Рекс Стаут - Убийство из-за книги

— Только ничего не трогайте.

— Не буду.

Я бы не сумел смотаться, если бы не радио. Музыка заглушала мои шаги, когда я добрался до двери, которая так и осталась открытой, потом на цыпочках выбрался в холл и вышел на лестницу. Спустившись на четыре этажа вниз, я на минуту остановился, прислушиваясь, у двери, которая вела в вестибюль на первом этаже, и когда ничего не услышал, открыл ее и вышел. Коротышка с испуганным видом топтался у лифта. Он ничего не сказал, я тоже промолчал и пошел к выходу. На улице я сразу повернул направо, прошел полквартала до Лексингтон авеню, остановил такси и через семь минут уже вылезал из него у входа в дом Вульфа.

Войдя к нам в кабинет, я невольно усмехнулся. Книга, которую читал Вульф, лежала на столе, а он возился с бумажками, на которых были последние новости касательно орхидей. Смех один! Он читал книгу, но когда услышал, что я открываю входную дверь, быстро бросил книгу и занялся этими бумажками, чтобы показать мне, как ему трудно, потому что я вовремя не перенес сведения о них на постоянные регистрационные карточки. Это выглядело так по-детски, что я не мог удержаться от улыбки.

— Разрешите вас побеспокоить? — почтительно спросил я.

Он поднял взгляд.

— Поскольку ты так быстро вернулся, я полагаю, ничего интересного не произошло?

— Ваше предположение несколько ошибочно. Я поспешил вернуться, потому что туда должен прибыть отряд специалистов и тогда меня бы задержали на всю ночь. Корригана я видел. Пуля прошла через висок.

Бумажки выпали у него из рук.

— Доложи-ка поподробней.

Я рассказал ему все, что видел и слышал, в том числе и мысли полицейского по поводу «Янки». Вульф, когда я начал рассказывать, хмурился почти неприметно, но к концу был туча тучей. Он задал мне несколько вопросов, посидел, постукивая указательным пальцем по подлокотнику кресла, и вдруг ни с того ни с сего выпалил:

— Был ли этот человек простофилей?

— Кто, полицейский?

— Нет. Мистер Корриган.

Я пожал плечами.

— В Калифорнии он вел себя довольно глупо, но я не назвал бы его простофилей. А что?

— Абсурд полный. Если бы ты там задержался подольше, может, сумел бы узнать кое-что, способное прояснить ситуацию.

— Если бы я там задержался, меня на добрый час загнали бы в угол, пока кто-то не надумал бы разузнать кое-какие подробности.

— Пожалуй, да, — неохотно согласился он. Он посмотрел на часы и, упершись большими пальцами рук в край стола, оттолкнул кресло. — Проклятие! От таких мыслей и не уснешь!

— Да. Особенно зная, что в полночь или чуть позже раздастся звонок, а то и лично кто-нибудь явится.

Я ошибся. И проспал беспробудным сном целых девять часов.

19

В субботу утром мне так и не удалось дочитать до конца газетные сообщения о самоубийстве известного адвоката Джеймса А. Корригана. Пока я завтракал, нам позвонили четыре раза. Первым Лон Коэн из «Газетт», который хотел расспросить Вульфа о звонке от Корригана, потом еще два журналиста с тем же намерением. От них я отбился. Четвертый звонок был от миссис Эйбрамс. Она прочла утреннюю газету и желала знать, не мистер ли Корриган, который застрелился, был убийцей ее Рейчел, хотя прямо она так не спросила. От нее я тоже отделался.

Из-за того, что мне пришлось завтракать дольше, чем обычно, я нарушил планы Фрица, поэтому когда принесли утреннюю почту, мне пришлось вторую чашку кофе взять с собой в кабинет. Я просмотрел конверты, бросил все, кроме одного, себе на стол, поглядел на часы и увидел, что уже 8.55. Ровно в девять Вульф, что бы ни случилось, шел в оранжерею. Я вскочил, взбежал на один пролет лестницы, постучался, не дожидаясь приглашения, вошел к нему и объявил:

— Вот оно. Письмо в конверте юридической конторы. Штамп почтового отделения на Гранд-Сентрал Стейшн, датированный вчера в полночь. Письмо толстое.

— Вскрой конверт. — Он стоял одетый, готовый уйти.

Я вскрыл конверт и вынул его содержимое.

— Напечатано через один интервал, датировано вчерашним днем, наверху озаглавлено: «Ниро Вульфу». Девять страниц. Без подписи.

— Читай.

— Вслух?

— Нет. Уже девять часов. Можешь мне позвонить или прийти в оранжерею, если понадобится.

— Еще чего! Да это просто наглость.

— Ни в коем случае. Нарушение расписания не из крайней необходимости превращается в привычку, зависящую только от прихоти, — И он вышел из комнаты.

