Эллери Куин - Последний удар

— Замок взломан, вероятно, вчера, поздно ночью. От него жди всяких неожиданностей, а?.. Да, вот она, — уже серьезно сказал Эллери, — хотя и в несколько измененном виде.

К закрытому глазу и тонкой линии, обозначающей рот, на белилах, покрывавших лицо куклы, добавилась третья линия. Это был коротенький вертикальный отрезок, чуть справа от центра «рта» и направленный кверху.

Хоть нарисовано было весьма приблизительно, смысл был совершенно ясен: это был зуб — зуб, обнажившийся в ухмылке зловещего рта под злобно-хитрым прищуренным глазом.

Пришлось помочь Джону добраться до постели.

Этой ночью в своей комнате молодой мистер Куин испил горькую чашу до дна. И дело было не в том, что текущий результат — семнадцать предметов за десять вечеров — в очередной раз оказался бессмыслицей.

На дне горькой чаши была издевка.

И не оставалось больше никаких сомнений, над кем издеваются. Объектом угроз может являться Джон Себастиан, но объект насмешек — несомненно, «сыщик».

«Он водит меня за нос, — в ярости думал Эллери, — и каждый вечер дергает за него. Мне же остается лишь терпеливо это сносить. Он меня знает, черт его дери! Он знает, что я не сдамся, что выдержу до конца. И ему совершенно безразлично, что у меня может выйти в итоге. Он подталкивает меня к выводу…»

На мгновение в мозгу Эллери вспыхнула странная мысль: «А ведь он намеренно подталкивает меня к некоему выводу». Но затем она как бы растворилась в более существенном вопросе: «А когда я приду к этому выводу, что тогда?»

Во всех неудачах этого вечера был только один светлый момент: чтобы взломать замок шкафчика, надо было постоянно находиться в доме. Учитывая, что сержант Девоу дежурил весь день, а его сменщик — всю ночь, никому из посторонних этого не удалось бы сделать.

Но это было слабое утешение. Он и так давно знал, что посторонние здесь ни при чем.

До самого рассвета Эллери сидел, уставясь в темноту спальни, а потом уснул в полном изнеможении.

Одиннадцатый вечер. суббота, 4 января 1930 года

За ночь сильно похолодало, и это всех взбодрило. Даже Джон сумел пару раз улыбнуться по поводу того, что Расти за завтраком хлопотала над ним как наседка: ведь правая рука его hors de combat[Вышла из строя (фр.).], и он нуждался в посторонней помощи. Никто не упоминал вчерашний зловещий «зуб» и не делился соображениями о том, какой еще дьявольской выходки ждать сегодня. «Частично это улучшение общего настроения можно объяснить, — подумал Эллери, — тем предчувствием, что подарков осталось всего чуть-чуть». Это было утро одиннадцатого дня их «отдыха», и поскольку до конца оставалось всего тридцать шесть часов, всем казалось, что даже лейтенанта Луриа удастся урезонить.

— Если же нет, — мрачно сказал Роланд Пейн, — я немедленно начну давать юридические консультации — бесплатно.

— По-моему, все не так уж плохо, — сказал Мариус Карло. — Из-за всего этого я пропущу еще одну трансляцию Дамроша сегодня вечером. — И он решительно предупредил, что предоставит право всякому, кто в девять вечера настроит приемник на И-эй-эф, выбирать оружие в воскресенье на рассвете.

Юмор был тяжеловат, но, как вполголоса заметил Дэну З. Фримену мистер Гардинер, в этой шутке было одно неоспоримое достоинство — ясность.

Итак, день начался хорошо, и, поскольку Валентина и Мариус согласились, судя по всему, убрать коготки, обстановка добросердечия обещала сохраниться. Эллен была столь воодушевлена, что, объединив усилия с миссис Янссен и Фелтоном, организовала жаркое по-венски. Обедали на свежем воздухе, на опушке в глубине леса, вокруг превосходного костра — обугливая сосиски, котлеты превращая в подошвы, под треск жарящегося лука, выуживая из углей полопавшиеся картофелины, квартами поглощая горчайший кофе, и вообще ужасно веселились.

Даже послеполуденный визит лейтенанта Луриа не испортил день. Лейтенант осведомился о записках и подарках, но с таким видом, словно это не имело ровно никакого значения; затем не очень активно провел еще один раунд переговоров с каждым, а под конец объявил, что, если не случится ничего непредвиденного, собравшимся позволено будет разъехаться в понедельник или во вторник. Все закричали «ура!».

Эллери тихо сказал Луриа:

— Вы на что-то набрели?

Полицейский на долю секунды задумался, поднося спичку к сигарете.

