Филлис Джеймс - Неестественные причины
3
Когда Далглиш покинул комнату, Люкер дернул головой в сторону Сида. Не говоря ни слова и не оглядываясь, маленький человечек вышел. Люкер подождал, пока на лестнице не смолкли его шаги. Оставшись наедине с боссом, Лил не выказала особенной тревоги, лишь устроилась поудобнее в потертом кресле слева от камина и устремила на него равнодушно-ласковый кошачий взгляд. Люкер подошел к сейфу. Пока он орудовал с кодовым замком, она смотрела на его широкую неподвижную спину. Когда он повернулся к ней, она увидела у него в руках бандероль размером с обувную коробку, обернутую в бумагу и свободно перевязанную белой бечевкой. Он положил ее на свой письменный стол.
– Ты это раньше видела? – спросил он.
Лил не снизошла до выражения любопытства:
– Кажется, это принесли сегодня с утренней почтой. Сид принимал. Что-нибудь не в порядке?
– Наоборот, все в полном порядке. Прелестная бандеролька. Как ты видишь, я ее разворачивал, а когда она только пришла, глаз было не оторвать – такая аккуратная. Что там в адресе написано? Л. Дж. Люкеру, эсквайру. Аккуратные безликие печатные буквы, шариковая ручка. Поди разбери, чья рука. «Эсквайр» мне нравится. В моем роду не было ни одного оруженосца, так что отправитель тут слегка перегнул палку, но, так как он разделяет эту ошибку с моим налоговым инспектором и половиной торговцев в Сохо, мы не сможем его разыскать по этому признаку. Теперь бумага. Совершенно обычная оберточная бумага; продается в любом канцелярском магазине. И бечевка. Есть в ней что-нибудь примечательное, Лил?
Лил признала, что ничего примечательного в ней нет. Люкер продолжал:
– Что удивляет – это стоимость наклеенных на нее марок У меня выходит, что, по крайней мере, на шиллинг больше, чем нужно. Можно предположить, что марки наклеили загодя и просто сунули пакет в окошко в бойкое время дня. Чтобы не ждать, пока его взвесят. Так меньше шансов быть замеченным.
– Откуда ее отправили?
– Из Ипсвича, в субботу. Говорит это тебе о чем-нибудь?
– Только о том, что она проехала черт-те сколько миль. Ипсвич – это где-то рядом с тем местом, где нашли Мориса Сетона?
– Ближайший к Монксмиру крупный город. Ближайшее место, где можно не беспокоиться, что будешь замечен. Где-нибудь в Уолберсвике или Саутуолде тебя наверняка потом припомнят.
– Ради Бога, Эл-Джей, что там внутри?
– Открой сама и посмотри.
Осторожно, но не без напускной беспечности Лил приблизилась к пакету. Слоев оберточной бумаги оказалось больше, чем можно было ожидать. Под ней обнаружилась обычная белая коробка из-под обуви, с которой были сорваны все наклейки. Она выглядела очень старой – такую коробку можно найти почти в каждом доме в дальнем углу шкафа. Руки Лил медлили над крышкой.
– Если отсюда на меня прыгнет какой-нибудь поганый зверек, я вас убью, Эл-Джей. Ей-богу, убью. Ненавижу эти глупые шуточки. А чем это от нее разит?
– Формалином. Давай открывай.
Он смотрел на нее пристально, в холодных серых глазах читался интерес, чуть ли не веселье. Удалось-таки ее пронять. На мгновение их глаза встретились. Она отступила от стола на шаг и, нагнувшись вперед, быстрым движением руки откинула крышку.
Над столом поднялся сладковато-едкий запах операционной. Отрубленные кисти рук, покоившиеся на влажной вате, были сложены как бы в молитве – ладони слегка касались друг друга, кончики пальцев были соединены. Дряблая кожа – точнее, то, во что она превратилась, – приобрела меловую белизну и так сморщилась, что руки казались одетыми в старые перчатки, которые ничего не стоит снять. Плоть уже начала отходить от перерубленных костей, и ноготь на правом указательном пальце сдвинулся с места.
Женщина смотрела на руки, не отрывая глаз, – зрелище и завораживало, и отталкивало ее. Потом схватила крышку и с размаху захлопнула, коробку. Картон смялся под ее рукой.
– Это не было убийство, Эл-Джей. Клянусь, не было! Дигби тут ни при чем. У него кишка тонка.
– Я и сам так думал. Ты сказала мне правду, Лил?
– Еще бы! Все как на духу, Эл-Джей. Посудите сами: как он мог? Во вторник он всю ночь просидел в каталажке.
– Все это я знаю. Но кто же, если не он? Двести тысяч фунтов – хорошая приманка.
Лил внезапно сказала:
– Он говорил, что его брат умрет. Однажды я это от него слышала.
Она смотрела на коробку в священном ужасе.
Люкер сказал:
– Конечно, ему суждено было умереть. Рано или поздно. Ведь сердце у него было ни к черту, правда? Но это не значит, что Дигби отправил его на тот свет. Тут естественные причины.
