Жюль Мари - Выстрел. Дело, о котором просили не печатать
— Что вы хотите этим сказать?
— Теперь, когда Мадлен помешалась, действительно помешалась, я не могу думать об отъезде из Франции без нее. Я дорожил жизнью только для того, чтобы жить с Мадлен. Если бы она могла уехать со мной, я увез бы ее далеко отсюда, а теперь об этом нечего и думать. Бежать, когда о моем преступлении стало известно, значит признаться в нем и убить моего отца. А я этого не хочу. Когда вы выйдете из этой комнаты, господин Дампьер, я умру. Мой труп найдут в овраге, по которому течет Такон. Вы слышите отсюда, как ревет поток?
— Но ваше самоубийство привлечет общественное внимание, и если вы думаете, что скроете свое преступление в безмолвии могилы…
— Узнают, что я убил себя? Разве нельзя приписать это случайности? Посмотрите!..
Франсуа взялся за деревянную балюстраду у окна, и та переломилась посередине.
— Понимаете? — продолжал он. — Я хотел наклониться, балюстрада сломалась, и я свалился в Такон. Вот что скажут. Когда меня отыщут, я буду уже мертв, потому что, прежде чем упасть в реку, я разобью себе череп о скалы в двух метрах под моим окном…
Судебный следователь не отвечал. Он думал о Сюзанне и об ужасной тоске, в которой она жила эти месяцы. Он сделал шаг к двери с намерением уйти.
— Вы не хотите перед смертью увидеть вашу сестру? — спросил он.
Франсуа колебался.
— Нет, — сказал он наконец. — К чему?.. Но у меня есть к вам одна просьба, я уверен, что вы не откажете мне.
— Говорите.
— Вы не сомневаетесь во мне? Вы убеждены, что через пять минут меня не будет в живых?
— Да.
— Что вы хотите сделать? Вы все еще намереваетесь сообщить об всем Фульгузу? Стоит ли посылать за мной жандармов? Не возбудит ли это толков?
— Не бойтесь ничего, о вашем преступлении никто не узнает. Можете умирать спокойно.
— Благодарю вас, господин Дампьер, — сказал молодой человек с улыбкой умалишенного.
Дампьер отвернулся, почувствовав, как на глаза навернулись слезы. Наступило молчание. Вдруг он услышал шум и обернулся… Он был один… Франсуа исчез. Дампьер бросился к окну, наклонился и увидел лоскуты одежды, зацепившиеся за скалы, и больше ничего… Тело уже исчезло… Такон с глухим ревом поглотил свою добычу. Испуганный Дампьер бросился к двери, отворил ее и стал звать на помощь. У порога без чувств лежала Сюзанна. Он взял ее на руки и покрыл поцелуями.
— Ах! Бедное дитя! Бедное дитя! — прошептал он. — Она была тут и не смея войти, слышала все!..
XXV
Как и обещал Дампьер, преступление Франсуа Горме не получило огласки. Генерал Горме был глубоко поражен страшной смертью сына, но так никогда и не узнал, что было ее истинной причиной. Маньяба тоже никому не сообщил о преступлении Франсуа. В тот же вечер Томас Луар был освобожден. Дампьер спросил его:
— Вы знали, что Франсуа Горме убил Гонсолена, вы присутствовали при сцене убийства, почему же вы не говорили ничего? Что удерживало вас?
Томас Луар ответил просто:
— Я любил Мадлен. Я был готов страдать за нее.
— Вы знали, однако, что она изменяла вам, ведь Франсуа Горме был ее любовником?
Луар потупил голову и покраснел.
— Я люблю ее и теперь, — сказал он тихо, словно стыдясь своих слов.
Томас вернулся в Бушу. Через два дня туда привезли Мадлен, и Луар, который знал ее дела, стал управляющим на заводе. Вместе со старой горничной госпожи Гонсолен он ухаживал за Мадлен. Вследствие странности, свойственной помешанным, женщина привязалась к молодому человеку, улыбалась ему, была спокойна лишь тогда, когда он находился возле нее, плакала и звала его, когда он уходил.
Через два года после этой драмы Дампьер женился на Сюзанне. Его перевели судебным следователем в Кот-д’Ор, и он уговорил генерала Горме переселиться к нему из Сен-Клода. Сюзанна и Дампьер страстно любят друг друга, но часто в порывах их нежности, как мимолетная тень, проскальзывает нечто серьезное и печальное. Ни он, ни она не забыли той страшной истории.
