Агата Кристи - Второй удар гонга (сборник)
– Прошу прощения за свою дочь, – своим тихим печальным голосом произнес мистер Литерн. – При такой поддержке…
– Ну хватит, пап, – сказала Эва. – Давайте же, мистер Пойнтц.
Мистер Пойнтц с улыбкой пошарил во внутреннем кармане. Нащупал, достал. Раскрыл ладонь, и камень заиграл на свету тысячами огней.
– Бриллиант…
Не совсем точно, но мистер Пойнтц повторил все то, что произнес накануне на борту «Веселой девы».
– Дамы и господа, не хотите ли взглянуть на бриллиант? Этот камень поистине прекрасен. Я назвал его «Утренней звездой», он стал моим талисманом и всегда при мне. Не хотите ли взглянуть?
Мистер Пойнтц передал камень леди Мэрроуэй, та подержала, поахала, вновь потрясенная необыкновенным блеском, и передала мистеру Литерну, который сказал немного, пожалуй, натянуто: «Замечательно. Да, замечательно», – и тотчас протянул Ллевеллину.
В этот момент в игре произошла небольшая заминка: в комнату снова вошли официанты. Дождавшись их ухода, Эван сказал: «Прекрасный камень», – и с этими словами передал Лео Штейну, который молча тут же отдал его Эве.
– Какой он красивый! – воскликнула Эва. – Ах! – в ужасе вскрикнула она и, раскрыв ладонь, отпустила бриллиант. – Я его уронила!
Она отодвинула стул, сползла вниз и принялась шарить по ковру. Сэр Джордж, который сидел от нее справа, тоже заглянул под стол. Кто-то в суматохе смахнул на пол стакан. Помогать принялись Штейн, Ллевеллин, миссис Растингтон. И наконец леди Мэрроуэй.
Один только мистер Пойнтц не принял никакого участия в поисках. Он сидел, потягивая вино и насмешливо улыбаясь.
– О боже! – несколько переигрывая, воскликнула Эва. – Какой ужас! Куда же он мог закатиться? Я его потеряла.
Один за другим гости поднимались на ноги.
– Он действительно исчез, Пойнтц, – с улыбкой сказал сэр Джордж.
– Ловко, – одобрительно кивнув, сказал мистер Пойнтц. – Из вас, Эва, выйдет отличная актриса. Остается выяснить, спрятали вы его под столом или на себе.
– Можете меня обыскать, – с чувством произнесла Эва.
Мистер Пойнтц взглянул на большую ширму, которая стояла в углу.
Кивком показав на нее, он повернулся к леди Мэрроуэй и миссис Растингтон.
– Леди, не откажите в любезности…
– Разумеется, – с улыбкой сказала леди Мэрроуэй.
Обе дамы поднялись.
– Не волнуйтесь, мистер Пойнтц, – добавила леди Мэрроуэй, – мы найдем вашу собственность.
Втроем они скрылись за ширмой.
В комнате было душно. Эван Ллевеллин открыл окно. Под окном проходил разносчик газет. Эван бросил монетку, и в окно влетела газета.
Ллевеллин взглянул на первую страницу.
– В Венгрии опять неприятности, – сказал он.
– Что пишут о нас? – спросил сэр Джордж. – Меня интересует одна лошадь, сегодня она бежит в Хэлдоне, Щеголь.
– Лео, – сказал мистер Пойнтц, – запри дверь. Не хватало еще, чтобы сейчас сюда сунулись эти чертовы официанты.
– Щеголь выиграл три к одному, – сказал Эван.
– Черт побери, – сказал сэр Джордж.
– В основном новости регаты, – сказал Эван, пробежав глазами по страницам.
Три дамы вышли из-за ширмы.
– Ничего нет, – сказала миссис Растингтон.
– Как хотите, но камня при ней нет, – сказала леди Мэрроуэй.
Мистер Пойнтц понял, что именно этого он и ждал. Услышав в голосе обеих леди насмешку, он не усомнился в тщательности проведенного обыска.
– Скажи, Эва, а не проглотила ли ты его? – встревоженно спросил мистер Литерн. – Это вредно для желудка.
– Я не заметил, чтобы она что-то глотала, – спокойно сказал Лео Штейн. – Я смотрел на нее все время. В рот она ничего не положила.
– Я не могу проглотить камень такого размера, – сказала Эва. Она поставила руки в боки и взглянула на мистера Пойнтца: – Ну как, что скажете, приятель?
– Стойте на месте и не двигайтесь, – отозвался достопочтенный джентльмен.
Мужчины освободили стол и перевернули его вверх ногами. Мистер Пойнтц осмотрел каждый дюйм. Потом переключился на стул, на котором сидела Эва, потом на соседние.
Осмотр был произведен тщательней некуда. Гости помогали. Эва Литерн стояла возле стены рядом с ширмой и весело смеялась.
Минут через пять мистер Пойнтц с тихим кряхтеньем поднялся с колен и печально отряхнул брюки. Безупречность костюма была нарушена.
– Эва, – сказал он, – снимаю шляпу. Вы самый изобретательный похититель драгоценностей, с которым мне довелось встретиться. То, что вы сделали, потрясающе. Насколько я понимаю, раз бриллиант не при вас, он должен быть спрятан где-то в комнате. Я сдаюсь.