От Лил не укрылась нотка неуверенности в его голосе. Взглянув на него, она быстро сказала:
– Он всегда хотел войти с вами в долю, Эл-Джей. Вы это знаете. А теперь у него двести тысяч фунтов.
– У него еще их нет. И может, никогда не будет. Не хочу иметь дело с дураками – ни с богатыми, ни с бедными.
– Если он отправил Мориса на тот свет и представил это как естественную смерть, он не такой уж дурак, Эл-Джей.
– Может быть. Посмотрим, как он вывернется.
– А что делать с… этими? – спросила Лил, мотнув головой в сторону безобидной на вид коробки.
– Назад в сейф. Завтра Сид запакует их и пошлет Дигби. Тогда, может, что-нибудь прояснится. Мы добавим сюда изящный штрих – вложим мою визитную карточку. Пришло время нам с Дигби Сетоном кое о чем потолковать.
4
3акрыв за собой дверь «Кортес-клуба», Далглиш глотнул воздух Сохо так жадно, как будто это было дуновение моря на мысе Монксмир. Люкер всегда распространял вокруг себя какую-то невидимую заразу. Далглиш радовался тому, что на него не давят спертый воздух конторы и этот неживой взгляд. Пока он сидел в клубе, прошел, видимо, небольшой дождь: машины с шипением проезжали по мокрой мостовой, и тротуар под ногами был липкий. Сохо теперь пробуждался, и узкая улица, как поток, несла и кружила пестрый людской сор. Резкий ветер на глазах сушил мостовую. Он подумал, не начинается ли ветер на мысе Монксмир. Может быть, как раз сейчас тетя закрывает на ночь ставни.
Он медленно, шел к Шефтсбери авеню и думал, каким будет следующий шаг. Пока что этот бросок в Лондон, вызванный раздражением, не дал почти ничего такого, чего нельзя было узнать в Суффолке с меньшими усилиями. Даже Макс Герни мог все рассказать по телефону, хотя он, конечно, до безобразия осторожен. Впрочем, Далглиш не очень-то расстраивался; просто позади был трудный день, и новых трудов ему не хотелось. Тем неприятнее было чувство, что необходимо сделать еще что-то.
Что именно – решить было нелегко. Ни одна из возможностей не казалась заманчивой. Он мог наведаться в дом с роскошными и дорогими квартирами, где жил Лэтем, и попытаться выжать что-нибудь из швейцара, но при его теперешнем неофициальном статусе надежд на успех было мало. Кроме того, Реклесс или кто-нибудь из его людей наверняка там уже побывали, и если алиби Лэтема можно опровергнуть, они это сделали. Он мог попытать счастья в чрезвычайно респектабельном «Блумсбери-отеле», где Элиза Марли якобы провела ночь со вторника на среду. Там тоже его вряд ли примут с распростертыми объятьями, и туда тоже, без сомнения, уже приходил Реклесс. Ему уже надоело следовать за инспектором по пятам, подобно собачонке.
Едва ли стоило и ехать в Сити, где жил Джастин Брайс. Так как Брайс все еще находился в Суффолке, у Далглиша не было возможности войти внутрь дома, а его наружный осмотр мало что мог дать. Он и так хорошо его помнил – дом был частью одного из лучших архитектурных ансамблей Сити. Брайс занимал квартиру над редакцией «Критического обозрения» близ Флит-стрит в маленьком дворике восемнадцатого века, так любовно сохраненном, что он выглядел игрушечным. Выйти оттуда на улицу можно только через Пай-краст-пэсседж, узенький проулок, куда и машина-то не въедет. Далглиш не знал, где Брайс держит свою машину, но явно не в дворике. Он вдруг вообразил, как этот щупленький человечек ковыляет по проулку с трупом Сетона, перекинутым через плечо, а затем прячет его в багажник машины под пытливыми взглядами уличных регулировщиков и половины всей полиции Сити. Хотелось бы в это поверить.
Можно было, конечно, провести вечер иначе. Позвонить на работу Деборе Рискоу – она как раз сейчас заканчивает – и пригласить ее к себе. Без сомнения, она приедет. Мучительно-сладкие дни, когда он не мог быть в этом уверен, остались позади. Как бы она ни собиралась провести сегодняшний вечер, она приедет. Досада, раздражение, неуверенность – все это отступит, и он найдет хотя бы физическое успокоение. Но завтра проблема появится вновь и бросит свою тень между ним и первыми лучами рассвета.
Вдруг он принял решение. Круто повернув в сторону Грик-стрит, он остановил первое попавшееся такси и попросил отвезти его к станции метро «Паддингтон».
Он решил пройти от нее пешком к дому Дигби Сетона. Если Морис Сетон отправился именно туда, он мог сесть на автобус или даже взять другое такси (интересно, проверил ли это Реклесс, подумал Далглиш), но мог и пойти пешком. Далглиш засек время. Через шестнадцать минут быстрой ходьбы он увидел кирпичную арку с осыпающейся штукатуркой, которая вела в Кэррингтон-Мьюз. Морису Сетону понадобилось бы больше времени.
