Джон Карр - Смерть в пяти коробках
— Не знаю, надеюсь.
— Куда ты ходил?
— В направлении Скотленд-Ярда.
— Почему?
— Я слышал, что туда увезли миссис Синклер! — не раздумывая, выпалил сэр Деннис, но тут же бросил беглый, хотя и суровый, взгляд на Маршу, которая стояла рядом с креслом Сандерса.
— От кого ты узнал?
— От… от жены. Да. Мы как раз обсуждали новость, когда к нам явился доктор Сандерс, выдававший себя за инспектора уголовного розыска…
— Ничего подобного! — запротестовал Сандерс. — Я ни за кого себя не выдавал. Я только сказал…
— Это никому не интересно! — рявкнул на него Г. М. и снова уставился своими маленькими глазками на Блайстоуна. — А твоя жена откуда узнала?
Блайстоун пришел в замешательство.
— Как от кого? Не знаю… Наверное, от горничной. Ее горничная знакома со служанкой миссис Синклер; вроде бы служанку миссис Синклер тоже забирали в Скотленд-Ярд, и та на радостях всем разболтала. Какая разница?
— Сынок, какая у твоей жены девичья фамилия?
— Послушай, — встревожился Блайстоун, — при чем здесь девичья фамилия моей жены? Ну ладно. Ее звали Барбара Гор-Ривз.
— Барбара? Не Джудит? Почему же ты всегда зовешь ее Джуди?
— Так уж повелось, а она меня Панч, — вздохнул Блайстоун, поправляя воротничок. — Мы… зовем так друг друга с первых лет нашего брака. Тогда я был молод, полон идей и считал, что лучше всех разбираюсь в вопросах воспитания детей.
— Денни, ты не врешь? Твою жену звали не Джудит Адамс?
Блайстоун нахмурился:
— Джудит Адамс! Нет, что ты. В конце концов, это легко проверить. Поезжай и спроси у нее самой. Только одно условие, Мерривейл. Веди себя тактично, понимаешь? У леди Блайстоун нервы немного не в порядке. Помнишь последний раз, когда ты у нас был? Ты жевал табак. Моя жена не понимает, откуда у тебя, носителя древнейшего титула, обладателя стольких ученых степеней, такие вульгарные привычки. Боюсь, ей также не по душе твоя манера выражаться. Женщинам подобные вещи недоступны, как, впрочем, иногда и мне. Так о чем мы говорили? Ах да. Девичья фамилия моей супруги. Я могу показать тебе ее паспорт, но…
Тут Марша с решительным видом подошла к Г. М. и открыла сумочку. Хотя Сандерсу и не видно было ее лица, он отчего-то заволновался.
Из сумочки она извлекла два сильно помятых листка бумаги, сплошь исписанных мелким почерком, и протянула их Г. М.
— Вот, — сказала она. — Читайте!
Г. М. подбросил комок в ладони.
— Ага! — воскликнул он. — Вот что вы стащили из кресла Фергюсона вчера ночью. Значит, сознаетесь?
— Пожалуйста, читайте!
Отмахнувшись от обвинений, как несущественных, девушка облегченно вздохнула. Видимо, исполнив свой долг, она избавилась и от всех печалей. Ее карие глаза сияли. Но Сандерс насторожился. По опыту он понял: Марша снова что-то задумала.
— Вы оказались правы, — заявила она. — Папа действительно спутался с настоящими преступниками. Бр-р-р! Но я так и думала. Как только я его увидела, я сразу поняла, что он самый мерзкий из всех.
— Кто самый мерзкий из всех? — отрывисто переспросил Блайстоун. — О ком ты?
Г. М. разгладил листки на коленях и погрузился в чтение. Комнату заливал солнечный свет. Марша впервые со времени своего прихода посмотрела Сандерсу в глаза и улыбнулась.
— Конец! — воскликнул Г. М. — Ах, чтоб его! В самом деле конец!
— Кому конец? Или чему?
— Убийце Хея, — зычно объявил Г. М.
Блайстоун беспокойно пошевелился. Он сидел с прямой спиной на краю кровати, его напряженный взгляд больше не блуждал по комнате.
— Он сообщил, кто убийца? — требовательно спросил Блайстоун.
— Нет, не сообщил. То есть сообщил, но не прямо. Видишь ли, Фергюсону не хватило времени. Письмо написано бисерным почерком и озаглавлено так: «Показания относительно убийства Феликса Хея, эсквайра, написанные Питером Синклером Фергюсоном, бакалавром естественных наук, кавалером Египетского ордена за заслуги». Такой уж Фергюсон был человек, — словно бы оправдываясь, пояснил Г. М. — Любил упоминать все свои звания и награды. По-моему, он слегка гордился собой, отсюда его напыщенный стиль. Его тень по-прежнему нависает над нами. От него никуда не скрыться. Читать?
