Клод Изнер - Убийство на Эйфелевой башне
Виктор быстро направился в спальню Кэндзи, порылся в ящиках, перешел в спальню. Мизинцем ноги зацепился по дороге за ножку стула, чертыхнулся, на глаза выступили слезы. Прыгая на одной ноге, он споткнулся и упал на цыновку, расстеленную на металлической сетке кровати. В сетке обнаружилось углубление, из которого он достал пакет, обернутый тканью, металлическую коробочку, два больших конверта и экземпляр «Фигаро на башне». Раскрыв его, он увидел, что строка, где написано «R.D.V. J.C.», вырвана. Он заново просмотрел список.
В первой колонке значились следующие имена:
…Мадлен Лезур, Шартр. Кэндзи Мори, Париж. Зигмунд Полок, Вена, Австрия. Марсель Форбен, лейтенант 2-го кирасирского полка. Розали Бутон, белошвейка, Обервилье. Мадам де Нантей, Париж. Мари-Амели де Нантей, Париж. Эктор де Нантей, Париж. Гонтран де Нантей, Париж. Джон Кавендиш, Нью-Йорк, США.
Во второй колонке:
Константин Островский, коллекционер произведений искусства, Париж. Б. Годунов, Славония. Гильермо де Кастро, студент из Аликанте. Танкред Пиндарус, священник из Бордо. Шарлин Кросс из Фоли-Бержер.
Он перечитал начало. Б. Годунов. «Слава и многая лета царю Борису…» Данило Дукович! Части головоломки начинали сходиться. «Это он. Утром он за мной следил…»
Ничего не убирая, Виктор поспешно оделся и выскочил по внутренней лестнице на улицу.
В который раз восхитившись широкой перспективой улицы Турнон, Кэндзи замедлил шаг у ресторана «Фуайо», где от души посмеялся, глазея на депутатов, которым подали баранью ногу. Пройдя еще немного, вошел в магазинчик своего друга Максанса де Кермарека, антиквара, который специализировался на торговле старинными струнными музыкальными инструментами.
В магазинчике, обшитом деревом и выкрашенном в бело-золотые тона в стиле Людовика XV, имелся большой выбор верджинелов, спинетов и клавесинов, как правило расписанных маслом. На инкрустированных мозаикой деревянных столах лежали классические гитары, учебные скрипки, смычки, даже балалайки и мандолины.
Арфа в инкрустированной раме стояла словно на карауле у посудного шкафа, полного тарелок севрского фарфора с изображениями музыкантов, играющих на лютне и виоле.
Худой, высоченный, с аккуратной остроконечной бородкой, в экстравагантном костюме темно-красного бархата, придававшем ему сходство с дьяволом, хозяин дожевывал сандвич, шагая из угла в угол. Увидев входящего Кэндзи, он бросился к нему, протягивая руку.
— И наконец, в пустыне раскаленной, узрел я путника, приятного себе!
И в буквальном смысле затолкал визитера в глубокое кресло.
— Присядьте, мсье Мори. Чаю? Кофе?
— Чаю, спасибо.
Пока антиквар возился в подсобке, Кэндзи разгладил номер «Пасс-парту» и нарочито положил на маленький столик. Дьявол в красном камзоле не заставил себя ждать, появившись с серебряным подносом, на котором дымилась чашка, полная светлой жидкости.
— Чистый жасмин, а вы мне за это расскажете новости.
— Вы видели это? — заметил Кэндзи, показав на газету.
Антиквар бросил взгляд на крупные буквы заголовка и потеребил бородку.
— Да, видеть-то видел… Надо же: одна пчелка и — хоп, на том свете! Успели продать ему эстампы Утамаро?
Кэндзи кивнул.
— Я знал, что его это интересовало. Недолго же он любовался ими, бедняга! Я только что приобрел коллекцию герцога Фриульского, превосходнейшее фортепьяно, смычок Франсуа-Ксавье Турта, спинет Томаса Хэнкока, а заодно уж забрал и библиотеку, так что вам есть чем поживиться.
Он проглотил последний кусок сандвича.
— Как жаль, — проговорил он с набитым ртом, — терять хорошего покупателя. Я говорил вам, что убедил его вложиться в скрипки?
— Да, когда мы виделись в прошлый раз.
— Смешные они, право слово, коллекционеры эти! И в музыке-то ничего не смыслят! Позвольте я покажу вам, что он собирался купить, — если, конечно, у вас есть время…
Антиквар открыл маленький, обитый мягкой тканью шкафчик и с немыслимыми предосторожностями извлек оттуда скрипку.
— Гварнери. Не чудесно ли? А знаете, чему, по утверждению некоторых, обязана она своим неподражаемым звучанием? Налету плесени, поглощающему сырость и делающим древесину легче и суше. Забавно, что именно это придает ей цену. Наш приятель отвалил мне немалый аванс, теперь придется возвращать наследникам, если таковые найдутся. Остаток — кругленькую сумму — он должен был доплатить в конце недели. Ваш чай остынет.
