Агата Кристи - Загадочное происшествие в Стайлзе
Как вы знаете, я был не прав. Мне пришлось отказаться от этой мысли и посмотреть на проблему с другой точки зрения. Итак, в четыре часа пополудни Доркас услышала гневные слова своей госпожи: «Не думайте, что страх перед гласностью или скандал между мужем и женой могут меня остановить!» Я предположил — и предположил правильно, — что эти слова миссис Инглторп были адресованы не ее мужу, а мистеру Джону Кавендишу. Через час миссис Инглторп прибегла почти к тем же словам, но уже по другому поводу. Она призналась Доркас: «Я не знаю, что делать. Скандал между мужем и женой — это отвратительно!» В четыре часа миссис Инглторп была сердита, но полностью владела собой. В пять часов она находилась в отчаянном состоянии и сказала Доркас, что перенесла огромное потрясение.
Взглянув на происшедшее с точки зрения психологии, я сделал вывод, в правильности которого уверен. Второй скандал, о котором говорила миссис Инглторп, был совершенно иного рода… и касался ее самой!
Давайте попытаемся все восстановить. В четыре часа миссис Инглторп ссорится со своим сыном и грозит разоблачить его перед женой… которая, между прочим, слышала большую часть этой ссоры. В четыре тридцать миссис Инглторп, в результате имевшего место разговора за столом о юридической силе завещаний, составляет новое завещание в пользу мужа, которое засвидетельствовали два садовника. В пять часов Доркас находит свою госпожу в состоянии глубокого возбуждения. В руках у нее листок бумаги — по мнению Доркас, письмо. Именно тогда миссис Инглторп приказывает зажечь в ее комнате камин. Предположим, что за эти полчаса произошло нечто, вызвавшее полный переворот в ее чувствах. Теперь она в такой же степени стремится уничтожить завещание, как несколько раньше стремилась его составить. Что же произошло?
Насколько нам известно, в течение этого получаса миссис Инглторп была совершенно одна. Никто не входил в будуар, и никто его не покидал. Что же привело к такому неожиданному и резкому изменению в ее чувствах?
Можно лишь догадываться, но я считаю, что мое предположение правильно. В письменном столе миссис Инглторп не оказалось марок (мы об этом знаем, потому что позднее она попросила Доркас их принести). Между тем в противоположном углу будуара стоял письменный стол ее мужа, но он был заперт. Миссис Инглторп настолько была озабочена тем, чтобы найти марки, что (согласно моему предположению) попробовала открыть стол своими ключами. То, что один из ключей подходил, мне известно. Таким образом, миссис Инглторп открыла стол мужа и в поисках марок обнаружила там нечто другое — тот самый листок бумаги, который ни в коем случае не должен был попасться ей на глаза, но который теперь видели в ее руке сначала Доркас, а затем миссис Кавендиш. Со своей стороны, миссис Кавендиш решила, что этот листок бумаги, за который так цепко держалась ее свекровь, являлся на самом деле письменным доказательством неверности ее мужа. Она потребовала этот листок у миссис Инглторп, и, хотя та заверила ее (вполне справедливо!), что к ней это не имеет никакого отношения, миссис Кавендиш не поверила, подумав, что миссис Инглторп выгораживает своего пасынка. Надо сказать, что миссис Кавендиш очень решительная женщина и за ее сдержанностью скрывается безумная ревность к мужу. Она решила любой ценой раздобыть этот листок, и тут случай пришел к ней на помощь. Неожиданно она нашла потерявшийся из связки ключ от портфеля свекрови, в котором, как известно, миссис Инглторп неизменно хранила все свои важные бумаги.
Итак, миссис Кавендиш составила план действий, как это может сделать только женщина, доведенная ревностью до полного отчаяния. Выбрав удобное время, она открыла засов двери, ведущей в комнату мадемуазель Цинтии. Возможно, даже смазала дверные петли, потому что, когда я попробовал, дверь открывалась почти бесшумно. Исполнение задуманного плана миссис Кавендиш отложила до раннего утра, потому что слуги привыкли слышать, как она в это время передвигается по комнате. Миссис Кавендиш облачилась в свой рабочий костюм с нарукавниками и, тихо пробравшись через комнату мадемуазель Цинтии, попала в спальню миссис Инглторп.
Пуаро на минуту умолк.
— Если бы кто-нибудь прошел через мою комнату, — сказала Цинтия, — я обязательно услышала бы и проснулась.
— Нет, если вы, мадемуазель, находились под воздействием снотворного.
— Снотворного?
— Mais oui![56] Вы помните, — Пуаро опять обратился ко всем присутствовавшим, — как во время всеобщего смятения и шума мадемуазель Цинтия продолжала спокойно спать? Разумеется, это было неестественно, и подобному могло быть лишь два объяснения: либо ее сон был притворным (чему я не верил), либо такое состояние было вызвано искусственно.
