Хью Пентикост - Запятнанный ангел

— Я просто обезумел, — рассказывал нам Келли дрожащим голосом. — Я оставил ее на минуту, чтобы найти кого-нибудь с бутылкой и отнять у них эту бутылку для нас. Когда я вернулся, ее не было. Наверное, тогда я понемногу стал приходить в себя. Все зашло слишком далеко. Только одно было хорошо: она понятия не имела, кто я такой. Я отправился к Уилларду в студию, чтобы вернуть его костюм, и уже собирался открыть дверь, чтобы войти, как услышал, что она разговаривает с ним в доме. У нее была истерика. Она все время описывала ему Черного Монаха, и Уиллард, разумеется, знал, о ком она говорит. Он ничего не сказал ей. Он просто пообещал, что после концерта разберется с ее Черным Монахом. Для меня это означало конец. Едва ли мне могли предъявить какое-то уголовное обвинение, ведь поначалу Лоре все очень нравилось. Но моей службе в полиции — крышка.

Все, о чем я думал в ту ночь, выглядит довольно бессмысленно. Я говорил себе, что Уиллард несет ответственность за фестиваль и за то, как люди ведут себя там. Я говорил себе, что, если бы это не была дочь Роджера Марча, он просто пожал бы плечами. Обычная вещь для фестиваля. Но он собирался привлечь меня к ответственности. И я решил ударить первым.

Я знал, что в студии Пола Фэннинга, расположенной неподалеку от театра, есть дробовик. Я отправился туда, забрал ружье, спрятал под рясой и прокрался на сцену. Уиллард уже начал играть. Я застрелил его, потом выскользнул оттуда, вернул ружье на место и через пять минут уже стоял на сцене в форме, помогая Ларигану.

Несколько дней после этого Келли прожил в леденящем душу страхе. Если Джон Уиллард говорил с кем-то по пути в театр и рассказал, что случилось с Лорой, то его песенка спета. Но время шло, и никто не объявлялся. Уиллард опоздал на представление и очень торопился, намереваясь разобраться с возникшей ситуацией позже. Келли был вне подозрений — как он считал.

Его мучила совесть. Он говорил себе, что, если какого-то невинного человека обвинят в убийстве и начнется следствие, ему придется все рассказать. Он действительно собирался так поступить. Но до этого дело не дошло. Он понятия не имел о странной игре Пола Фэннинга, притворявшегося, что это он выступал в роли мстителя, и использовавшего это как дубину, занесенную над головой Роджера Марча. С точки зрения Келли, опасность миновала. Все это время он был хорошим полицейским, добросовестно выполнял свою работу, получал повышения.

Когда в Нью-Маверик приехал Брок, он не увидел в этом никакой угрозы для себя. Пенни представила Эда сообществу как писателя, и Эд пришел к нему под видом человека, собирающегося написать историю Нью-Маверика. Старое убийство принадлежало этой истории. Келли говорил с ним так же свободно, как со мной, изложив версию, которой он придерживался годами. Потом Эд попросил Келли выбрать время и пойти вместе с ним в театр, чтобы в точности показать, что и как там произошло.

— Я знал, что Пенни заинтересована в «истории», которую Брок якобы писал, — сказал Келли. — Мне хотелось сделать ей приятное и помочь Броку. Я встретился с ним наверху, и тогда он открылся передо мной. Частный сыщик. Он не терял времени даром. Он сразу же впрямую обвинил меня. У него есть свидетель, заявил он, и начал рассказывать мне шаг за шагом, как все было. Если и вправду Брок нашел свидетеля, знавшего так много, — он держал мою жизнь в своих руках. Потом он сделал ход. Ему было известно до цента, сколько денег у меня в банке, — восемь тысяч четыреста тридцать два доллара. Если я отдам ему все эти деньги, он и его свидетель забудут обо всем, что им известно. Я потребовал, чтобы он назвал мне имя свидетеля. Он расхохотался. Я не собирался просто так отпускать его. Моя песенка была спета, но я не мог позволить этому дешевому шантажисту одержать верх. Я притворился, что согласен. Я пойду в банк и сниму деньги. Потом я спустился с холма и дождался его. Он появился чуть позже, и я уже был наготове. Я думал, что убил его. Я хотел именно этого.

— А свидетель? — услышал я свой вопрос.

— Естественно, я не сомневался, что он заявит о себе, кем бы он ни был, — ответил Келли. — Он этого не сделал. Три месяца я жил как на вулкане. Почему он не объявляется, хотя бы для того, чтобы обезопасить себя? Почему он не объявляется, чтобы точно так же шантажировать меня? Я ожидал этого каждый день. Но ответ вам известен, Геррик.