– Чулки мои?
– Ваши, ваши, милая леди.
– Эва, дитя мое, все же куда ты его спрятала? – с любопытством спросила миссис Растингтон.
Эва рванулась с места.
– Сейчас покажу. Глазам не поверите.
Она подбежала к столику, где лежали вещи. Взяла свою черную вечернюю сумочку…
– Прямо на ваших глазах. Прямо…
Голос ее, веселый и торжествующий, неожиданно дрогнул.
– Ой, – сказала она. – Ой…
– Что случилось, детка? – спросил отец.
– Он исчез… Он исчез, – шепотом произнесла она.
– Что это значит? – Мистер Пойнтц подался вперед.
Эва порывисто повернулась к нему.
– Дело было так. Вот на этой сумочке, на застежке, у меня был большой камень. Вчера он отклеился, а когда я увидела бриллиант, то заметила, что он почти того же размера. И ночью подумала, что ваш камень легко можно было бы украсть, если бы взять и прилепить пластилином на место выпавшего. Никто не нашел бы. Я сама придумала. Я его уронила, потом с сумочкой полезла под стол, прилепила пластилином, который взяла заранее, потом положила сумку на столик и сделала вид, будто его ищу. Я думала, это будет, как в игре с похищением письма… ну, вы знаете – когда письмо лежит у всех под носом… его просто приняли бы за обычный кусочек горного хрусталя. И я хорошо придумала, никто ведь не догадался.
– Хотелось бы верить, – сказал мистер Штейн.
– Что вы сказали?
Мистер Пойнтц взял сумочку, осмотрел пустую выемку, где остались следы пластилина, и медленно проговорил:
– Может быть, он попросту выпал. Давайте-ка еще раз все осмотрим.
Они заново обследовали пол, но теперь никто не смеялся. В комнате повисла напряженная тишина.
Наконец осмотр был закончен. Все поднялись, переглядываясь.
– Камня нет, – сказал Штейн.
– Но ведь никто не выходил, – задумчиво сказал сэр Джордж.
Наступило молчание. Эва заплакала.
Отец потрепал ее по плечу.
– Тише, тише, – неловко попытался он ее успокоить.
Сэр Джордж повернулся к Штейну.
– Мистер Штейн, – сказал он, – только что вы кое-что пробормотали себе под нос. Я попросил вас повторить громче, вы этого не сделали. Но я все равно расслышал. Мисс Эва сказала, что никто не заметил, куда она спрятала бриллиант. А вы сказали: «Хотелось бы верить». Сейчас мы оказались лицом к лицу перед тем фактом, что кое-кто все же заметил, и этот кое-кто находится среди нас. Я считаю, единственный честный и достойный выход – это позволить себя обыскать. Пока бриллиант находится здесь.
Когда сэр Джордж входил в роль добропорядочного джентльмена, сравниться с ним в благородстве не мог никто. Голос его звенел искренне и негодующе.
– Как это все неприятно, – с несчастным видом произнес мистер Пойнтц.
– Это я виновата, – прорыдала Эва. – Но я не думала…
– Успокойся, детка, – мягко остановил ее мистер Пойнтц. – Никто тебя не обвиняет.
– Что же, надеюсь, предложение, которое высказал сэр Джордж, встретит полное одобрение в каждом из нас. Пусть согласятся все, и я первый, – медленно, монотонно проговорил мистер Литерн.
– Согласен, – сказал Эван Ллевеллин.
Миссис Растингтон посмотрела в сторону леди Мэрроуэй, и та коротко кивнула. Обе дамы и следом за ними продолжавшая рыдать Эва скрылись за ширмой.
В дверь постучал официант, но ему велели удалиться.
Пять минут спустя все восемь находившихся в комнате человек с недоумением воззрились друг на друга.
Бриллиант, известный под названием «Утренняя звезда», растворился в пространстве.
Мистер Паркер Пайн задумчиво смотрел на смуглое лицо молодого человека, который сидел за столом напротив.
– Конечно, – сказал он. – Вы ведь валлиец, не так ли, мистер Ллевеллин?
– Ну и что из этого следует?
Мистер Паркер Пайн махнул своей пухлой, ухоженной ручкой.
– Абсолютно ничего, совершенно с вами согласен. Я лишь пытаюсь классифицировать эмоциональные реакции представителей разных национальностей. Вот и все. Но вернемся к вашей проблеме.
– Я и сам толком не понимаю, зачем я пришел, – сказал Эван Ллевеллин. Руки его нервно подрагивали, темные глаза запали от напряжения последних дней. Он старался не смотреть в лицо собеседнику и, похоже, чувствовал себя от его дотошных вопросов неуютно. – Сам не знаю, зачем я к вам пришел, – повторил он. – Но куда, черт возьми, мне было идти? Что, черт возьми, я должен был делать? Беспомощность – это… Мне попалось ваше объявление, и я вспомнил, как однажды вас хвалил один мой приятель… И… Да! Потому-то я и пришел. Может быть, это дурацкая затея. В такой ситуации, наверное, вообще невозможно что-нибудь сделать.
