Агата Кристи - Берег удачи
— Я все еще здесь.
— Почему?
Пуаро пожал плечами.
— Это прелестное, уединенное место, где можно отдохнуть. Я отдыхаю.
— Я рада, что вы здесь, — сказала Лин.
— Так вы не скажете мне, как все остальные в вашей семье: «Когда вы вернетесь в Лондон, мосье Пуаро?» — и не будете с нетерпением ждать ответа?
— Они хотят, чтобы вы вернулись в Лондон?
— Кажется, так.
— Нет, я этого не хочу.
— Это я вижу. А почему, мадемуазель?
— Потому что это значит, что вы не успокоились. Не поверили в то, что это сделал Дэвид Хантер.
— А вам так сильно хочется, чтобы он… оказался невиновным?
Он заметил, как слабый румянец разлился под ее бронзовым загаром.
— Естественно, я не хочу, чтобы человека повесили за преступление, которого он не совершал.
— Естественно… О да!
— А полицейские просто предубеждены против него, потому что он дразнит их. Это худшее в Дэвиде: он любит дразнить людей.
— Полиция предубеждена не настолько, как вы думаете, мисс Марчмонт. Предубеждены были присяжные. Они отказались последовать совету коронера. Они вынесли приговор о виновности Дэвида, поэтому полиция была вынуждена арестовать его. Но могу вам сообщить, что полиция далеко не удовлетворена доказательствами в деле Дэвида.
Она спросила живо:
— Так, значит, они могут отпустить его?
Пуаро пожал плечами.
— А кто, вы думаете, совершил убийство, мосье Пуаро?
Пуаро медленно произнес:
— В тот вечер в «Олене» была какая-то женщина.
Лин воскликнула:
— Я ничего не понимаю. Когда мы думали, что этот человек — Роберт Андерхей, все казалось так просто. Почему майор Портер застрелился? Мы снова там, где начинали.
— Вы — третий человек, произносящий эту фразу.
— Да? — удивилась она. А что вы делаете теперь, мосье Пуаро?
— Разговариваю с людьми. Вот что я делаю. Просто разговариваю с людьми.
— И не спрашиваете их об убийстве?
Пуаро покачал головой.
— Нет, я только… как бы это сказать… собираю сплетни.
— И это помогает?
— Иногда да. Вас удивило бы, как много я знаю о повседневной жизни в Вормсли Вейл за последние несколько недель. Я знаю, кто куда ходил гулять, кого встречал, а иногда — что они говорили. Например, я знаю, что этот Арден шел в деревню по тропе мимо усадьбы Фэрроубэнк и спросил мистера Роули Клоуда о дороге, что у него не было багажа, — только рюкзак. Я знаю, что Розалин Клоуд перед тем провела больше часа на ферме с Роули Клоудом и что там чувствовала себя счастливой, а это так необычно для нее.
— Да, — подтвердила Лин. — Роули говорил мне. Он сказал, что она была похожа на служанку, получившую выходной день.
— Ага, он так сказал? — Пуаро помолчал, затем продолжал:
— Да, я знаю кучу историй о том, кто куда ходил. И я слышал кучу историй о людях, находящихся в затруднительном материальном положении. Например, о вас и о вашей матери.
— Это не секрет, — сказала Лин. — Мы все пытались выжать деньги из Розалин. Вы это имели в виду, да?
— Я этого не говорил.
— Но это правда! И я полагаю, вы слышали сплетни обо мне и Роули и Дэвиде.
— Но вы собираетесь выйти замуж за Роули Клоуда?
— Собираюсь ли? Если б я сама знала… Именно это я пыталась решить в тот день, когда Дэвид выбежал из лесу. Эта мысль была похожа на большой вопросительный знак в моем мозгу. Что мне делать? Что мне делать? Даже поезд в долине, казалось, задавал тот же вопрос. Паровозный дым в небе стоял в форме вопросительного знака.
На лице Пуаро появилось странное выражение.
Неверно поняв его, Лин воскликнула:
— О, неужели вы не видите, мосье Пуаро, как все это трудно? Вопрос вовсе не в Дэвиде. Дело во мне! Я изменилась. Я была в отъезде три… почти четыре года. Теперь я вернулась, но вернулась другим человеком. И это общая трагедия. Люди возвращаются домой изменившимися, должны снова приспосабливаться к прежней жизни. Нельзя уехать, жить по-иному и не измениться.
— Вы не правы, — сказал Пуаро. — Трагедия жизни состоит в том, что люди не меняются.
Она изумленно посмотрела на него, покачала головой. Он настаивал:
— Да-да. Это так. Но почему вы уехали одной из первых?
— Почему? Я ушла в армию, пошла служить.
— Да-да. Но почему вы вступили в армию в числе первых? Вы были помолвлены. Вы любили Роули Клоуда. Ведь вы могли бы работать на ферме, здесь, в Вормсли Вейл?
