Эрл Гарднер - Дело о светящихся пальцах
– Тогда действуйте и докажите это, – с вызовом бросил Мейсон, – но докажите уместной и относящейся к делу уликой.
– Я думаю, – сказал судья Ховисон, – чтобы составить предсмертную декларацию, вы намерены доказать, что пациентка знала о неминуемости смерти.
– Именно это я и намереваюсь сделать, – подчеркнул Гамильтон Бергер, – я задал вопрос доктору о том, каковы были рамки психического состояния пациентки.
– А на этот вопрос, – разъяснил Мейсон, – должен ответить не доктор, пытающийся читать мысли пациентки, а только сама пациентка.
– Она заявила, что умирает.
Гамильтон Бергер послал торжествующую улыбку Мейсону.
– Можете вы привести ее точные слова?
– Могу, – подтвердил доктор Кинер. – В свое время я записал их, думая, что они могут оказаться важными. Если мне только будет позволено свериться с собственной записью, которую я составил в то время, то я быстро освежу свою память.
Специфический язык доктора, его смелое поведение в свидетельской ложе явно говорили, что он не новичок в судебном зале и прекрасно знает, как обезопасить себя. Он вынул записную книжку из своего кармана.
– Минуточку, – Мейсон поднял руку, – я хотел бы ознакомиться с записью, то есть я хотел бы взглянуть на нее прежде, чем свидетель прочтет ее, чтобы освежить свою память, как он выразился.
– Будьте любезны, – Бергер сделал широкий жест.
Мейсон прошел к свидетельской ложе и посмотрел в записную книжку.
– Прежде чем доктор освежит свою память, я хотел бы задать несколько вопросов для более точного определения подлинности представленного свидетелем документа.
– Прекрасно, – разрешил судья Ховисон, – можете задавать вопросы.
– Доктор, эта запись, которая здесь сделана, исполнена вашей собственной рукой?
– Так точно, сэр.
– Доктор, когда она была сделана?
– Она была сделана приблизительно в то же время, когда пациентка сделала мне заявление.
– Под пациенткой вы подразумеваете Элизабет Бейн?
– Так точно, сэр.
– Она исполнена ручкой и чернилами?
– Так точно, сэр.
– Каким пером, какими чернилами?
– Моей самопишущей ручкой, наполненной чернилами из бутылочки, которую я держу в моем бюро. Мистер Мейсон, могу заверить вас, что никакого злого умысла относительно чернил у меня не было.
По залу прокатилась волна смеха, судья Ховисон подавил ее, слегка подняв бровь.
– Нимало в этом не сомневаюсь, доктор, – продолжил Мейсон. – Далее, в какое время было сделано это заявление?
– Незадолго до того, как пациентка потеряла сознание.
– Незадолго, доктор, понятие относительное. Можете сказать поточнее?
– Ну я бы сказал, возможно, за полчаса.
– Пациентка, таким образом, потеряла сознание в пределах часа после того, как это заявление было сделано?
– Так точно, сэр. Коматозное состояние.
– Если позволите, доктор, разрешите мне взглянуть на эту записную книжку, – попросил Мейсон и, не ожидая разрешения, перелистал несколько страничек.
– Минуточку, – вмешался Гамильтон Бергер, – протестую, чтобы защита рылась в частных документах доктора Кинера.
– Это не частный документ, – возразил Мейсон. – Это – записная книжка, которую свидетель намеревается предъявить с целью освежить свою память. Я имею право проверить находящиеся рядом страницы и на перекрестном допросе спросить доктора о записной книжке.
Прежде чем Бергер смог что-нибудь возразить, Мейсон, держа в руках записную книжку, повернулся к доктору Кинеру и спросил:
– Доктор, вы привыкли делать записи в этой книжке методично и в последовательном порядке или вы просто открываете первую попавшуюся страницу и на свободном листочке делаете запись?
– Конечно нет. Я веду книжку организованно, заполняю одну страничку, затем перехожу к следующей.
– Понятно, – кивнул Мейсон. – Вернемся к записи, которую вы сюда занесли и которую хотите сейчас использовать, чтобы освежить память относительно слов Элизабет Бейн, которые она произнесла, заявляя, что умирает. Мой вопрос: последние ли это слова, записанные в вашей книжке?
– Так точно, сэр.
– С тех пор прошло не так уж много времени, хотя я понимаю, не так уж мало было пациентов?
– Пациенты были, да, сэр.
– Почему же вы ничего не заносили в записную книжку после того, как Элизабет Бейн сделала вам заявление?
– Потому что я зачитал это заявление полиции, когда она появилась в доме покойной, и полицейские сразу же забрали эту книжку как улику, и с тех пор она была в их распоряжении.
