Найо Марш - Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)
– Но даже если она была и полной, – возразил Аллейн, – разве это объясняет, как таблетки оказались в мензурке?
– Я… Вы сейчас о чем?
– Вы сказали, что, очевидно, первая пробирка была не пустой, и хотите, чтобы я из этого сделал вывод, будто вы виноваты в смерти сэра Дерека. Так?
– Это лишь мое предположение.
– Которого вы убили либо сознательно, либо по неосторожности. Так что из двух?
– Я не убийца! – воскликнул Филиппс.
– А каким же образом таблетки оказались в мензурке?
Хирург промолчал. Инспектор мгновение выждал, а затем с необычной для его низкого голоса интонаций произнес:
– Значит, вы не в состоянии понять людей идеалистического склада?
– Что? Нет, не могу!
– Я вам не верю.
Филиппс уставился на него, отчаянно покраснел и пожал плечами.
– Хотите, чтобы я все это изложил в письменном виде? – спросил он.
– Пожалуй, не надо. Как-нибудь потом, если возникнет необходимость. Вы были очень откровенны. Я ценю вашу открытость и мотив. Послушайте, что вы еще можете мне рассказать, чтобы помочь себе? Необычный вопрос со стороны полицейского, однако я его задаю.
– Не знаю. Все против меня, не говоря уже о том предположении, которое я только что сделал, – что сам виноват в передозировке. Само по себе странно, что я лично делаю уколы, но так я привык, особенно когда наркоз дает Робертс, поскольку он не любит этим заниматься. Еще более подозрительно, что я использую много воды. Но это также моя обычная практика. Могу доказать, что предлагал леди О’Каллаган воспользоваться услугами другого хирурга, но она настояла, чтобы операцию проводил я. Это все. Конечно, если не считать… Хотя нет, это все.
– У вас есть какие-либо версии по поводу других лиц?
– Хотите спросить, подозреваю ли я кого-нибудь? Нет. Полагаю, что это политическое убийство. Как его осуществили – понятия не имею. Совершенно не могу подумать на тех, с кем работаю. Абсолютно невероятно. И к тому же – зачем? Вы говорили о готовых лекарствах. Удалось что-нибудь разузнать?
– Мы этим занимаемся. Правда, не уверен, что что-нибудь найдем. Кстати, почему доктор Робертс отказывается делать уколы?
– По личным причинам, они не имеют никакого отношения к данному делу.
– Потому что однажды по его вине произошла передозировка?
– Если знаете, то зачем спрашиваете? Испытываете меня на искренность?
– Можно объяснить и так. Он не оставался наедине с больным?
– Нет. Ни разу.
– Кто-нибудь из сестер находился в операционной без свидетелей до начала операции?
– Из сестер? Не знаю. Я не слежу за их действиями. До того как мы вышли на сцену, они некоторое время занимались подготовкой.
– Мы?
– Томс, Робертс и я.
– Как насчет мистера Томса?
– Не помню. Вероятно, он заглядывал в операционную – хотел проверить, все ли в порядке.
– Хорошо. Полагаю, мне придется организовать реконструкцию события. Можете уделить мне время сегодня или завтра?
– Вы намереваетесь воспроизвести операцию в виде представления?
– Если получится. В реальности вряд ли удастся. Где найдешь министра с гнойным аппендицитом?
Филиппс иронически улыбнулся.
– А найдете, я вколю ему столько гиосцина, что у вас образуется коллекция таких министров.
– Не исключено.
– На дневные часы ничего не намечено, если только не привезут больного с неотложным случаем. А я думаю, не привезут. Бизнес разваливается, – мрачно добавил хирург. – Моя последняя большая операция получила слишком нелестную огласку.
– Вы могли бы завтра днем собрать остальных?
– Попробую. Дело предстоит не из приятных. Сестра Бэнкс нас оставила, но ее можно найти.
– В «Клубе медицинских сестер» в Челси.
Филиппс бросил на него быстрый взгляд.
– Вот как? Прекрасно. Пять часов вас устроит?
– Замечательно. Сумеете организовать все так, чтобы было как можно ближе к тому, что происходило в действительности? Оборудование и остальное?
– Надеюсь, получится. Я с вами свяжусь. – Филиппс направился к двери. – До свидания. Понятия не имею, считаете вы или нет, что я убил О’Каллагана, но вели вы себя очень любезно.
– Нас обучали хорошим манерам одновременно с обязанностями полицейского, – усмехнулся Аллейн.
Филиппс ушел, и он, разыскав Фокса, сообщил ему об утренних событиях. Когда рассказал о визите хирурга, Фокс выпятил нижнюю губу и уставился на мыски сапог.
– С чего бы такое недоверчивое выражение? – поинтересовался Аллейн.