— Могла бы, наверно. Но я не хотела…
— Вы хотели уехать отсюда. Вы хотели побывать за границей, увидеть жизнь. Вы хотели, быть может, уехать от Роули Клоуда. И теперь вы неспокойны, вам все еще хочется… уехать! О нет, мадемуазель, люди не меняются!
— Когда я была на Востоке, я тосковала по дому! — воскликнула Лин, как бы защищаясь.
— Да-да. Вам хотелось быть там, где вас не было. И так, может быть, с вами будет всегда. Вы мысленно рисуете себе картину, например, как Лин Марчмонт возвращается домой… Но эта картина не осуществляется, так как та Лин Марчмонт, которую вы воображаете, не настоящая Лин Марчмонт. Это та Лин Марчмонт, какой вы хотели бы быть.
Лин спросила с горечью:
— Значит, по-вашему, я никогда и нигде не буду довольна?
— Я этого не говорю. Но я утверждаю: когда вы уезжали, вы не были счастливы от своей помолвки с Роули, и теперь, когда вы вернулись, вы по-прежнему несчастливы.
Лин сорвала листок и задумчиво покусывала его.
— Чертовски здорово вы во всем разбираетесь, мосье Пуаро.
— Это мое ремесло, — скромно ответил Пуаро. — Я думаю, есть еще одна истина, которую вы пока не познали.
— Вы имеете в виду Дэвида? Вы думаете, я люблю Дэвида?
— Ну, это вам самой решать, — пробормотал Пуаро сдержанно.
— А я не знаю! Что-то есть в Дэвиде, чего я боюсь. Но что-то и притягивает меня… — Она минуту помолчала, а затем продолжала:
— Вчера я говорила с его бригадным генералом. Когда он услышал, что Дэвид арестован, он приехал сюда узнать, чем может помочь. Генерал рассказывал мне, каким невероятно смелым был Дэвид. Он сказал, что Дэвид был одним из самых храбрых людей, какие когда-либо служили под его началом. И все же, знаете, мосье Пуаро, несмотря на все, что он говорил, на все его похвалы, у меня было такое чувство, будто он не совсем уверен, не абсолютно уверен, что Дэвид не сделал этого…
— И вы тоже не уверены?
Лин криво и как-то жалко улыбнулась.
— Нет… Видите ли, я никогда не доверяла Дэвиду. А разве можно любить человека, которому не доверяешь?
— К несчастью, можно.
— Я всегда была несправедлива к Дэвиду, потому что никогда не доверяла ему… Я многому верила из грязных местных сплетен… Верила намекам, что Дэвид вовсе и не Дэвид Хантер, а просто дружок Розалин Клоуд… Мне стало стыдно, когда я встретила этого бригадного генерала и он рассказал мне, что знал Дэвида еще мальчиком, в Ирландии.
— Это поразительно, — пробормотал Пуаро, — как люди любят хватать палку не с того конца.
— Что вы хотите сказать?
— Только то, что сказал. Вспомните: в ту ночь, когда произошло убийство, звонила вам по телефону миссис Клоуд — я имею в виду жену доктора?
— Тетушка Кэтти? Да, звонила.
— О чем был разговор?
— Какая-то невероятная путаница с какими-то отчетами…
— Она говорила из своего дома?
— Да нет, ее телефон был как раз не в порядке. Ей пришлось идти в автомат.
— В десять минут одиннадцатого?
— Около этого. Наши часы никогда не показывают время точно.
— Около этого, — задумчиво повторил Пуаро и деликатно продолжал:
— Это был не единственный ваш телефонный разговор в тот вечер?
— Нет, — коротко ответила Лин.
— Дэвид Хантер звонил вам из Лондона?
— Да. — Внезапно она вспыхнула. — Я полагаю, вы хотите знать, что он сказал?
— О, я бы не осмелился…
— Да, пожалуйста, можете это узнать! Он сказал, что уезжает… исчезает из моей жизни. Он сказал, что не даст мне счастья и что он никогда не стал бы праведником… даже ради меня.
— И поскольку это была, вероятно, правда, вам она не понравилась, — сказал Пуаро.
— Надеюсь, он уедет — то есть если его полностью оправдают… Я надеюсь, они оба уедут в Америку или еще куда-нибудь. Тогда, быть может, мы сумеем перестать думать о них… Будем учиться стоять на собственных ногах… Мы перестанем источать недоброжелательство…
— Недоброжелательство?
— Да. Впервые я почувствовала это однажды вечером у тетушки Кэтти. Она устраивала вечеринку. Может быть, потому, что я недавно вернулась из-за границы и нервы у меня были напряжены. Я почувствовала, как это недоброжелательство витает вокруг нас в воздухе. Против нее — против Розалин Клоуд. Разве вы не понимаете? Мы желали ее смерти — все мы! Желали, чтобы она умерла… А это ужасно — желать, чтобы кто-то, кто никогда не сделал вам ни малейшего зла, умер…
— Ее смерть, разумеется, — единственное, что может принести пользу вашей семье. — Пуаро говорил бодрым тоном делового человека и практика.