Рекс Стаут - Праздничный пикник (сборник)
Он вышел из-за стола и зашагал к двери, но на полпути остановился.
– Если бы вы хотели расспросить меня в связи с этим убийством, я бы остался и выслушал вас. И даже ответил бы. Я не был знаком с миссис Байноу, равно как и ни с кем, кто бы знал ее или что-либо имеющее отношение к ее смерти. Более того, я не располагаю никакими сведениями, способными пролить свет на тайну ее убийства. Поскольку вы полагаете, что иголкой выстрелили из устройства, спрятанного в фотокамере, я добавлю также, что, за исключением мистера Гудвина, не знаю ровным счетом никого, кто находился возле церкви с фотоаппаратом. Мистер Гудвин уже рассказал вам, что́ он видел и делал. Если вы не унимаетесь и по-прежнему хотите изводить его вопросами, а он готов вам в этом потворствовать, что ж, пожалуйста, продолжайте.
И Вульф протопал вон из кабинета. Кремер, набычившись, проводил моего босса взглядом, потом снова вперил его в меня.
– Ишь, «изводить вопросами»! – проворчал он. – Самовлюбленный болтун. Да и ты тоже не лучше. Трепло. Ну ладно, известно ли тебе что-либо о человеке, который сорвал орхидею с груди миссис Байноу?
Я напустил на себя извиняющийся вид:
– Прошу прощения, инспектор, но я служу у мистера Вульфа, а он…
– Отвечай на вопрос!
– Вы же сами понимаете, каково мне приходится. Конечно, это страшно тяжело – работать на самовлюбленного болтуна. Но платит он настолько щедро, что я попросту не смею отвечать на вопросы, оставленные без ответа мистером Вульфом. Могу повторить все, что он вам сказал относительно убийства: я не знаю ровным счетом ничего, что имело бы к нему отношение. А вот на вопрос о возможном знакомстве с похитителем цветов я вынужден не отвечать. Вы только посмотрите, как обиделся мистер Вульф!
Глаза Кремера буравили меня насквозь:
– Значит, ты отказываешься отвечать!
– Разумеется. Точно так же я отказался бы ответить и на вопрос, украден ли галстук, который вы на мне видите. Это тоже обидело бы мистера Вульфа. Но если…
– А не хочешь прокатиться со мной и пообщаться с лейтенантом Роуклиффом?
– О, с удовольствием. Однажды мне удалось заставить его заикаться уже через восемь минут – мой личный рекорд. Мне хотелось бы…
Я замолчал, поскольку Кремер повел себя невежливо. Он поднялся и, держа в лапище мой фотоаппарат, так что ремешок свисал до пола, двинулся к двери. Подумав, не собирается ли он двинуться на поиски Вульфа, я потрусил за ним. Однако в прихожей он молча оделся, не дожидаясь моей помощи, и вышел, хлопнув дверью. Я развернулся и прошел на кухню.
Увиденное мною там, как всегда, услаждало взор: самовлюбленный болтун самозабвенно перекусывал, деля легкую вечернюю трапезу с поваром. Фриц примостился на табурете в середине длиннющего стола и отправлял в разинутую пасть молодой эндивий. Вульф за моим столиком у стены увлеченно поливал тимьяновым медом печенье на пахте. Рядом с ним стояли бутылка молока и чистый стакан. Я подошел и налил себе молока. Спросил, где Мурлыка, и получил ответ, что поднос с едой доставлен ему в комнату. Фриц сказал, что в духовке осталась еще уйма печенья. Я поблагодарил и взял себе парочку.
– Знаете, – произнес я как бы невзначай, открывая банку с патокой, – положение складывается преинтересное.
Я полил патокой печенье.
– Ведь в редакции «Газетт» не один только Лон Коэн в курсе, что в среду я интересовался снимками мистера и миссис Байноу. К тому же Кремер, убедившись, что из моего, точнее, вашего фотоаппарата извлечена пленка, почти наверняка пришлет сюда своих ищеек с ордером на обыск. Более того…
– Я принимаю пищу, – раздраженно буркнул Вульф.
– А я не говорю о делах. Это вовсе не дело, а утес, на который вы вскарабкались в погоне за наслаждениями, а теперь висите на самом краю, судорожно цепляясь за него кончиками пальцев. Как, впрочем, и я. Продолжу. Более того, когда они отыщут водителя такси – а они его отыщут, если только пожелают, – то сразу выяснят, что мы с Мурлыкой приехали сюда вместе. Знай я наперед, что случилось убийство, я бы, конечно, не привез его к вам, но…
– Избавься от этой пленки, – приказал Вульф.
– Совершенно верно. Первым же делом поутру. Но «центрекс» – серьезная игрушка. И если все случилось так, как предполагает Кремер, то на одном из кадров может быть запечатлена та самая иголка. Я знаю одно место, где могут быстро проявить пленку и изготовить диапозитивы. Правда, это обойдется недешево. Как вы на это смотрите?
