Эрл Гарднер - Дело незадачливого жениха
— Совершенно верно, ваша честь, — согласился адвокат, улыбаясь. — А потом он признал, что ошибался.
— Он не ошибался в том, что случилось, — упорствовал Кавингтон.
— Свидетель признал, что он ошибался, — сказал Мейсон.
— Очень хорошо, — сказал Кавингтон с усмешкой. — Вы виртуозны в вашей технике ведения допроса, но думаю, господа присяжные заседатели понимают все.
— Уверен, что они все понимают, — многозначительно произнес Мейсон.
— Можете пригласить следующего свидетеля, — обратился судья Минден к Кавингтону.
Вошел судебный пристав, подошел к Перри Мейсону и вручил ему сложенный лист бумаги.
Адвокат развернул его и прочел.
Ему предлагалось через два дня в восемь часов вечера явиться в комиссию жалоб при коллегии адвокатов для обсуждения предъявленного ему иска об использовании им свидетеля так, что его действия привели к искажению свидетельских показаний.
Мейсон сложил документ и сунул его в карман.
Кавингтон, наблюдая за спокойным выражением лица Мейсона, сказал Джарвису:
— Черт бы его побрал. Он только притворяется, что все нормально, а на самом деле у него душа не на месте. Если завтра на перекрестном допросе Ирвинга он попытается разрушить свидетельские показания, то тем самым перережет себе горло. Если он допустит, чтобы показания свидетеля не были подвергнуты сомнению, то перережет горло своему клиенту. — Прокурор довольно потер руки и добавил: — Мы проучим каждого, кто встанет у нас на пути.
— Джентльмены, — сердито проговорил судья Минден, — давайте продолжать.
Сэмюэль Джарвис вызвал топографа, чтобы ознакомить всех с картами и диаграммами. Затем он пригласил хирурга, вскрывавшего труп. Потом заслушали человека, который был в дружеских отношениях с жертвой и участвовал в опознании тела убитой. В конце концов помощник прокурора предложил:
— Может быть, суд соблаговолит сделать перерыв? Судья Минден согласно кивнул.
— Думаю, мы хорошо поработали сегодня, — сказал он. — Я не собираюсь изолировать присяжных друг от друга или от кого бы то ни было, но убедительно прошу вас не обсуждать дело между собой или с кем-нибудь еще. Я бы попросил еще не читать газеты да и вообще избегать информации, касающейся данного дела. Не разрешается также участвовать в обсуждении дела, даже если не вы его начали. Вам запрещается высказывать свое мнение, пока дело не будет окончательно представлено на ваше рассмотрение. Суд объявляет перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня.
Выйдя из зала суда и шагая по коридору, Кавингтон говорил своему помощнику:
— Я не пойму, как Мейсон создал себе такую репутацию? Он, конечно, блестящий оратор, умен. Способен устроить спектакль для присяжных, но не более того. Завтра я получу огромное удовлетворение от ударов, которые будут потрясать его. Мы разрушим его спокойствие.
— Несомненно, — согласился Сэмюэль Джарвис.
— Завтра будет день нашего триумфа, — пообещал Кавингтон.
Мейсон же в зале суда, обернувшись, успокаивал своего клиента:
— Держитесь, держитесь, Гарвин.
Гарвин слабо улыбнулся:
— Что было в бумаге, которую вам вручили? Что-нибудь касающееся меня?
— Нет, — ответил его адвокат. — Это касается меня.
Глава 16
Когда на следующее утро суд возобновил работу, Хемлин Кавингтон, находясь еще под впечатлением событий предыдущего дня и получив первое представление о характере Мейсона, был особенно бдительным — он готовился нанести адвокату сокрушительный удар.
Он ознакомил присутствующих с документами, свидетельствующими о факте бракосочетания Эдварда Карлеса Гарвина и Эзел Гарвин, о «мексиканском разводе» и повторной женитьбе Гарвина на Лоррейн Эванс. Далее Кавингтон предъявил суду заверенные копии документов, подтверждающих подачу иска на Гарвина по обвинению его в двоеженстве, а также копию ордера на его арест.
— Хорошо, — сказал судья Минден, как только Кавингтон вручил ему копии, которые он собирался приобщить к свидетельским показаниям. — Я принимаю их как дополнение к вопросу, которого прокурор коснулся в своей вступительной речи. Мистер Мейсон, вы, конечно, намерены возражать по этому поводу?
— Не вижу оснований, — откликнулся адвокат, улыбаясь. — Обдумав содержание и учитывая то, как данные документы были представлены суду, думаю, что господин прокурор действовал здесь в полном соответствии с законом. Его сообщение было направлено на выяснение мотивов преступления, как он сам это заявил. Я не буду возражать.