Сделав над собой усилие, Кэндзи допил чай — он предпочитал улунский.
— Так он был на мели? — спросил Кэндзи.
— Да что вы! Он одалживал, и с выгодой. Финансировал несколько предприятий — тайно, разумеется, чтобы его имя нигде не фигурировало. Вроде того небольшого дельца, о котором я рассказывал на прошлой неделе. Такая игра придавала его жизни вкус, даже если его временами и пощипывали, хотя, должен сказать, такое случалось редко, противник он был непревзойденный. «Дорогой Максанс, — говаривал он, — кто не рискует, тому неизвестен настоящий вкус жизни, я как те артисты яванского театра теней, что стоят за кулисами и дергают за ниточки. Но если кто-нибудь захочет спутать мои нити, — солоно тому придется, я предпочту разрезать всю пряжу, а не распутывать узлы». Скажите откровенно, мсье Мори, сами-то вы верите в эти басни насчет пчел-убийц?
— Одно достоверно: в мире нет ничего достоверного.
— Узнаю восточную мудрость. Что ж, тем хуже для Гварнери, — сказал антиквар, пряча скрипку, — на товар такого рода покупатель у меня всегда найдется. Желаете взглянуть на книги?
— У меня назначена встреча. Я вернусь позже. Кстати, напомните, о каком это дельце вы рассказывали мне в прошлый раз?
Хотя едва минуло четыре часа дня, в «Пасс-парту» стояла тишина. Брошенный посреди опустевшего наборного цеха линотип походил на насторожившегося зверя, ощерившего челюсти.
Он снова вышел на улицу. В уличном тупичке, присев на обочину тротуара, два типа играли в кости.
— А что, в «Пасс-парту» никого нет? — спросил Виктор.
— Мадемуазель Эдокси, должно быть, наверху.
Он поднялся по лестнице, постояв на лестничной клетке у дивана, заваленного всяким бумажным хламом. Эдокси не слышала его шагов. Сидя за столом с прямой как палка спиной, она стучала на машинке со скоростью пианиста-виртуоза, и при этом грызла орешки. Пальцы перелетали от одной клавиши к другой, самодвижущееся колесико вращалось. Эдокси выхватила напечатанную страницу, положила справа от себя, разжевала орешек, заправила в машинку девственно чистый лист и снова забарабанила. Прежде Виктор думал, что с такой скоростью можно только строчить на швейной машинке.
Он постучал в полуоткрытую дверь. Эдокси быстро спрятала пакетик с орешками.
— Ах, это вы! И давно тут стоите?
— Я вами любовался. Вы просто мастер!
Она хихикнула, поправив прическу.
— Хотите сами попробовать? Это модель «Хэммонд», такую можно увидеть на выставке.
— О нет-нет, куда мне до вас!
— Тут дипломов не требуется, а надо только попадать пальцами на нужные клавиши, вот и вся наука. Я бы с удовольствием поучила вас своему методу.
— Очень любезно, однако…
— Я вижу, у вас превосходные руки, пальцы длинные, чувствительные, умелые, — заметила она, поправляя на груди блузку.
Кашлянув, чтобы прочистить горло, он понял, что ужасно хочет закурить.
— А остальные где?
— Вы пришли очень вовремя: Гувье сидит в префектуре, Мариус пошел к врачу.
— Он заболел?
— Немного расклеился. Антонен вернется к шести. Таша на выставке, но без нее-то уж мы обойдемся, верно?
Эдокси встала и подошла к Виктору вплотную. Он вынул из портмоне конверт.
— Я должен кое-что выяснить, и вы, возможно, могли бы мне помочь.
— Постараюсь.
— Это насчет письма. Курьер принес его в мой магазин сегодня утром, часов в восемь. Я полагаю, его доставили из «Пасс-парту».
Она взяла Виктора за локоть.
— Войдите же на минуточку, мсье Легри, здесь светлее.
С загадочной улыбкой она провела его в помещение редакции.
— Дайте взглянуть! Надеюсь, ничего плохого? — спросила она, чуть пожимая ему руку.
У Виктора было чувство, что вокруг него медленно обвивается змея. Он мягко высвободился.
— Нет, просто какой-то читатель бранится по поводу моей хроники. Уж не вы ли мне это отправили?
— О, мсье Легри, мне бы никогда не пришло в голову оскорбить такого человека, как вы!
— Да нет же, я не так выразился, я хотел знать, побывало ли оно у вас в руках.
— Будьте уверены, если бы представился случай, я принесла бы его сама.
— Тогда, может, кто-то из редакции…
— Смеетесь! Курьеры — это на мне. Я утром прихожу на службу раньше всех и начинаю с того, что сортирую почту. Вы правда не хотите, чтобы я поучила вас печатать на машинке? Это могло бы пригодиться вам в магазине. В Нью-Йорке уже не осталось торгового дома, в котором письма пишут пером, служащий…