Последний рубеж - Найо Марш
– Спасибо, Джулия.
– Все равно вы сегодня какой-то странный.
– Я упал в море в Сен-Пьере.
– Ух, вот это да! А что вы делали в Сен-Пьере? И в море, если уж на то пошло? Вот сказали бы об этом сразу, и мы бы тут не спорили, как два клоуна в телевизоре. Рики?
– Да, Джулия.
– Дознание возобновили?
– Нет.
– Ясно. Так мы никогда и не избавимся от мисс Харнесс.
– Харкнесс.
– Да я не специально. Для меня она Харнесс.
– Я знаю, что не специально.
– Я по глупости надеялась, что балет и развлечения вытеснят из головы мысли о ней. Не помогло. – Потом Джулия добавила поспешно, чуть ли не шепотом: – Она мне снится. Ужасно, да?
– Мне тоже, если это вас хотя бы немного успокоит.
– Правда? Наверное, нехорошо будет, если я скажу, что рада. Рики, не отвечайте, если не можете, но, Рики, ее убили?
– Я не знаю. Честно. Откуда мне знать?
– Ваш отец.
– Джулия, пожалуйста, не надо.
– Простите. Как продвигается работа?
– Не так быстро, как хотелось бы.
– А как поживает мистер Джонс? Хотя бы о нем-то я могу вас спросить?
«Да, боже мой!» – мысленно сказал себе Рики, а вслух произнес:
– Он в отъезде. В Сен-Пьер-де-Рош.
– Понятно. Ладно, мне надо проверить, что делает Селина. У няни свободный вечер, и в доме как-то подозрительно тихо. До свидания.
– Я много думал о всех вас.
– Правда?
– До свидания.
– До свидания.
Рики охватило уныние. Ему совершенно не хватило этого разговора. Казалось, что дружба с Джулией разрушена; он барахтался среди оправданий и уклончивых ответов, а ее тон становился все холоднее. Она даже не засмеялась. Ни разу.
Миссис Феррант открыла дверь на кухне, выпустив в коридор льстиво-вкрадчивые голоса из телевизионной рекламы и тонкий аромат беарнского соуса[27].
– Не собиралась спрашивать, – сказала она, – но вы видели его в Сен-Пьере?
– Да, – ответил Рики. – Случайно встретились.
– Ничего передать не просил?
– Нет. Ничего конкретного.
– Живописный какой у вас фингал, – заметила миссис Феррант.
Рики вернулся к себе в комнату.
II
Закончив осмотр двора, Аллейн зашел в контору – спросить у мистера Харкнесса разрешения взглянуть на комнату племянницы. Харкнесс оглушительно храпел в кресле. Привести его во вменяемое состояние не получилось. В присутствии Фокса Аллейн для проформы высказал свою просьбу и удовлетворился ответом в виде храпа.
Комната Дульси выглядела в точности так, как можно было ожидать: стены, обклеенные фотографиями лошадей, комод и платяной шкаф, набитые одеждой для верховой езды, на полу – сапоги. Постель была скорее скомкана, чем заправлена. На столике рядом с кроватью лежали три потрепанных книжечки порнографического содержания. В ящике комода обнаружился наполовину пустой флакончик противозачаточных таблеток.
– Наверное, проявила неосторожность, – сказал Фокс.
Стали осматривать комнату тщательнее. После нескольких минут бесплодных поисков Планк спросил:
– А вдруг она надеялась, что этот ужасный прыжок подействует, сэр?
– Кто ж знает. Пока больше похоже на то, что прыжок стал кульминацией ссоры с дядей. Часто они ссорились, Планк?
– Только после того, как он своей странной религией увлекся – так в Коуве говорят. До этого они неплохо ладили. Он учил ее ездить верхом и очень гордился тем, какая она выросла.
Фокс откинул голову, рассматривая поверх очков предмет нижнего белья, принадлежавший мисс Харкнесс.
– Свободного поведения, – задумчиво произнес он. – Судя по тому, что говорят. Или, точнее, судя по тому, что вы говорите, сержант.
Сержант Планк покраснел.
– Поговаривают, что это и было камнем преткновения между ними. После того, как Харкнесс на этом своем братстве помешался, стал уж очень сильно злиться на Дульси из-за ее образа жизни. По общему мнению, он пытался выбить из нее эту дурь, но безрезультатно. Я бы даже сказал, что беременность была последней каплей. – Сержант открыл дверь платяного шкафа и наполовину исчез в нем среди пальто.
– Когда Фарамонды и мой сын брали лошадей в конюшне, то как раз стали свидетелем их ссоры: она кричала, что беременна, а он назвал ее вавилонской блудницей.
– Как считаете, могло ли подобное отношение привести к чему-то серьезному? – спросил Фокс.
Планк, все еще с красным лицом, вынырнул из шкафа.
– Нет, мистер Фокс, – громко сказал он. – Не стал бы он натягивать проволоку. Только не Кас Харкнесс. Лошади и конюшня – для него все! А той рыжей кобылкой он дорожит как зеницей ока. Разве стал бы он такое делать хоть пьяный, хоть трезвый, хоть в своем уме, хоть не в своем? – Планк посмотрел на Аллейна. – Я этого человека четыре года знаю, черт побери! Простите. Не в его характере это преступление, если там и правда имело место преступление. Не видать мне повышения по службе, если я не прав!
– Хорошо сказано, – заметил Аллейн. – Только не забывайте, чему нас учили.
– Чему, сэр?
– Не принимать дело слишком близко к сердцу.
– Да уж, – сказал Фокс. – Об этом всегда приходится помнить, сержант. Всегда.
– Я знаю, мистер Фокс. Но даже учитывая…
– Даже учитывая, что Харкнесс запер ее в комнате и под страхом геенны огненной и вечных мук в аду запретил прыгать? – спросил Аллейн. – Это вы хотели сказать, Планк?
– Да, сэр.
В карманах жокейской куртки, висевшей на спинке стула, нашлись грязный носовой платок, немного мелочи и мятый конверт из хорошей бумаги, подписанный аккуратным почерком. Аллейн вынул из конверта листок бумаги с оттиснутым заголовком: «Л’Эсперанс» и адресом. На листке было аккуратным почерком написано: «Утес. Четверг. В обычное время. Л.Ф.»
Аллейн продемонстрировал письмо остальным.
– Л.Ф.? – переспросил Фокс.
– Вряд ли это означает «легкий флирт», – сказал Аллейн. – Разве что в каком-то ироничном смысле.
– Планк, – обратился Аллейн к сержанту, когда они отъезжали от «Лезерс». – Припомните-ка все, что вам говорил Сидни Джонс о разговоре, который у него состоялся с Харкнессом сразу после отъезда компании из конюшни. Не только про ссору с Дульси, но и то, что он говорил самому Джонсу. Не надо заметок, просто расскажите своими словами.
Планк, сидевший за рулем, начал рассказ. Джонс слышал, что они осыпали друг друга проклятиями: Харкнесс со двора, Дульси – из окна своей комнаты. Дульси кричала, что может перепрыгнуть через овраг не только на Рыжухе, но и на Мунго. Дядя угрожал запереть ее в комнате и с яростью запрещал прыгать, особенно на рыжей кобыле. Еще он зачем-то сказал, что она сидит в седле как мешок с картошкой. Она выругалась и с шумом захлопнула окно.
– А потом?
– По словам Джонса, мистер Харкнесс велел ему заехать в Маунтджой и купить несколько мешков овса на корм лошадям.
– По словам Рика, – добавил