– Знаете, сэр, я сомневаюсь по поводу этих штучек с самопожертвованием. Звучит прекрасно, но далеко не каждый отважится на подобное, сознавая, что затягивает петлю на собственной шее.
– Вот теперь я сомневаюсь, что у вас были плохие оценки за сочинения. Хотите сказать, что не верите в причину, по которой Филиппс явился сюда, или в гипотетическую попытку сестры Харден отвлечь мое внимание?
– Ни в то ни в другое, но особенно в первое. На мой взгляд, у нас больше улик против сэра Джона Филиппса, чем против любого другого. Думаю, вы правы насчет политической подоплеки дела – она выеденного яйца не стоит. Сэр Джон понимает, что у него рыльце в пушку. И что же он делает? Заявляет, что желает очиститься и во всем признаться, но не рассказывает ничего такого, чего бы вы не знали. А когда вы указываете ему на это, мямлит, что мог совершить ошибку с двумя пробирками. Вы верите ему, шеф?
– Нет. Чтобы отправить на тот свет человека, ему потребовалось бы растворить содержимое целой пробирки. Каким бы он ни был заторможенным, такое он бы по ошибке не совершил.
– Вот именно. И он понимает, что вы это как-нибудь сообразите. И что же он делает? Ну же, сэр, – на Фокса напал пыл красноречия, – спросите меня, что он делает.
– Что?
– Морочит голову и изобретает ложный мотив. Догадывается, что убедить вас непросто, и спешит произвести хорошее впечатление. Насчет юной леди не скажу: в сговоре она с ним или нет, – но ведь может тоже прибежать с подобной сказкой: «Пожалуйста, не арестовывайте его – арестуйте меня. Я ничего не совершила, но вы пощадите моего приятеля!» – Голос Фокса взлетел до пронзительного фальцета, и теперь в нем звучало презрение.
Губы Аллейна дернулись, и он поспешно закурил.
– Как-то вы сразу перестроились, – мягко произнес он. – А еще утром пичкали меня историями о Сейдже, Бэнкс и Робертсе.
– Было дело, сэр. Но и тот тупичок надо было исследовать. Бойз этим занялся, и теперь с тупичком все ясно.
– Увы. Давайте выкладывайте, что нового.
– Бойз прижал Робинсона, и тот воскликнул: «Ахинея!» Наши лихие большевики понятия не имеют, кто укокошил О’Каллагана. Заявил, если бы они имели к этому отношение, он бы что-нибудь да слышал. Робинсон говорил об этом с Какаровым, и тот сказал, что для него новость о смерти О’Каллагана была как гром среди ясного неба. Робинсон уверен, что если бы преступление совершил кто-нибудь из них, то они сидели бы тише воды, ниже травы, а не торжествовали во всеуслышание. А теперь рады-радешеньки, но невинны словно ангелы.
– Замечательно! Все хлопают в ладоши в детском умилении. А что он говорит о докторе Робертсе?
– Я спрашивал. Им не много известно. Его считают как бы чужаком. Даже думают, будто он, как у них принято выражаться, «ненадежный». Робинсон подозревает, уж не из наших ли он людей. Помните, Марк Баркер выпустил несколько брошюрок по поводу стерилизационного законопроекта? Они за него ухватились. Вот доктор и заинтересовался.
– Разумеется, – согласился Аллейн.
– По виду некоторых сынов Советов, – продолжил Фокс, – я бы сказал, что они пострадали бы первыми. Доктор увидел одну из таких брошюрок и отправился на собрание в Ленинский зал – надеялся, что они продавят закон. Робинсон вспоминает, что он постоянно приставал к ним и требовал возобновить обсуждение.
– С этим ясно: все вполне логично и соответствует характеру Робертса. С его взглядами на евгенику ему сам Бог велел поддержать стерилизацию. Не надо быть красным, чтобы понять, что к чему. Похоже, Робертса привлекли, чтобы все запутать.
Фокс напустил на себя умный вид.
– Что с мисс Бэнкс и малышом Гарольдом? – спросил Аллейн.
– Интересного мало. Партия Бэнкс после операции набивает ей цену, но сама она не говорит ничего значимого. Купается в лучах отраженной славы.
– Очень похоже на Бэнкс. А Сейдж?
– Робинсон ничего не слышал. Сейдж не такой уж выдающийся член их партии.
– Он солгал насчет второй дозы, которую мисс О’Каллаган дала сэру Дереку. Сказал, что приготовил состав по рецепту врача, но не отметил в журнале. Сущий вздор! Мы можем все легко выяснить, стоит лишь найти врача мисс О’Каллаган. Но не исключено, что Сейдж просто перепугался, а сам невинен как дитя. Вот к чему мы пришли – снова к показаниям Филиппса, который горит желанием очиститься.
– Но, по-моему, не очень-то чист.
– Завтра я провожу реконструкцию операции. Организует все Филиппс. Как вы считаете, он великая потеря для сцены?