Я принялся читать.

«Я решил написать это письмо без подписи в конце. По-моему, я хочу написать его, в основном, чтобы облегчить себе душу, но и не только из-за этого. После прошлогодних событий я утратил уверенность во всем. Быть может, где-то в глубине души у меня еще сохранилось уважение к правде и справедливости, обретенные мною в юности благодаря как религиозному, так и светскому образованию, чем, возможно, тоже объясняется мое желание написать это письмо. Словом, каков бы ни был истинный мотив…»

Внизу зазвонил телефон. У Вульфа аппарат был отключен, поэтому мне пришлось спуститься. Звонил сержант Перли Стеббинс. Перли был всегда готов довольствоваться разговором со мной вместо Вульфа и правильно делал. Он никоим образом не дурак и всегда помнит, какой урок преподал ему Вульф в деле Лонгрена.

Говорил он со мной не слишком вежливо, но без подковырок. Сказал, что они интересуются прежде всего двумя обстоятельствами. Во-первых, вчерашним звонком Корригана и, во-вторых, моей поездкой в Калифорнию, и особенно встречами там с Корриганом. Когда я сказал, что буду рад удовлетворить их интерес и обязательно приду, он ответил, что приходить не нужно, так как инспектор Кремер хочет видеть Вульфа и зайдет к нам в одиннадцать или чуть позже. Насколько мне известно, заметил я, мы с Вульфом возражать не будем, и Перли, не попрощавшись, повесил трубку.

Я сел за стол и снова принялся читать.

«Словом, каков бы ни был истинный мотив, я собираюсь написать письмо, а потом уже решить, отправить его или сжечь.

Даже если я его отправлю, все равно оно будет без подписи, потому что я не хочу придать ему силу правового документа. Вы, разумеется, предъявите его полиции, но без моей подписи оно недействительно и не может быть опубликовано как написанное мною. Поскольку из содержания письма будет совершенно ясно, что писал его я, данное обстоятельство может показаться бессмысленным, но тем не менее без моей подписи оно послужит всем желаемым мною целям, каковыми бы ни были на то причины, тем более что это цели нравственного, а не правового характера.

Я постараюсь не слишком распространяться о своих мотивах. Меня они беспокоят сильнее, нежели сами события, но для вас и других людей события имеют куда большее значение. Вас ведь более всего заботит получить засвидетельствованное мною признание в том, что я написал анонимное письмо в суд с информацией о передаче О'Мэлли взятки старшему из присяжных, но я хотел бы добавить, что мой поступок был мотивирован различными обстоятельствами. Не буду отрицать, что побудительной причиной было желание сделаться старшим компаньоном, что увеличивает власть, авторитет и личные доходы, но не меньшую роль играло и беспокойство о репутации нашей конторы. Наличие в качестве старшего компаньона человека, способного на подкуп присяжных, не только нежелательно, но и чрезвычайно опасно. Вы спросите, почему я просто не высказал всего этого О'Мэлли в лицо и не потребовал, чтобы он вышел из дела. Но не желая признать, от кого и каким образом я получил информацию, во что не намерен вникать и сейчас, я не могу представить бесспорных доказательств, а поскольку отношения между компаньонами у нас в конторе были весьма напряженными, то я не был уверен, что меня поддержат. Поэтому я и написал в суд уведомляющее письмо»

Заимев с той поры, подумал я про себя, привычку не подписываться. И продолжал читать.

«О'Мэлли был лишен права на практику, что, конечно, нанесло удар нашей конторе, но не смертельный. Я стал старшим компаньоном, а Кастин и Бриггс сделались членами руководства конторы. По прошествии нескольких месяцев мы снова твердо встали на ноги. Летом и осенью прошлого года наш доход превысил полученный когда-либо прежде, отчасти благодаря превосходной деятельности Кастина в качестве нашего представителя в суде, но в не меньшей степени и благодаря моему руководству. Затем в понедельник 4 декабря — эту дату я никогда не забуду, если останусь в живых и буду способен помнить и забывать, — я вернулся в офис вечером — мне нужно было кое-что доделать — и в поисках какого-то документа влез в стол Дайкса. Документа там, где я надеялся его отыскать, не оказалось, и я стал выдвигать один ящик за другим. В одном из них я увидел коричневый парусиновый портфель и заглянул в него. Документа там не было. В нем лежала пачка аккуратно сложенных страниц. На верхней странице было напечатано заглавие; „Не надейтесь…“, роман о безнравственности нынешних адвокатов, сочиненный Бэйрдом Арчером. Меня взяло любопытство, и я перелистнул страницу. Роман начинался фразой: „Не все адвокаты — разбойники с большой дороги“. Я прочел еще немного, а потом сел на стул Дайкса и принялся читать, не отрываясь.