Сложить эту головоломку не составляло труда.

Разумеется, это был Фэннинг. Эд получил свою порцию двусмысленностей от О'Фаррелла. Это привело его к Фэннингу. Можно только гадать, обвинил ли он Фэннинга в убийстве. Фэннинг в глубине своей испорченной души хотел этого, но он не хотел, чтобы обвинение предъявляли публично. Ему нужно было обезопасить себя. Когда Эд попытался его шантажировать, он знал, как поступить. Если Эду нужны только деньги, Фэннинг был готов заплатить и обещал назвать имя настоящего убийцы, который тоже заплатит. Потому что все эти годы Фэннинг все знал. Он действительно отвел Лору домой из студии Уилларда, как он и говорил. Но он оставил ее там и пошел к себе в студию. Может быть, он хотел выпить, может, в самом деле решил, что убьет Уилларда. Но по дороге он услышал выстрел, а потом воочию увидел Черного Монаха, входившего в его студию с дробовиком. Он подождал, но Черный Монах так и не появился. Человек, вышедший из студии, был патрульным Тимоти Келли.

Фэннинг никогда не был уравновешенным человеком. Он сжег костюм, который нашел у себя в студии, и стал ждать, чтобы посмотреть, что произойдет, но ничего не происходило. Никого не арестовали, ни на кого не пало серьезное подозрение. Он увидел, как можно использовать эту ситуацию в свою пользу. И затеял длинную игру в загадки, которая странным образом позволила ему держать в руках Роджера Марча и Лору. Когда Эд столкнулся с ним, он сделал две вещи: заплатил Эду, чтобы его блеф не раскрылся, и постарался обезопасить себя на будущее, предложив Эду другую жертву.

Он прекрасно знал, кто напал на Эда, но ему это было совершенно безразлично. Теперь, когда Эда убрали с дороги, он мог спокойно продолжать развлекаться. Очевидно, Келли не знал, кто был свидетелем Эда, иначе он принял бы какие-то меры. Так что Фэннинг по-прежнему командовал Марчем, и так продолжалось до тех пор, пока Марч не выяснил, что он не мог напасть на Эда.

Здесь на сцене появляюсь я. Я делаю ровно то же самое, что делал Эд, и, очевидно, эта ниточка неизбежно должна привести к Фэннингу. Тогда Фэннинг пытается запугать меня. Мелкие шалости с пластинкой и машиной не сработали, и тогда он решил сделать так, чтобы я наверняка бросил это дело, и попытался расправиться с Броками.

Лицо Келли было влажным от пота.

— Мне никогда не приходило в голову, что Фэннинг был свидетелем Брока, — бросил он. — Я думал об О'Фаррелле. Был шанс, что он видел меня той ночью, но молчал. Теперь вы говорите мне, что все это время он думал, что видел Фэннинга, и это, собственно, и навело Брока на след. Сегодня вечером, когда я пошел за Фэннингом в его студию, он, похоже, подумал, что я наконец добрался до него и теперь собираюсь убить. Придя в себя в больнице, он впал в панику. Они не разрешали ему говорить и никого к нему не пускали. Когда я зашел к нему в палату в пять часов, он чуть не умер от страха. Он поговорил со мной, и все стало совершенно ясно. Если я не оставлю его в покое, он сдаст меня. И тогда я понял, что свидетель — он. Если бы я просто ушел оттуда, оставив его в живых, моя песенка была бы спета. Я воспользовался единственной возможностью, которая у меня имелась. Я добил его.

Шансов было очень мало, но почти все получилось. Келли вышел, поговорил с Миллером и уехал из больницы. Минул час, прежде чем кто-то зашел в палату. Все бы ничего, если б Миллер не держался так упрямо.

Я не знаю, как Пенни и Тэд Фэннинг намерены поступить с Нью-Мавериком и колонией. Конечно, они теперь снова вместе и что-нибудь решат. Когда первый испуг пройдет, возможно, они оставят все как есть. А может быть, передадут дело в другие руки.

Что касается меня — ну, Гарриет потребуется немало времени, чтобы забыть Нью-Маверик. Дики ребенок, с ним легче. Я думаю, что смогу ему понравиться.

Это должно помочь.

1

Маверик (maverick) — бездомный человек, бродяга (амер.); разг. индивидуалист, «белая ворона».