Джон Карр - Три гроба
– Я что-нибудь не так сказал? – миролюбиво спросил Менген.
– Пусть лучше он расскажет обо всем сам, – продолжал Бернаби. – Розетта, дорогая, хочешь сигарету? Между прочим, заверяю вас, пальто не мое.
– Так или иначе, я заметил это пальто, – рассердившись без видимой причины, обернулся Менген к доктору Феллу. – А когда сегодня утром Бернаби пришел сюда, он увидел на том месте светлое пальто с пятнами крови. Объяснение тут возможно только одно: было два пальто. Черт побери!.. Но я клянусь, что вчерашнее пальто никому из жильцов дома не принадлежит. Что же получается: на убийце было одно пальто, или оба, или ни одного? Кроме того, черное пальто имело странный вид…
– Странный вид? – переспросил доктор Фелл так резко, что Менген вздрогнул. – Что вы имеете в виду?
Скрипнув туфлями на низких каблуках, Эрнестина Дюмон отошла от радиоприемника на шаг вперед. В этот день у нее был осунувшийся вид, выступали скулы, заострился кос, а веки были припудрены так сильно, что придавали всему облику загадочное выражение. Взгляд ее блестящих черных глаз был решительным.
– Зачем слушать всякие глупости? – начала она. – Мне об этом известно больше, чем ему. Разве не так? – взглянула мадам Дюмон на Менгена и наморщила лоб. – Нет, нет! Думаю, вы стараетесь рассказать правду, но, по-моему, немного запутались. А все, как говорит доктор Фелл, очень просто. Желтое пальто было там вечером. Оно висело на том месте, где, как вы уверяете, видели черное. Я его тоже видела.
– Но ведь… – попытался возразить Менген.
– Успокойтесь, успокойтесь, – прогудел доктор Фелл. – Попробуем в этом разобраться. Когда вы видели пальто, мэм, вам не бросилось в глаза, что оно какое-то необычное? Это немного странно. Ведь вы знаете, оно тут никому не принадлежит.
– Ничего странного тут нет, – возразила мадам Дюмон и кивнула в сторону Менгена. – Я не видела, когда он пришел, и подумала, что пальто его.
– Между прочим, кто открывал вам дверь? – равнодушно спросил доктор Фелл.
– Энни. Но плащ я вешал сам. Я клянусь…
– Лучше позовите сюда Энни, если она в доме, – предложил доктор Фелл, обращаясь к Хедли. – Загадка пальто-хамелеона меня заинтриговала. Гм… Мадам Дюмон, я верю вам не меньше, чем вы – Менгену. Недавно я говорил Теду Ремполу, каким откровенным был один человек. Гм… Между прочим, вы разговаривали с Энни?
– Да, – ответил Хедли. – Вчера вечером ее тут не было, она вернулась только в половине первого. Но о пальто я ее не спрашивал.
– Не понимаю, зачем так суетиться?! – воскликнула Розетта, направляясь к звонку, чтобы вызвать Энни. – Вам больше нечего делать? Какая разница – черное пальто или желтое?
– Большая разница, и вы это знаете, – обернулся к ней Менген. – Я его не видел и не думаю, чтобы видела его Энни. Но ведь кто-то должен сказать правду. И Энни, допускаю, возможно, знает ее. Я же не знаю ничего.
– Совершенно справедливо, – кивнул Бернаби.
– Идите к черту! – выругался Менген.
Хедли встал между ними и стал их успокаивать. Бернаби, побледнев, снова сел на диван. Напряжение достигло кульминации, но когда появилась Энни, все затихли. Энни была спокойной и серьезной длинноносой девушкой. Ей, похоже, приходилось много работать. Ссутулившись у двери, девушка спокойно смотрела карими глазами на Хедли. Чепец, казалось, прирос к ее голове. Вид у нее был немного грустный, но ничуть не взволнованный.
– Я хочу спросить у вас кое-что о вчерашнем вечере, – обратился к ней старший инспектор, – Э-э… Вы открывали дверь мистеру Менгену? Не так ли?
– Да, сэр.
– В котором часу?
– Этого я не могу сказать, сэр, – озадаченно ответила девушка. – Не могу сказать определенно.
– Вы видели, как он вешал свои шляпу и плащ?
– Да, сэр. Он никогда не отдаст их мне… Конечно, я могла бы…
– А вы заглядывали в гардеробную?
– А, понимаю… Да, сэр, заглядывала. Видите, я открыла ему и пошла в столовую, а оттуда мне надо было вниз, на кухню. Проходя по вестибюлю, я обратила внимание, что он не выключил свет. И я выключила сама.
– Теперь будьте особенно внимательны, – наклонился вперед Хедли. – Вы видели светлое твидовое пальто, которое нашли сегодня утром? Видели, не так ли?… Хорошо. Вы помните, на каком крючке оно висело?
– Да, сэр, помню. Сегодня утром, когда мистер Бернаби нашел его, я была в вестибюле. Потом пришли другие. Мистер Миллз сказал, что мы не должны его трогать, так как полиция…
– Правильно. А теперь, Энни, поговорим о цвете этого пальто. Вчера вечером там было светло-коричневое пальто или черное? Вы можете вспомнить?
