэ резко повернулась к Раулю. — Я не в себе. Ты не сочтешь меня трусихой, если я скажу мадам Икс, что не смогу работать сегодня?
Под его удивленным взглядом она залилась краской.
— Ты обещала, Симонэ… — осторожно начал он.
— Я не могу, Рауль. — Она оперлась о стену. — Я не могу работать.
И вновь его исполненный нежной укоризны взгляд заставил ее вздрогнуть.
— Я не думаю о деньгах, Симонэ, хотя ты должна понимать, что сумма, предложенная этой женщиной за последний сеанс, огромна, просто колоссальна.
— На свете есть вещи важнее денег, — оборвала его девушка. В голосе ее зазвучал вызов.
— Разумеется, есть, — охотно согласился Рауль. — Я как раз об этом и говорю. Ну подумай сама: эта женщина — мать, потерявшая своего единственного ребенка. Если ты здорова, но капризничаешь, то можешь отказать богатой даме в прихоти. Но можешь ли ты отказать матери, которая хочет в последний раз взглянуть на свое дитя?
Симонэ простерла руки исполненным отчаяния жестом.
— Твои слова мучительны, но ты прав, — прошептала она. — Я сделаю то, что ты хочешь. Но теперь я поняла, чего я боюсь. Меня страшит слово «мать».
— Симонэ!
— Существуют некие первобытные, изначальные силы, Рауль. Цивилизация подавила большинство из них, но материнство неизменно и неистребимо от сотворения мира. Это чувство в равной мере присуще и животным, и человеческим существам. Нет на свете ничего похожего на любовь матери к своему детенышу. Эта любовь не считается ни с законами, ни с жалостью; она не ведает страха и беспощадно сметает все на своем пути. — Она умолкла, чтобы перевести дух, потом повернулась к Раулю, и по лицу ее скользнула мимолетная обезоруживающая улыбка. — Я сегодня говорю какие-то глупости, Рауль. Я и сама это знаю.
