Джон Карр - Патрик Батлер защищает
— Инспектор, какую игру вы затеяли?
— Выходите! — сурово повторил инспектор.
— В чем дело? Зачем вы меня сюда привезли?
— Слушайте, сэр, — извинительным тоном проговорил водитель автомобиля. — Может, дело вовсе не так плохо, как вам кажется. Понимаете…
— Я приказал помалкивать, — рявкнул инспектор Дафф. Он находился теперь в своем районе и раздулся от важности. — Приказываю молчать и не рыпаться. Выходите.
Хью вышел, пожав плечами.
Туман над Линкольнс-Инн-Филдс сгустился сильнее, чем вчера, и вдобавок начинало темнеть.
Инспектор Дафф поднимался впереди всех по лестнице. В гулком вестибюле с клеткой лифта, в которой не было видно кабины, шла выложенная кафелем лестница, по которой вчера сбегал Хью, — пустая, слабо освещенная.
Теперь он в сопровождении инспектора Даффа топал вверх к дверям верхнего этажа. Слева виднелась закрытая двустворчатая дверь конторы «Прентис, Прентис и Воган».
— Заходите, — ткнул пальцем инспектор.
— Послушайте! — воскликнул Хью. — Не погоняйте меня! Мне пока не предъявлено никаких обвинений, я не арестован…
— И так можно сказать.
— Тогда какого черта…
— Заходите, — снова сурово ткнул пальцем инспектор. Хью открыл правую створку, вошел, инстинктивно сняв шляпу, и тут же отпрянул, словно вдруг получил удар прямо в лицо.
Он думал, что в конторе темно, пусто, как вчера. Но сцена полностью преобразилась. Горели все лампы, казалось, что во всех кабинетах сидят люди, как в обычный рабочий день.
В широком центральном коридоре, застеленном скромным потертым ковром, из-за тумана было темно. Хью увидел вдали горевшую лампочку над своим кабинетом. Соседняя дверь, ведущая в кабинет Джима, была приоткрыта, там тоже горел свет.
За дверью слева слабо и равномерно клацала пишущая машинка. Поблизости в комнатке за дамским и мужским туалетом у газовой конфорки дребезжали чайные чашки. Пустовал только самый большой, внушительный кабинет дяди Чарлза, располагавшийся справа посередине. Хью заглянул в приемную слева от входа.
В темной комнате сидела Сесиль Фаюм, рядом с ней с независимым видом затягивался сигаретой посыльный по имени Джонни. Хью резко оглянулся на инспектора Даффа, тот толкнул его вперед, прошел следом и закрыл дверь.
Клак, клак, клак-клак — стучала пишущая машинка. В закутке, где готовился чай, раздался громкий стук и шипение, словно кто-то зажег не ту газовую конфорку и сразу же выключил. Сладкий голос мисс Огден, секретарши Джима, тихо выругался.
Хью инстинктивно перешел на шепот:
— Троих пока нет на месте, а остальные, видно, одновременно оправились от гриппа.
— Угу, — подтвердил инспектор Дафф, указывая вперед. — Давайте!
— Что значит «давайте»? Что я должен делать?
— Идите к своему кабинету, открывайте дверь, заходите.
— И что будет?
— Своими глазами увидишь, приятель.
— Вы пойдете со мной?
— Ох, едва ли, — с большой осторожностью ответил инспектор Даффи, не сказав больше ни слова, прошагал в приемную.
Сесиль издала радостный смешок, подмигнула Хью, но под взглядом инспектора помрачнела. Одетая в пятнистое леопардовое пальто поверх ярко-красного платья, в восточной шляпе на темных волосах, она, на взгляд лондонцев, выглядела весьма сомнительно. Джонни взглянул на инспектора и выпустил кольцо дыма.
Хью медленно пошел по коридору, стараясь отделаться от видений.
Тут дверь его кабинета быстро открылась и закрылась. По коридору шла мисс Прюнелла Уоттс, его личная секретарша, с пачкой бумаг под мышкой.
Не блиставшая, может быть, красотой, мисс Уоттс всегда отличалась сочувственной доброжелательностью и глубокой чуткостью. В данный момент у нее отвисла челюсть. Она вцепилась в бумаги, собираясь завизжать, потом еле слышно шепнула:
— Мистер Хью…
— Прошу прощения, мисс Уоттс, что тут странного? Надеюсь, мы с вами и прежде встречались?
Мисс Уоттс, как говорится, не смогла с собой совладать. Издав нервный тихий смешок по примеру Сесиль, она метнулась к себе, словно встретилась с привидением.
Шагая к своему кабинету, Хью заметил приоткрытую дверь Джима Вогана. Остановился перед ней, широко распахнул.
Сидя за письменным столом, Джим разговаривал с кем-то, невидимым за дверной створкой. Справа от стола на полном виду сидела в кресле сестра Хью, Моника.
— …итак, по словам Моники… — говорил Джим невидимому собеседнику, а потом взглянул в сторону.
