Эрл Гарднер - Дело о смертоносной игрушке
– Да.
– Назовите, пожалуйста, время отправления самолета.
– Мы покинули Сан-Франциско в восемь пятнадцать вечера.
– Пожалуйста, посмотрите на обвиняемую. Доводилось ли вам видеть ее прежде?
– Да. Она была пассажиркой на самолете, где я работала стюардессой.
– В этом нет сомнения, – Перри Мейсон встал со своего места. – Мы не оспариваем подобный факт. Нет необходимости приглашать свидетельницу для того, чтобы его доказать.
– Я доказываю совершенно другой момент, – возразил Маршалл.
Заместитель окружного прокурора повернулся к свидетельнице:
– Мисс Делано, объясните, пожалуйста, что происходит с купленными билетами.
– Они печатаются на фирменных бланках. Несколько таких бланков вложены в толстую обложку. Билет печатается в виде нескольких купонов, и на разных контрольных пунктах отрываются определенные купоны. Наконец остается последняя копия, которая отпечатана на твердой обложке, ее пассажир никуда не сдает, она остается у него.
– Сейчас я покажу вам один документ. Скажите, пожалуйста, знаете ли вы, что это.
– Могу я на него посмотреть? – спросил Мейсон.
– Конечно, – с готовностью ответил Маршалл.
Он протянул Мейсону заляпанный кровью, свернутый кусок толстой бумаги. После того как адвокат изучил его, он передал бумагу свидетельнице.
– Это корешок билета, который остается у пассажира, – сообщила стюардесса. – Вернее, он остается у него, если билет в один конец.
– Это билет на имя «Мисс Н. Эллисон»?
– Да, конечно.
– Что означает вот эта надпись на билете?
– Билет выдан мисс Н. Эллисон.
– Это ее подпись?
– Нет. Здесь ставится подпись лица, продавшего билет. Пассажир обычно не оставляет на билете своей подписи, просто эта часть билета остается у него и используется как посадочный талон, средство отчетности у себя в компании, если таковое требуется, а также для вычетов подоходного налога.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – обратился Маршалл к Мейсону.
– У меня вопросов нет.
– Я хотел бы пригласить в качестве моего следующего свидетеля Харри Нельсона, – объявил Маршалл.
Пока Нельсон шел со своего места в зале суда, Мейсон повернулся к Норде Эллисон.
– На билете осталась кровь, – прошептал он. – Скорее всего, его обнаружили на теле Мервина Селкирка. Вы виделись с ним в ту ночь?
– Нет.
– Тогда откуда у него оказался ваш билет?
– Понятия не имею.
– Где находился билет?
– У меня в сумочке.
Мейсон нахмурился.
– Если вы врете или ошибаетесь, вас ждут большие неприятности, – предупредил он, поворачиваясь к свидетельской ложе.
Нельсон принял присягу, заявил, что работает заместителем коронера. Он обыскал карманы Мервина Селкирка, когда тело привезли в морг. Часть билета на самолет, идентифицированная предыдущей свидетельницей, лежала в правом внутреннем кармане пиджака Мервина Селкирка.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – обратился заместитель окружного прокурора к Мейсону.
– У меня нет вопросов, – ответил адвокат.
К судье Кенту подошел бейлиф и прошептал ему что-то на ухо.
Мейсон воспользовался минутной остановкой слушания и снова повернулся к Норде Эллисон.
– Вы в ту ночь выпускали сумочку из рук? – спросил он.
– Насколько я помню – нет.
Мейсон нахмурился.
– Вам придется объяснять, как ваш билет оказался в кармане Мервина Селкирка, причем объяснения должны быть убедительными. Пока судья Кент на нашей стороне. Он готов прекратить дело против вас, поскольку представленные на настоящий момент доказательства неубедительны. На него не оказал заметного впечатления тот факт, что пистолет нашли у вас под подушкой. Однако ситуация с билетом сильно меняет дело.
Судья Кент обвел зал глазами.
– Господа! – сказал он. – Я прошу господина заместителя окружного прокурора и мистера Мейсона собраться на совещание у меня в кабинете. В связи с рассмотрением настоящего дела возник один вопрос, который следует обсудить ограниченному числу лиц и не при полном зале суда. Я заверяю представителей обеих сторон, что сложились крайне необычные обстоятельства. Суд объявляет перерыв до двух часов. Мистер Маршалл и мистер Мейсон, пожалуйста, проследуйте в мой кабинет.
К Норде Эллисон подошла одетая в полицейскую форму женщина-конвоир.
– Подумайте насчет билета, – обратился Мейсон к своей клиентке. – Что-то здесь странное, должно же быть какое-то объяснение… Постойте! Вы приехали с чемоданом?
– Да.
– Вы сдавали его в багаж?
– Да.
– Авиакомпании иногда подклеивают багажную квитанцию к внутренней части билета. Как было в вашем случае?
– Ну… кажется, именно так.
– А когда вы прилетели в Лос-Анджелес, вас встречали Лоррейн Дженнингс с мужем?
