Агата Кристи - Третья
«Tout de mкme, – подумал Эркюль Пуаро, – les femmes! Они все способны на вспышки ревности, и порой те, от которых этого никак не ждешь!»
Его мысли перекинулись на Мэри Рестарик. Он вдруг с некоторым удивлением подумал, что у него о ней нет почти никаких мыслей. Видел он ее один раз, и почему-то она не произвела на него особого впечатления. Пожалуй, некоторая энергичность и еще некоторая… как бы это выразить?… некоторая искусственность? («Но тут, друг мой, – добавил Пуаро в скобках, – тут на тебя влияет ее парик!»)
В сущности, даже нелепо, что о женщине можно знать так мало – о женщине, которая энергична, носит парик, красива, разумна и способна очень рассердиться. Да, она очень рассердилась, обнаружив, что Павлин бродит по ее дому без приглашения. Она выразила свой гнев резко и без обиняков. А мальчик – что он? Его это словно только позабавило. Но она рассердилась, очень рассердилась, увидев его на лестнице. Ну, вполне естественно, никакая мать не выбрала бы для своей дочери такого…
Пуаро оборвал эту мысль и досадливо покачал головой. Мэри Рестарик – не мать Нормы. Не для нее душевные муки, томительные предчувствия, страх, что дочь обрекает себя на несчастное замужество или, напротив, вдруг объявит, что ждет внебрачного ребенка от неприемлемого отца! Какие чувства питает Мэри Рестарик к Норме? В первую очередь, предположительно, опасается, что невозможно трудная девочка связалась с молодым человеком, который, несомненно, причинит Эндрю Рестарику много тревог и неприятных хлопот. Но кроме этого? Что она думает? Как относится к падчерице, которая словно бы сознательно пытается ее отравить?
Занятая ею позиция выглядит вполне разумной. Она поспешила убрать Норму из дома, обезопасила себя и помогла мужу скрыть случившееся, предотвратить сплетни и скандал. Для соблюдения декорума Норма иногда приезжает на воскресенья, но ее жизнь с этого момента протекала в Лондоне. Даже когда Рестарики переедут в лондонский дом, который намерены купить, они, конечно, не пригласят Норму жить у них. Тем более что нынче девушки, как правило, вообще живут отдельно от родителей. Так что эта проблема была разрешена.
Хотя для Пуаро вопрос, кто подсыпал яд Мэри Рестарик, отнюдь разрешен не был. Сам Рестарик считает виновницей дочь…
Но Пуаро этой уверенности не разделял.
На мгновение его мысли обратились к Соне. Что она делает в этом доме? Почему оказалась там? Одно бесспорно – сэр Родрик от нее млеет. Может быть, она просто не хочет возвращаться восвояси? Может быть, планы у нее чисто матримониальные – старички типа сэра Родрика женятся на хорошеньких девочках каждый божий день. В материальном смысле Соня могла устроиться очень недурно: обеспеченное положение, и не в таком уж отдаленном будущем вдовство с достаточно надежным доходом… Или у нее другие цели? Ездила ли она в сады Кью с пропавшими документами сэра Родрика, спрятанными среди книжных страниц?
Вызвала ли она подозрения у Мэри Рестарик – своим поведением, какими-то словами, тем, куда она отправлялась в свои свободные дни, с кем встречалась? А Соня в ответ начала подсыпать ей небольшие дозы вещества, которое потихоньку накапливалось в организме, тем временем создавая симптомы простого гастроэнтерита?
Он прервал дальнейшие размышления о «Лабиринте» и его обитателях.
Подобно Норме, он перебрался в Лондон и начал размышлять о трех девушках, делящих квартиру.
Клодия Риис-Холленд, Фрэнсис Кэри, Норма Рестарик. Клодия Риис-Холленд, дочь видного члена парламента, обеспеченная, способная, квалифицированная, красивая. Первоклассная секретарша. Фрэнсис Кэри, дочь провинциального нотариуса с художественными наклонностями, некоторое время училась в театральной школе, затем в художественном училище, но бросила и его; иногда работала для Совета по искусствам, в настоящее время работает в художественной галерее. Неплохо зарабатывает, широкие связи в богемных кругах. Знакома с Дэвидом Бейкером, хотя, видимо, знакомство довольно шапочное. Может быть, была в него влюблена? Он, подумал Пуаро, принадлежит к тому типу молодых людей, которых терпеть не могут родители, все благонамеренные люди и, кроме того, полиция. В чем заключается их привлекательность для девушек из хороших семей, Пуаро отказывался понимать. Но факт оставался фактом. А что он сам думает о Дэвиде?