Вульф согласился.
– Хорошо, – продолжал я. – Теперь следующее. Если Кремер, обнаружив, что фотокамера пуста, возьмет ордер на обыск, то как быть с розовой орхидеей? Если вы не способны с ней расстаться, то я предлагаю припрятать ее в оранжерее среди других цветов. Окажись здесь Байноу, этот номер, конечно, не прошел бы, но…
Зазвонил телефон. Я встал, прошагал к аппарату, установленному на полочке, и взял трубку. Поскольку был уже вечер, ответил я так:
– Резиденция Ниро Вульфа. Арчи Гудвин слушает.
Интеллигентный мужской голос, ровный и тихий, вежливо сообщил, что хотел бы переговорить с мистером Вульфом. Я не менее вежливо поинтересовался, кто спрашивает мистера Вульфа, на что звонивший ответил, что не хотел бы представляться по телефону. Это существенно усложнило мою задачу. Я объяснил, что мистер Вульф ест и его нельзя беспокоить, а мне, его доверенному помощнику, возбраняется назначать аудиенцию анонимным лицам. Тогда незнакомец решил сознаться.
Остальное было просто. Положив трубку, я вернулся к столу, вонзил зубы в печенье с патокой и поведал Вульфу:
– Дело принимает занятный оборот. Извините, что не спросил у вас, но я был уверен, что вы пожелаете его принять. Мистер Миллард Байноу будет здесь через полчаса.
Глава четвертая
Миллард Байноу не стал усаживаться в красное кожаное кресло – он присел на него. Похоже, за все пятьдесят пять прожитых лет миллиардер ни разу не позволял себе рассесться или вальяжно развалиться. Вот и сейчас он примостился на самом краю, выпрямив спину, чинно сведя ноги вместе и уперев кулаки в колени. Пусть вас не смущает последнее обстоятельство. Для человека, привыкшего всю жизнь раздавать направо и налево изрядные куски своего колоссального унаследованного состояния, совершенно естественно сжимать пальцы в кулак.
Как и всем другим, мне были, конечно, прекрасно известны огромный рот и оттопыренные уши Милларда Байноу, а вот его спутника, представившегося мистером Генри Фриммом, я лицезрел во второй раз в жизни. Впервые я увидел его, когда он выходил из церкви Святого Фомы вместе с миссис Байноу. Он был значительно моложе и куда привлекательнее, чем мистер Байноу, и вдобавок не стеснялся своих конечностей. Во всяком случае, он не только свободно развалился в желтом кресле, которое я поставил у края стола Вульфа, но и закинул ногу на ногу.
Байноу явно не знал, с чего начать. Он уже дважды повторил Вульфу, что пришел проконсультироваться по очень деликатному делу, однако, похоже, сама мысль об этом деле совершенно выбивала из колеи. Наконец он нарушил затянувшееся молчание и попытал счастья еще раз:
– Я хочу объяснить, мистер Вульф, что обратился к вам в этом крайне тяжелом для меня положении, поскольку верю в ваши способности, в вашу надежность и порядочность. Мой друг Льюис Хьюитт не единожды рассказывал мне об услуге, которую вы оказали ему несколько лет назад[6]. Рассказывал он и о вас, о ваших привычках и талантах. А он хорошо разбирается в людях. Знаком мне, с его слов, и мистер Гудвин. Вот почему, узнав в полиции о том, что мистер Гудвин был сегодня там, перед церковью, я решил обратиться к вам… По очень деликатному делу.
Он приумолк. Опять «деликатное дело»! Вульф не выдержал.
– И что это за дело? – спросил он.
– Оно чрезвычайно конфиденциальное. Я полагаюсь на вашу порядочность и рассчитываю, что все останется между нами.
– Вы можете на меня положиться во всем, кроме соучастия в преступлении, – сказал Вульф, пристально глядя на него из-под полуприкрытых век. – Если дело связано с гибелью вашей супруги, то я могу вам помочь, сказав, что довольно хорошо информирован о случившемся. Я знаю, как она умерла. Инспектор Кремер приходил сюда и расспрашивал мистера Гудвина. Да и сам мистер Гудвин подробно рассказал мне обо всем, что случилось перед церковью. Примите мои глубокие соболезнования.
– Спасибо. – Байноу склонил голову, потом снова поднял ее. – Вы, должно быть, понимаете, как мне сейчас тяжело… Итак, вы знаете про иголку?
– Да.
– И вам известна версия полицейских, что иголкой выстрелили из фотоаппарата?
– Да. А у вас есть другое мнение?
– Нет, совсем нет. Я сам высказал такое предположение, и оказалось, что и полиция как раз рассматривает эту версию. Другого объяснения я не вижу. Я стоял рядом с ней в церкви, был рядом, когда мы вышли, и оставался рядом до тех пор, пока она…