— Читай, — потребовал Блайстоун, — и поскорее.
Г. М. был прав. Тень Фергюсона все еще нависала над всеми ними — ощутимая, как дерево за окном.
«Следуя примеру Феликса Хея, — прочитал Г. М., — я хочу предать гласности имя человека, убившего его, а также описать крайне изобретательный способ совершения преступления.
В противоположность Хею, я не предчувствую никакой опасности. Но, если в результате несчастного стечения обстоятельств со мной что-нибудь случится, считаю своим долгом сообщить полиции все, что мне известно.
Вначале немного о себе. В 1926–1927 гг. я служил в Англо-египетской импортной компании в качестве главного художника-ретушера. Я работал в конторе и на складе в Каире, на бульваре Каср-эль-Али. Мы фабриковали скарабеев и мумии животных из стекломассы и силиконового клея; более крупные статуи делали из сланца, похожего на черный базальт. Кроме того, мы изготавливали папирусы, более или менее похожие на настоящие.
Должен упомянуть, что воссозданные мною копии папирусов времен Девятнадцатой династии удостоились высших похвал его величества короля Египта. Мой труд вызвал его горячее одобрение, вылившееся в награждение меня орденом за заслуги перед Египтом. Я один из немногих кавалеров данного ордена.
Большая часть готового товара помещалась в отдельном складе, где у Бернарда Шумана был частный кабинет. Бернард Шуман является главой Англо-египетской импортной компании. Чтобы избежать осложнений с выплатой налогов, он называет себя коммерческим директором, но он единственный владелец компании. Я намерен обвинить этого человека в поджоге и убийстве».
— В поджоге и убийстве, — механически повторил резко побледневший Блайстоун.
Никто не двинулся с места; было тихо, если не считать шелеста бумаги, когда Г. М. разглаживал письмо.
— В поджоге и убийстве? — повторил Сандерс. — Шуман?!
— Верно, — едва заметно кивнул Г. М. — Вчера Боб Поллард получил следующие сведения: сгорела почти вся собственность Шумана. Причем товар оказался незастрахованным. Прошу это запомнить. Все горячо сочувствовали Шуману, потому что он известен как честный делец. Добрый старый Фергюсон сейчас все нам разъяснит.
«Шуман поджег собственный склад, чтобы скрыть убийство своего единственного серьезного конкурента, довольно сметливого мусульманина по имени Эль-Хаким, который, не стесняясь никаких средств, пытался выжить его с рынка. Все было подготовлено заранее. Шуман не внес страховой взнос — будто бы случайно, по забывчивости.
Вот что он придумал. Никто не поверит, что можно нарочно уничтожить собственный товар, стоящий целое состояние, чтобы скрыть другое преступление — каким бы тяжелым оно ни было. Шуман говорил: единственный способ совершить идеальное убийство — пожертвовать чем-нибудь. Чтобы приготовить омлет, говорил он, необходимо разбить яйца. Он полагал, что омлет того стоит. По натуре он очень хладнокровен.
За день до предполагаемого пожара Шуман заманил Эль-Хакима на склад, где и убил (каким оружием — не знаю). Дело было подстроено так, что, когда начался пожар, сам он находился далеко и располагал алиби.
Что же касается деталей, то они следующие. На полу склада лежал толстый слой стружек, древесной щепы и прочих горючих материалов. Шуман полил их бензином. Затем взял корпус от обычного будильника. Как известно, звонковый механизм будильника состоит из молоточка, который бьет по колокольчику до тех пор, пока не кончится завод. Шуман вынул из будильника колокольчик, вместо него прикрепил к молоточку несколько спичек, связанных проволокой. Часы он поставил на большой деревянный ящик. В условленное время начался пожар. Для верности ящик, на котором стояла «адская машинка», он тоже полил бензином, а будильник присыпал стружкой.
Разумеется, Шуман мог поджечь склад в любое удобное ему время — достаточно было лишь завести будильник на определенный час. В нашем случае он завел его на десять вечера. В то время сам Шуман сидел на террасе отеля «Шепердс». Редко доводилось мне видеть более эффектное зрелище! Языки пламени взметнулись высоко в небо, а Шуман, окруженный друзьями, лишь заламывал в отчаянии руки.
Естественно, в развалинах обнаружили обгорелые останки. Поскольку Эль-Хакима нигде не могли найти, догадались, что это он. И решили — как и рассчитывал Шуман, — что Эль-Хаким, желая устранить конкурента, поджег его склад, но сам погиб при пожаре. Все назвали случившееся «небесной карой»; должен сказать, все именно так и выглядело. Шуману все сочувствовали. План оказался хорош».