Смазливый, с нахальным, чуть насмешливым выражением мальчик, которого он впервые увидел на лестнице «Лабиринта», куда тот явился по поручению Нормы (или на разведку по собственной инициативе – как знать?). Он увидел его еще раз и посадил к себе в машину. Молодой человек с характером, видимо достаточно способный в своей области. И тем не менее с бесспорно предосудительными качествами. Пуаро взял со стола листок и сверился с ним. Сомнительное прошлое, хотя без явной уголовщины. Мелкие мошенничества в гаражах, хулиганство, вандализм, два условных приговора. Все это было нынче в моде, но не подпадало под определение зла, как понимал его Пуаро. Был подававшим надежды художником, но бросил заниматься живописью. Из тех, кто не умеет работать упорно. Тщеславен, горд – павлин, влюбленный в свою внешность. Или не только? – спросил себя Пуаро.
Он протянул руку за листком, на котором было примерно записано то, о чем Норма и Дэвид разговаривали в кафе – то есть в той мере, в какой миссис Оливер запомнила их разговор. Да, примерно, вздохнул Пуаро. Решить, в какой именно момент миссис Оливер давала волю своему воображению, было невозможно. Любит ли мальчик Норму и действительно ли хочет на ней жениться? В ее чувстве к нему сомнений не было. Он предлагал ей брак. Есть ли у Нормы собственные деньги? Она дочь богатого человека, но ведь это не одно и то же. Пуаро досадливо поморщился – не озаботиться узнать условия завещания покойной миссис Рестарик! Он перебрал пачку листков с заметками мистера Гоби. Да, тот предусмотрел столь очевидный вопрос. Миссис Рестарик, видимо, при жизни была вполне обеспечена мужем. Кроме того, у нее был небольшой собственный доход – что-то около тысячи фунтов в год. Все свое имущество она завещала дочери. Но подобная сумма, подумал Пуаро, вряд ли может приманить охотников за приданым. Как единственный ребенок, Норма, вероятно, унаследует большие деньги после смерти отца, но это совсем не одно и то же! Если отцу не понравится ее муж, он может лишить ее наследства.
Следовательно, Дэвид ее действительно любит, раз предложил ей выйти за него. И все же… Пуаро покачал головой. (В пятый раз.) Все это не сочеталось между собой, не складывалось в систему. Он вспомнил письменный стол Рестарика, выписанный чек – вероятно, как отступное нежелательному молодому человеку, который, видимо, ничего другого и не хотел. Вновь противоречие. Чек, несомненно, предназначался Дэвиду Бейкеру и был на очень большую, прямо-таки гигантскую сумму. Такая сумма вполне могла соблазнить нищего молодого человека, заведомо неразборчивого. Однако только накануне Дэвид сказал ей, что им следует пожениться. Конечно, это мог быть всего лишь ход в игре – ход, рассчитанный на то, чтобы поднять цену. Пуаро вспомнил Рестарика в тот момент. Его крепко сжатые губы. Нет, он горячо любит дочь, если готов ради нее заплатить такие деньги, и должен быть убежден, что девушка сама от Бейкера не откажется.
Мысли о Рестарике сменились мыслями о Клодии. Клодия и Эндрю Рестарик. Случайность ли, полная ли случайность, что она стала его секретаршей? Возможно, тут нащупывается звено. Клодия. Он задумался о ней. Три девушки в квартире, в квартире Клодии Риис-Холленд: квартиру сняла она и вначале делила ее с подругой, с девушкой, которую прежде знала, а затем с еще одной девушкой, третьей. «Третья!» – подумал Пуаро. Да, все возвращалось к этому. Третья девушка. Именно из-за этого в конце концов на сцене появился он сам. Именно это определило его появление. И к этому подводят все поиски системы. К Норме Рестарик.
Девочка, которая пришла посоветоваться с ним, когда он завтракал. Девочка, к которой он подсел в кафе, где она несколько минут назад ела тушеную фасоль с молодым человеком, которого любит. (Он всегда встречался с ней в часы еды, пришло ему в голову.) А что он о ней думает? Но прежде – что о ней думают другие? Рестарик любит ее, отчаянно беспокоится о ней, отчаянно тревожится за нее. Он не просто подозревает, он практически уверен, что она пыталась отравить его молодую жену. Он советовался о ней с врачом. Пуаро подумал, что ему очень бы хотелось самому поговорить с этим врачом, хотя вряд ли это что-нибудь дало бы. Врачи щепетильно остерегаются сообщать сведения о своих пациентах кому бы то ни было, кроме людей, имеющих на то право: например, родителям. Но Пуаро прекрасно представлял себе, что говорил врач. Был осторожен, решил Пуаро. Как все доктора. Мягок и уклончив. Возможно, рекомендовал курс лечения. Психической неуравновешенности он не подчеркивал, но, несомненно, упомянул такую возможность или намекнул на нее. Скорее всего, врач про себя был в этом уверен. Но, кроме того, он знал, что истерички иногда совершают поступки, вполне отдавая себе отчет в том, что делают, – в результате злобы, ревности, сильного волнения или просто распущенности. Конечно, врач этот не психиатр и не невропатолог, а просто местный доктор, и он не рискнул бы выдвигать обвинения, в которых не мог быть полностью уверен, и ограничился осторожными советами. Какая-нибудь работа – лучше всего в Лондоне, а попозже не прибегнуть ли к услугам специалиста?