– Да.
– Значит, вы дали Бартону Дженнингсу багажную квитанцию, чтобы он взял ваш чемодан?
– Не Бартону Дженнингсу, – поправила она, – а Лоррейн. Бартон, насколько я помню, направился к машине, а Лоррейн попросила у меня квитанцию. Кажется, я оторвала ее от билета и протянула ей… а может, она взяла ее вместе с корешком билета… Не помню.
– Пожалуйста, обдумайте все на досуге как следует. Корешок билета каким-то образом оказался у Мервина Селкирка. Вам придется давать показания и рассказать, как это произошло.
– Но я действительно не помню, мистер Мейсон. У меня впечатление, что я оторвала багажную квитанцию, а корешок билета оставила в сумочке. Я… по-моему, так оно и было.
– Послушайте, – сердито сказал Мейсон. – В таком деле не должно быть неопределенности. Если вы вообще ничего не помните об этом, то я попытаюсь убедить судью Кента, что вы вручили корешок Бартону Дженнингсу, чтобы он забрал ваш чемодан, и тогда пусть Бартон Дженнингс объясняет, что случилось с этим корешком: потерял он его, выбросил или опустил в карман. Однако…
– Нет, – перебила Норда Эллисон уверенно. – Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь, что я оторвала багажную квитанцию и протянула ее Лоррейн Дженнингс. Ее муж отправился к машине, а Лоррейн занялась моим багажом. Я помню, что она стояла рядом с моим чемоданом, когда подъехал Бартон Дженнингс на машине. Носильщик донес чемодан до машины, а Дженнингс дал ему на чай. Я положила корешок билета к себе в сумочку.
– Ладно, еще раз обдумайте все во время перерыва, – велел Мейсон. – Мне нужно идти к судье Кенту. Не знаю, что он задумал. Наверное, произошло что-то важное, иначе он не стал бы вызывать нас с заместителем прокурора на подобное совещание.
Глава 15
Мейсон толкнул дверь кабинета судьи Кента и вошел.
Манли Маршалл стоял у окна. Судья Кент сидел за своим огромным письменным столом. Справа от него расположился Хорас Ливермор Селкирк.
– Проходите, мистер Мейсон, – пригласил судья Кент. – Садитесь. И вы, мистер Маршалл. Мое внимание было привлечено к определенному аспекту этого дела, который, как я считаю, требует обсуждения узким кругом участников, причем без фиксирования в протоколе.
Мейсон опустился на стул. Манли Маршалл последовал его примеру.
Судья Кент посмотрел на часы.
– Я позвонил окружному прокурору, мистеру Гамильтону Бергеру, и попросил его также присутствовать во время нашей беседы. Он скоро должен приехать…
Дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Гамильтон Бергер.
– Добрый день, судья Кент, – поздоровался он.
– Добрый день, мистер Бергер. Вы знакомы с мистером Хорасом Ливермором Селкирком?
Селкирк встал со стула и протянул руку окружному прокурору.
– Очень рад, мистер Бергер.
– Мне прежде не доводилось лично встречаться с мистером Селкирком, – Бергер, пожимая руку банкиру, просиял широчайшей из своих улыбок, – но я много раз видел его на различных презентациях, слышал его выступление на одном из банкетов. Как поживаете, мистер Селкирк? Очень рад познакомиться. Очень рад.
– Садитесь, господа, – предложил судья Кент. – У мистера Селкирка имеется важная информация по поводу рассматриваемого нами дела. Обстоятельства таковы, что я посчитал необходимым выслушать то, что намерен сказать мистер Селкирк, не в полном зале суда. Я думаю, вы согласитесь, что журналистам не нужно знать, о чем здесь будет говориться.
Бергер кивнул Перри Мейсону и сел. Хорас Селкирк откашлялся.
– Насколько вам известно, господа, я – отец Мервина Селкирка, жертвы преступления, о котором идет речь на слушании. Я также прихожусь дедом Роберту Селкирку, семилетнему сыну Мервина. В настоящий момент Роберт – последний из рода Селкирков. Мервин был моим единственным сыном, а Роберт – его единственный ребенок.
Последовало молчание.
– При сложившихся обстоятельствах, – продолжал Хорас Селкирк, – Роберт – мой единственный наследник. Мать Роберта развелась с моим сыном, Мервином Селкирком, и вышла замуж за Бартона Дженнингса. Я считаю эту женщину изворотливой, беспринципной и коварной. Она знает, что, скорее всего, я умру прежде, чем Роберт достигнет совершеннолетия. Она также понимает, что, как единственный законный опекун Роберта, она получит определенные прерогативы и преимущества и, более того, играя на симпатиях Роберта и его естественной любви к матери, в результате получит и материальные блага, независимо от тех мер, которые я приму, чтобы оградить от нее свое имущество. Я, конечно, в состоянии не дать ей запустить лапы в мои богатства, но Роберт впечатлительный мальчик, а его привязанности очень сильны.