– Да, сэр, – внимательно глядя на Хедли, сказала Энни. – Я могу припомнить… Светло-коричневое или черное, сэр? Вы это имеет в виду? Вообще, сэр, если быть точной, то ни то ни другое. Вчера вечером там не висело никакого пальто вообще.
В гостиной поднялся шум. Менген был вне себя от ярости, Розетта почти истерично смеялась, Бернаби весело усмехался. Только Эрнестина Дюмон молчала. Минуту Хедли изучал серьезное лицо Энни. Девушка, стиснув руки, удивленно вытянула шею. Хедли молча подошел к окну.
– Ну, успокойтесь, – ухмыльнулся доктор Фелл. – По крайней мере это не обернется для нас третьим цветом. Уверяю вас, этот факт подает нам большую надежду, хотя я, выражаясь так, и обрекаю себя на опасность получить стулом по голове. Гм… Значит… Пойдемте, Хедли! Время обедать. Обед!
ЛЕКЦИЯ ДОКТОРА ФЕЛЛА
Вино было выпито, сигары выкурены, кофе подан. Хедли, Петтис, Ремпол и доктор Фелл сидели у настольной лампы под красным абажуром в ресторане отеля, где жил Петтис. Кроме них, в зале сидело еще несколько посетителей. В этот час зимнего дня, когда за окном падал пушистый снег, самое уютное место было около затопленного камина. В тусклом свете, под потемневшим гербом с каким-то девизом доктор Фелл еще больше напоминал феодального барона. Глядя на кофейные чашки с таким пренебрежением, будто был способен проглотить их, он взмахнул сигарой, прокашлялся и провозгласил:
– Сейчас я прочитаю вам лекцию об общем механизме и развитии ситуации, известной в детективной литературе как «герметически закрытое помещение».
– Может, когда-нибудь в другой раз… – простонал Хедли. – После такого чудесного обеда нам не нужны никакие лекции, особенно когда нас ждет дело. Как я сказал минуту назад, теперь…
– Я прочитаю лекцию, – неумолимо продолжал свое доктор Фелл, – лекцию об общем механизме и развитии ситуации, известной в детективной литературе как «герметически закрытое помещение». Гм… Кто хочет, тот может этот раздел опустить. Начну, джентльмены, с того, что я, пополняя свои знания знакомством с детективной беллетристикой за последние сорок лет, могу…
– Если вы собираетесь анализировать невозможные ситуации, – перебил его Петтис, – то при чем тут детективная беллетристика?
– А при том, – отозвался доктор Фелл, – что мы с вами имеем дело, откровенно говоря, с детективной историей, и не стоит делать вид, будто это не так. И хватит выдумывать важные причины, чтобы не говорить о детективной истории. Давайте открыто гордиться самым благородным из всех возможных увлечений персонажей детективных произведений.
Итак, пойдем дальше. Я, джентльмены, не собираюсь излагать тут какие-нибудь правила. Я хочу говорить о личных вкусах и симпатиях. Мы можем согласиться с утверждением Редьярда Киплинга с том, что существует 96 способов выдумать запутанный сюжет об убийстве, и каждый из них будет соответствовать действительности. Если бы я заявил, что каждый из них мне интересен, то, мягко выражаясь, я бы соврал. Но суть в другом. Если я скажу, что рассказ о преступлении в закрытой комнате в детективной беллетристике интереснее других, то это будет каким-то образом просто предубеждением. Мне нравится, когда убийства происходят часто, когда они кровавы и нелепы. Мне по вкусу яркие цвета и фантазия, потому что, разве может быть интересным что-нибудь лишь потому, что оно подано так, будто произошло на самом деле? Меня не интересуют примеры повседневной жизни, я предпочитаю слушать смех великого Ано[15] или монотонный звон колоколов собора святого Петра. Я допускаю, что все эти вещи – веселые, умные, рассудительные и не требуют более или менее талантливого критического рассмотрения. Но это необходимо делать, так как те, кому не нравится трагичное, требуют, чтобы их суеверия были признаны принципами. В качестве клейма для осуждения они используют слово «неправдоподобно» и начинают сами верить, что «неправдоподобное» – плохо. Если А убит, а на Б и В падает большое подозрение, то неправдоподобно, чтобы преступником мог быть совершенно невинный на первый взгляд Г, хотя преступником является именно он. Если у Д имеется безукоризненное алиби, и он клянется каждой последующей буквой алфавита, что он невиновен, то неправдоподобно, что Д совершил преступление, но он его все-таки совершил. Когда детектив собирает на берегу моря угольную пыль, то неправдоподобно, что такая незначительная вещь может иметь какое-нибудь значение, однако она его имеет. Следовательно, мы приходим к выводу, что слово «неправдоподобно» становится нелепым, превращается в этакую насмешку. Правдоподобие, случается, не вырисовывается до самого конца расследования, и тогда убийство, если хотите, можно приписать кому-нибудь, кто вам несимпатичен, как это делают некоторые старые чудаки, при этом они не жалуются на то, что это менее вероятно и бесспорно, чем то, что преступление совершил человек, на которого подозрение падало с самого начала.