Аллен Апворд. Дело, о котором просили не печатать
Из семейных хроник замка Чарнворт
Показания гадалки
Меня зовут Мейлита, по профессии я гадалка и занимаюсь хиромантией и астрологией. Всех, кто хочет получить от меня совет, я принимаю у себя в квартире, на Старой Невольничьей улице, дом номер 209. Я с удовольствием посещаю и частные дома, где демонстрирую свое искусство.
Лорд Чарнворт пригласил меня после того, как в газетах напечатали статью, в которой меня обвинили в шарлатанстве и вымогательстве. И хотя суд приговорил меня к уплате денежного штрафа и судебных издержек, эта история не причинила мне никакого вреда, а лишь увеличила число моих клиентов.
Я приехала в особняк Чарнворта к назначенному мною часу, то есть в четверть седьмого вечера. Публики было немного, всего человек пятьдесят, не больше. Из разговоров я поняла, что все они собрались здесь по случаю дня рождения мисс Уольден, племянницы лорда Чарнворта. Все это были люди самого высшего круга; в одном из них я узнала человека, приближенного к министру, к другому все обращались как к герцогу Кляйдскому. Дом отличался простором и пышной обстановкой. Я поднялась по лестнице в гостиную, где меня встретила сама мисс Уольден. Она очень учтиво пожала мне руку. Это была чрезвычайно красивая девушка, ей только минуло девятнадцать лет. Ее волосы золотистого цвета были коротко подстрижены, вились кольцами и на затылке были заколоты бриллиантовой пряжкой.
Мое появление произвело сенсацию. Конечно, я вошла в своем профессиональном костюме. Это было черное бархатное платье, вышитое по подолу знаками зодиака и символами семи планет. Шитье было выполнено серебряным швом. Фотографии мои и сейчас есть в продаже, да и в журналах можно посмотреть иллюстрации. Мои блестящие черные волосы были завиты в мелкие локоны, которые венчала диадема из серебряных звезд. Когда я и мисс Уольден прошли по комнатам, началось всеобщее волнение: все обернулись и точно остолбенели.
Мисс Уольден подвела меня к лорду Чарнворту, который восседал на кушетке во внутренних покоях. Он не поднялся, когда я вошла, а лишь поклонился. Я тотчас заметила, что его правая рука беспомощно болтается сбоку — очевидно, это результат паралича. Лицо лорда Чарнворта произвело на меня отталкивающее впечатление: в нем было что-то хищное.
Я ответила на его поклон с чувством собственного достоинства и села в кресло, которое было приготовлено для меня возле кушетки лорда. Вслед за мной вошли гости, и вся комната мгновенно заполнилась зрителями, ожидавшими начала моих предсказаний. Мисс Уольден заняла кресло как раз против меня.
— Не начать ли нам? — воскликнула она. — Кто первый? Выходите вперед!
Толпа, тесно окружавшая меня, при этих словах подалась назад. Лишь одна дама, одетая в весьма эксцентричный костюм, темно-зеленый сверху и переходящий постепенно в кремовый книзу, что делало ее похожей на рыбу, — сказала:
— Неужели мы будем гадать при всех? Разве у вас не найдется отдельной комнатки, куда мы могли бы уходить поодиночке и там узнавать свою судьбу?
— О нет, леди Эвелина, об этом не может быть и речи! — возразила мисс Уольден. — Наоборот, мы хотим именно того, чтобы наша судьба была предсказана при всех. Тогда у нас будет возможность судить, насколько правдивы окажутся предсказания.
— Во всяком случае, это ведь необязательно для всех? — спросил еще кто-то из гостей. — Гадать будет только тот, кто захочет? Не правда ли?
— Конечно, только тот, кто захочет! — ответила мисс Уольден. — Господа, неужели никто из вас не проявит храбрости?
— Только, пожалуйста, не ты будь первой! — сказал ей лорд Чарнворт.
Вперед выступили двое желающих. Один из них особенно привлек мое внимание. Это был высокий, красивый молодой человек с черными волосами и усами. Его лицо свидетельствовало о немалом уме и решимости. Я заметила, что в его поведении по отношению к мисс Уольден явно наблюдался особый интерес. И это притом, что их общественное положение сильно различалось.
— Если вы не против, — сказал он, — я к вашим услугам.
Мисс Уольден перевела взгляд на другого молодого человека, выступившего вперед. Его наружность была гораздо менее привлекательна. Он был на год или на два моложе первого, но толще и не столь грациозен. Русые волосы и угловатое, покрытое веснушками лицо указывали на его шотландское происхождение, движения были робкими и неловкими.
Мисс Уольден, очевидно, не жаловала его своим расположением. Девушка смотрела то на одного, то на другого, точно ей хотелось отдать предпочтение первому и в то же время она боялась обидеть второго.