Кавингтон, с нетерпением ожидавший сражения, рассчитывая наилучшим образом его провести, когда адвокат выразит протест по поводу предъявленных документов, поморщился и снисходительно произнес:
— Вы уже достаточно пошумели на этот счет, когда я прямо коснулся этой темы в моей вступительной речи.
— Вы строили обвинение, не предъявив еще суду объективных доказательств, — ответил Мейсон тоном учителя, упрекающего слишком самонадеянного и невежественного ученика. — Суд указал вам на то, как следует вести обвинительный процесс. Что же касается данной процедуры, господин прокурор, у меня нет причин возражать.
— Хорошо, — прервал их дебаты судья Минден, предвидя реакцию прокурора, о которой можно было догадаться по скривившимся губам Кавингтона, — господин прокурор, документы будут приобщены к делу.
Кавингтон удовлетворенно кивнул и продолжил свое выступление. Он не спеша неумолимо выстраивал цепь свидетельских показаний.
Вирджиния Байнам подтвердила, что оставила револьвер на пожарной лестнице. Ливсей рассказал о том, что он взял его с лестницы, затем отдал Гарвину, который велел ему положить оружие в отделение для перчаток в салоне его кабриолета, что он и сделал. Джордж Денби подтвердил показания Ливсея. Со стороны казалось, что Мейсон полностью отстранился от участия в процессе. Он даже не утруждал себя перекрестными допросами ни по отношению к Вирджинии Байнам, ни к Ливсею. Зато Денби стал исключением.
— Как вы узнали, что это был тот самый револьвер? — обратился к нему с вопросом адвокат.
— Он имел тот же номер, сэр.
— Вы записали его?
— Нет, сэр. Я просто увидел его…
— И запомнили?
— Да, запомнил, сэр. У меня исключительная память на цифры. По роду своей деятельности я так много имею дел с цифрами, что моя память достаточно натренирована.
— У меня все, — отрезал Мейсон. Кавингтон, криво усмехнувшись, промолвил своему помощнику:
— Бросил, как горячую картофелину, не так ли?
— Точно, — весело согласился Джарвис. Кавингтон продолжал выстраивать цепь доказательств.
Он сообщил, что Эдвард Гарвин и женщина, которую он объявил своей второй женой, Лоррейн Эванс, остановились в гостинице в Ла-Джолле. Призвав в качестве свидетельницы женщину, управляющую гостиницей, он рассказал об их внезапном отъезде оттуда и таком же неожиданном возвращении к обеду, о том, что они собрали вещи и, поспешно расплатившись, оставили гостиницу, при этом по возвращении с ними был еще один человек, который приехал на кабриолете приблизительно такого же размера и цвета, как и кабриолет Гарвина. Кавингтон приближался к кульминационной развязке, и это чувствовалось по его тону.
— Вы бы, — обратился он к управляющей гостиницей из Ла-Джоллы, — смогли опознать этого человека?
Послышался возмущенный голос Мейсона:
— Господин прокурор, к чему эта ненужная трата времени? Это я сопровождал их, и я не собираюсь этого скрывать.
Понимая, что свидетельское показание, на которое он так надеялся, потеряло всю свою остроту, Кавингтон, тем не менее, ухитрился извлечь пользу из признания Мейсона.
— Именно так и было, господин адвокат, — проговорил он, улыбаясь, — сразу же после вашего приезда лицо, по отношению к которому был выдвинут иск по обвинению в двоеженстве, бросилось за пределы страны, в Мексику.
— Вы, — спросил Мейсон, — хотите, чтобы я принес присягу, как свидетель?
— Нет, — покачал головой прокурор, безмятежно улыбаясь, — я докажу все это с помощью другого компетентного свидетеля, которому вы, мистер Мейсон, можете учинить перекрестный допрос. — И, обратившись к судебному приставу, попросил: — Вызовите сеньору Инокенте Мигуериньо.
Пышнотелая, добродушная владелица гостиницы «Виста де ла Меса» вошла в зал суда, соблазнительно покачивая крутыми бедрами. Она охотно опознала адвоката и женщину с каштановыми волосами, которая сидела в кресле позади него; рассказала, как супружеская пара приехала в гостиницу накануне убийства, чтобы переночевать.
Кавингтон взглянул на часы, чтобы лишний раз отметить время, когда взорвется «бомба», предназначенная для ненавистного адвоката.
— Вызовите Говарда Б. Скенлона.
Говард Скенлон, худощавый, рослый, чуть старше пятидесяти лет мужчина, с лицом резко очерченным скулами, тонкими губами и выцветшими голубыми глазами, был переполнен чувством сознания важности своей миссии. Пройдя широкими шагами вперед, он поднял правую руку и принес присягу в верности своих показаний.