– До каких пор, доктор?
– До сегодняшнего утра, когда ее мне вернули.
– Кто?
– Окружной прокурор.
– Понимаю, – медленно произнес Мейсон, улыбаясь, – задумка, оказывается, была такова, что окружной прокурор должен задать вам вопрос, записали ли вы, хотя бы кратко, точные слова покойной, а вы выхватываете из кармана записную книжку…
– Протест, – закричал Гамильтон Бергер, – это, собственно говоря, не перекрестный допрос!
– Полагаю, ваша честь, это показывает предубежденность свидетеля.
– Думаю, это показывает больше искусство обвинителя, – судья Ховисон улыбнулся. – Полагаю, что вы, мистер Мейсон, уже записали в свой актив одно очко. Поэтому я не вижу причин, чтобы разрешать вам вести допрос в его нынешней форме. Свидетель уже заявил, что записная книжка была взята полицией и была возвращена ему сегодня утром.
– Я только хотел выяснить, почему в записной книжке нет пометок, следующих за записью свидетеля о заявлении, сделанном Элизабет Бейн накануне смерти. Итак, именно в этом причина отсутствия каких-либо записей в вашей записной книжке после указанной даты? – вновь обратился Мейсон к доктору Кинеру.
– Так точно, сэр.
– Сейчас, – спросил Гамильтон Бергер саркастически, – вы, может быть, разрешите свидетелю продолжить показания?
– Придется немного подождать, – обезоруживающе улыбнулся Мейсон, – я еще должен задать свидетелю несколько вопросов относительно идентификации этой записи. Это написано вами собственноручно, доктор?
– Так точно, сэр.
– И было совершено в пределах нескольких минут после сделанного заявления?
– Да, сэр.
– Что подразумевается под несколькими минутами?
– Я бы сказал, в пределах четырех или пяти минут, в крайнем случае.
– Вы записали это заявление потому, что считали его важным?
– Именно так.
– Вы знали, что ее слова могут стать важной уликой?
– Именно так.
– Другими словами, вы и раньше выступали свидетелем в суде, были в курсе юридических требований, предъявляемых к предсмертной декларации, и вы знали, что для признания предсмертной декларации юристами необходимо доказать, что пациентка осознавала, что она умирает?
– Да, сэр.
– И вы произвели эту запись, потому что боялись доверять своей собственной памяти?
– Я бы не сказал этого. Нет, сэр.
– Зачем же тогда вы делали запись?
– Потому что я знал, что когда какой-нибудь ловкий адвокат начнет пытать меня в суде, какие точно слова произнесла умирающая перед кончиной, то я всегда бы смог ответить ему, как бы он ни пытался меня сбить.
Снова в зале раздались смешки.
– Понимаю, – сказал Мейсон. – Вы знали, что вас будут допрашивать по этому вопросу, и вы пожелали быть во всеоружии, чтобы справиться с защитой при перекрестном допросе?
– Если вам нравится такой вариант, то именно так, сэр.
– Тогда, – задал вопрос Мейсон, – подтверждаете ли вы слова пациентки относительно того, как ей вручили яд?
– Да, подтверждаю, именно это она и заявила.
– И вы, доктор, однако, не посчитали это заявление особенно важным?
– Напротив, я именно так и посчитал. Это самая важная часть предсмертной декларации.
– Тогда почему вы не записали об этом в вашей книжке, с тем чтобы, когда некий ловкий адвокат начнет допрашивать вас о точных выражениях умирающей пациентки, вы смогли бы привести их?
– Я как раз сделал такую запись, – сердито ответил доктор Кинер. – Если вы снова взглянете на страницу, то найдете запись с точными словами пациентки.
– И когда была сделана эта запись? В пределах пяти минут?
– В пределах пяти минут, да. Возможно, меньше пяти минут.
– В пределах четырех минут?
– Я бы сказал, это произошло в пределах одной минуты.
– А как относительно заявления пациентки о своей смерти? Вспомните хорошенько, когда оно было записано в вашей книжке?
– Я бы сказал, что оно также было записано в течение одной минуты.
– Но, – заметил Мейсон, иронически улыбаясь, – заявление пациентки относительно того, кто вручил ей лекарство, сделано на странице, предшествующей ее заявлению, что она умирает.
– Естественно, – саркастически ответил доктор Кинер. – Вы уже спрашивали меня об этом. Я рассказал вам, что делал свои записи в этой книжке в хронологическом порядке.
– Ага, значит, заявление, кто вручил лекарство, было сделано до того, как пациентка заявила, что она знает, что умирает?