Имея в виду такую возможность, я осмотрел все кофейные чашки, памятуя о том факте, что именно мадемуазель Цинтия относила кофе накануне вечером. Я взял пробу из каждой чашки и подверг их анализу, но безрезультатно. Я пересчитал чашки. Кофе пили шесть человек, и, соответственно, я нашел шесть чашек. Пришлось признаться, что я ошибся.
Затем оказалось, что я допустил серьезную оплошность. Кофе был подан не шести, а семи персонам, так как в тот вечер в доме находился доктор Бауэрштейн. Это меняло дело, ибо в таком случае одной чашки недоставало. Слуги ничего не заметили. Горничная Анни, подававшая кофе, внесла на подносе семь чашек, не зная, что мистер Инглторп его не пил, а Доркас, которая на следующее утро убирала посуду, обнаружила, как всегда, шесть чашек… Вернее, она увидела пять чашек, так как одна чашка была найдена разбитой в комнате миссис Инглторп.
Я был уверен, что отсутствовавшая чашка и была той, из которой пила мадемуазель Цинтия. Причем у меня была дополнительная причина для такой уверенности. Дело в том, что во всех найденных чашках остатки кофе содержали сахар, тогда как мадемуазель Цинтия всегда пьет кофе без сахара.
Мое внимание привлек рассказ Анни, что на подносе с чашкой какао, который она каждый вечер относила в комнату миссис Инглторп, была рассыпана «соль». Я, разумеется, взял пробу остатков какао и послал на анализ.
— Но это уже было сделано доктором Бауэрштейном! — поспешно перебил Лоуренс.
— Не совсем так. Доктор Бауэрштейн просил сообщить, содержится ли в какао стрихнин. Он не делал анализа на содержание в какао наркотика, как это проделал я.
— Наркотика?
— Да. Вот заключение работника лаборатории. Миссис Кавендиш подсыпала безопасный, но эффективный наркотик обеим — и миссис Инглторп, и мадемуазель Цинтии. Позднее ей, вероятно, пришлось пережить довольно mauvais quart d'heure.[57] Представьте себе чувства миссис Кавендиш, когда ее свекровь вдруг почувствовала себя плохо и сразу же умерла. Миссис Кавендиш услышала слово «яд»! А ведь она была абсолютно уверена, что воспользовалась совершенно безвредным средством. Какое-то время она не могла отделаться от ужасной мысли, что смерть свекрови лежит на ее совести. Охваченная паникой, миссис Кавендиш поспешно спускается вниз и бросает кофейную чашку вместе с блюдечком, из которой пила мадемуазель Цинтия, в большую бронзовую вазу, где они и находились до тех пор, пока не были обнаружены мсье Лоуренсом. Миссис Кавендиш не осмелилась касаться остатков какао — вокруг было слишком много людей. Представьте себе, какое она испытала облегчение, когда услышала упоминание о стрихнине и поняла, что не имеет отношения к ужасной трагедии.
Теперь стало ясно, почему так долго не проявлялись симптомы отравления стрихнином. Наркотическое средство, принятое одновременно со стрихнином, отсрочило проявление симптомов отравления на несколько часов.
Пуаро умолк.
Мэри пристально смотрела на него. Бледность на ее лице медленно исчезала.
— Все, что вы сказали, мсье Пуаро, абсолютно верно! Это были самые страшные часы в моей жизни. Я никогда их не забуду. Но вы просто замечательны! Теперь я понимаю…
— Понимаете, что я имел в виду, — перебил ее Пуаро, — когда предложил без страха и сомнения исповедаться папе Пуаро, да? Но вы мне не доверились.
— Значит, — задумчиво произнес Лоуренс, — какао со снотворным, выпитое после отравленного кофе, объясняет задержку симптомов отравления?
— Совершенно верно. Однако был отравлен кофе или нет? Тут возникают некоторые трудности, так как миссис Инглторп не пила кофе.
— Что?!
— Не пила… Вы помните, я говорил о пятне на ковре в комнате миссис Инглторп? Что касается этого пятна, то тут есть особое объяснение. Когда я его увидел, оно все еще было влажным, сильно пахло кофе, и на ковре я нашел осколки фарфора. Мне было ясно, что произошло, так как со мной случилось нечто подобное. Войдя в комнату, я поставил мой маленький чемоданчик на столик у окна, но, накренившись, столешница сбросила его на пол в том же месте. Очевидно, подобное произошло и с миссис Инглторп. Она поставила на столик чашку с кофе, а предательская столешница сыграла с ней такую же шутку.