Он всегда старался безупречно одеваться в присутствии невесты. Лоб и нос темноволосой Моники в профиль напоминали лезвия ножей, хотя анфас она выглядела просто хорошенькой добродушной девушкой двадцати с лишним лет, роскошно одетой, с надутыми, как в детстве, губками, когда она собирала гостей, предлагая им выбрать фамилии пэров из дворянских справочников «Дебретт» или «Брук».
Песочные брови Джима вздернулись над яркими голубыми глазами. Он вскочил в инстинктивном дружеском порыве, горячо воскликнул:
— Боже мой! Хью, старина! Скажи на милость… — и выскочил из-за стола.
Моника взглядом остановила его:
— Не забывайся, Джим. Когда к тебе приходят клиенты, о них докладывает секретарша.
Хью посмотрел на нее и закрыл дверь.
Он прошел чуть дальше, открыл дверь своего кабинета, вошел, тихо закрыл ее за собой, повесил на вешалку шляпу, пальто, сунул в карман перчатки.
В топке камина за черным кожаным диваном снова с ревом пылал огонь. За письменным столом, повернувшись широкой спиной к двери, сверкая в свете настольной лампы серебряным ежиком седеющих волос, сидел мистер Чарлз Грандисон Прентис.
Дядя Чарлз просматривал небольшую стопку документов. Ящики письменного стола Хью были выдвинуты, равно как и ящики зеленоватого металлического картотечного шкафа, стоявшего между двумя окнами справа.
Оттуда были вытащены все документы, письма, ревностно хранимые бумаги. Кто-то рвал их на клочки и бросал в мусорную корзинку. Правда, многие были сложены в высокие аккуратные стопки — на столе, на верхней полке архивного шкафа, на диване. В мусорной корзинке валялись деловые и личные письма, выхваченные охапками из нижнего ящика картотеки вместе с детективными романами, презрительно сваленными в корзинку. Дядя Чарлз не оглянулся. С прочими собеседниками, кроме клиентов, он всегда разговаривал высокомерным, не слишком приятным тоном.
— Я вас не вызывал, мисс Уоттс.
— Правильно, — коротко ответил Хью. — И меня тоже не вызывали. А я все-таки здесь.
Казалось, ничто не способно было удивить, озадачить и вывести из себя дядю Чарлза. Он медленно повернулся в вертящемся кресле, шевельнул тяжелым подбородком, вновь надвинув нижнюю губу на верхнюю, и опустил веки. Лицо его выражало лишь усталое терпение.
— Опять ты? — спросил он.
— Теперь вы меня хотя бы узнали.
Дядя Чарлз проигнорировал этот ответ, сохраняя неколебимое спокойствие.
— Видно, снова удрал от полиции. Если рассчитываешь найти здесь убежище, то, боюсь, ты ошибаешься. — Рука дяди Чарлза потянулась к телефону.
— Хотите позвонить в полицию?
— Разумеется. А куда же еще?
— Нет такой необходимости. Инспектор Дафф сейчас в приемной. Полицейские машины стоят вокруг дома. Достаточно просто крикнуть.
— Значит, тебя сюда доставили как арестованного?
— Нет, — четко ответил Хью. — Некое подспудное чувство, которое я не могу объяснить, говорит мне, что меня никогда не арестуют. А вы в данный момент не собираетесь ли тайком ознакомиться с моими бумагами, вытаскивая их из моего письменного стола?
— Нет. Поскольку ты уже не служишь в фирме, то автоматически исключен из регистра…
Казалось, будто могучая фигура дяди Чарлза передернула плечами. Он дотронулся до белой гардении в петлице и вдруг устало поднял веки.
— Много лет я старался понять тебя, Хью. И не смог. Могу только заключить: ты очень похож па своего покойного отца.
В пылавшем камине треснул кусок угля, вспыхнуло пламя. Хью сделал шаг вперед.
Дядя Чарлз холодно поднял руку:
— Пожалуйста, учти, я не сказал ничего оскорбительного о твоем отце. Он был моим старшим братом и блистательным барристером, по мнению многих. — Последние слова были сказаны ироническим тоном. В топке пыхнул другой кусок угля. — Но, — продолжал дядя Чарлз, — почти столь же небрежно, как ты, относился к своему общественному долгу. Сильно пил — ты ведь этого не отрицаешь? Бегал за распутными женщинами — не будешь отрицать? Потерял клиентов. Я изо всех сил старался не допустить публичного скандала.
— А теперь послушайте меня, — тихим дрожащим голосом проговорил Хью. — Вы хотите сказать, мой отец без должного почтения относился к деньгам?
— Вот именно. Хочешь возразить?
— Эта контора, — Хью обвел рукой вокруг, — существует двести лет и теперь погибает. Он вас в нее привел. Он вас финансировал. В молодости поставил вас на йоги и поддерживал, пока вы в том нуждались…