— С чего вы это взяли, Куин?

— Меня вскормили на револьверной смазке, а первые зубки я точил о полицейскую дубинку. Что вы узнали?

— Ну, кое-что.

— О покойнике?

— Мы еще не уверены.

— Кто же он был такой? — нетерпеливо спросил Эллери.

— Когда будем уверены, дадим вам знать.

— А еще что?

Луриа покачал головой.

— Я не уверен, что опознание нам в конечном счете что-то даст, и существуют определенные возможности, если этот малый действительно окажется тем, кем мы его считаем, но… — Он пожал плечами. — А, черт, все равно на одних вероятностях никого арестовать нельзя. Нет никаких доказательств, чтобы напрямую увязать кого-то из здесь присутствующих с убийством старика.

— Значит, вы всерьез намерены всех отпустить?

— А что еще мне остается делать? — Луриа смотрел на Эллери сквозь сигаретный дым. — Из всех этих записочек и коробочек что-нибудь вырисовывается?

— Нет, — лаконично сказал Эллери.

— Все еще думаете, что это связано с убийством?

— Да. То есть наверняка не знаю, но, по-моему, это так.

— Если выясните — звякните мне. — Лейтенант Луриа тихо, но смачно выругался. — Везет мне, как всегда, — вести дело, которое скорей по части психиатра.

— А мне как везет, — пробормотал Эллери. — Ох как везет!

Доктор Дарк постучался в дверь спальни.

— Джон?

— Кто там?

— Сэм Дарк. Можно войти?

— Конечно.

Толстяк открыл дверь и вошел. Джон лежал в постели, а Расти сидела рядом с ним с открытой книгой на коленях.

— Привет! — сказал врач. — Как ведет себя мой пациент?

— Совсем неплохо для такого мерзкого нрава, — сказала Расти. — Ноет, но поспал, а теперь вот лежит, слушает «Додсворта», — хотя и не без ехидных комментариев.

— Льюису бы на туалетной бумаге писать, — проворчал Джон. — Да и Драйзеру тоже.

— «Додсворт»? А, новая вещь, — сказал доктор Дарк. — Я до нее еще не добрался. Не знаю, Джон, его «Эрроусмит» мне, в общем, понравился. Как запястье?

— Спасибо, болит. Вы что, доктор Дарк, занялись махинациями по части страховой медицины? Заложили меня в постель с вывихом запястья.

— Я же отпустил тебя на пикник. К тому же в постели ты не из-за вывиха. С сотрясением шутки плохи.

Толстый врач посмотрел на Расти.

— Дорогая, если вы не против…

Расти встала.

— Я еще приду, милый.

— Вот так дела! — недовольно сказал Джон. — Я ведь не краснею, когда мне обнажают запястье.

— Отношения врача и больного — дело интимное. — Доктор Дарк подмигнул Расти. — Много времени это не займет.

— Надеюсь, что с вами он будет не таким противным, как со мной. — Расти легонько поцеловала Джона в его байроновский завиток и вышла.

— О’кей, доктор Сэм, только побыстрее. Эй! — Джон привстал. — Зачем вы запираете дверь? Что еще за осмотр вы собираетесь мне устроить?

Доктор Дарк прислонился к дверям своей огромной спиной. Веселое выражение глаз начисто исчезло.

— Джон, я хочу поговорить с тобой.

Джон недоуменно воззрился на него. Затем он лег на спину и покорно уставился в потолок.

— «Как мужчина с мужчиной», что ли?

— А что в этом плохого? — Толстяк подошел к постели и встал там, глядя на молодого поэта сверху вниз.

— Полагаю, что это лучше, чем «как мужчина с мальчиком», — Джон лениво повел головой. — У вас с Артуром есть тенденция забывать, что я уже не сопливый мальчишка. «Вот так-то круговорот времен несет свое отмщенье» — это из «Двенадцатой ночи». Слова сэра Лича — кстати, он там говорит о дюжинах, от чего избави Бог. Времени-то прошло побольше, чем вам кажется.

— Да, — сказал доктор Дарк. — Вот именно. Тебе не мешало бы это запомнить.

Джон посмотрел на него.

— И что сии слова должны означать?

— Джон, — толстяк замялся. — Я тебя знаю с младенчества. Я в некотором роде помогал тебе расти. Мне кажется, я всегда считал себя кем-то вроде твоего дяди. Ты уверен, что знаешь, что делаешь?

— Это насчет брака с Расти? — Джон усмехнулся. — Я же вам еще в начале ноября сказал, в тот же вечер, что и дяде Артуру, — этот обет я готов блюсти с истинным благочестием.