Агата Кристи - Лощина
— Мидж! Выше голову! Не позволяйте несчастью наваливаться с такой силой. Не хотите ли сегодня поужинать со мной?
Мидж извинилась: у нее много дел дома, ей нужно написать письма.
— Я выпью чашку чая и убегу.
— Хорошо, я вас провожу!
— Нет, нет, спасибо, я возьму такси.
— Зачем вам брать такси, когда у дверей стоит моя машина?
Когда они сели в автомобиль, Генриетта показала Мидж на «Вентнор», стоявший в некотором отдалении.
Мы не потеряли свою тень, — сказала она, — сейчас она будет нас сопровождать, вот увидите!
— Меня это раздражает!
— А мне совершенно все равно.
Генриетта доставила Мидж домой, поставила машину в гараж и вернулась в мастерскую. Она. довольно долго простояла у камина, погруженная в свои мысли, пальцы ее бессознательно выбивали барабанную дробь. Затем со вздохом она громко сказала:
— А теперь за работу! Бесполезно тратить время!
Через полтора часа, растрепанная и измазанная глиной, она уже любовалась произведением, которое только что сотворила.
Генриетта отошла подальше, чтобы оценить его критическим оком. Она осталась довольна. Это было изображение лошади, но эта лошадь так отличалась от себе подобных, что полковник кавалерии при виде ее тут же свалился бы от апоплексического удара. Даже предки Генриетты с изумлением увидели бы эту лошадь. Это, несомненно, была лошадь, но лошадь абстрактная.
Генриетта спросила себя, что подумал бы об этом произведении инспектор Грендж, если бы ему довелось лицезреть его. Эта мысль развлекла ее на некоторое время.
Глава XXIV
Эдвард Эндкателл стоял перед заведением мадам Эльфридж и внимательно изучал вывеску. Он собирался с силами, чтобы войти. Какое-то неясное чувство помешало ему позвонить Мидж по телефону, чтобы пригласить ее на завтрак. Он слышал телефонный разговор, когда в «Долине» Мидж говорила со своей хозяйкой. Этот разговор произвел на него неприятное впечатление. Ему очень не понравилась покорность, звучавшая в голосе Мидж. Он не мог допустить, чтобы Мидж, взбалмошная и неукротимая, привыкшая говорить и думать, что хочет, чтобы веселая маленькая Мидж безропотно покорялась и выслушивала грубости, которые он не слышал, но предполагал.
Что-то там было неладно!
Он знал, что существует множество молодых женщин, которые работают, но раньше как-то не задумывался об этом. Наверное, они работают только потому, что это доставляет им удовольствие, они хотят быть независимыми и что-то делать в течение дня. Он и не догадывался, что если молодая женщина занята с девяти часов утра до шести вечера, с часовым перерывом на обед, то она лишена большинства удовольствий, украшающих жизнь. Даже пожертвовав обедом, Мидж не могла попасть на выставку картин. Концерты во второй половине дня были тоже для нее недоступны, кроме субботы и воскресенья. В обеденный перерыв она могла перекусить только в переполненной закусочной. Это открытие причинило ему страдание. Он с теплым чувством относился к «малютке Мидж», которая приезжала в Айнсвик застенчивая и робкая, а потом веселилась там все каникулы.
Эдвард всегда относился к ней как к ребенку и только в тот вечер в «Долине» заметил, что она выросла. В тот вечер, когда он пришел расстроенный разговором с Генриеттой, оцепеневший и обескураженный, и, когда в гостиной она разжигала для него огонь, он обнаружил, что Мидж уже не маленькая девочка, а молодая женщина. Он тогда понял, что Генриетта не была той Генриеттой, которую он когда-то любил, а Мидж перестала быть «малюткой Мидж» из Айнсвика. Прошлое разваливалось…
С тех пор он стал себя упрекать, что совершенно не интересуется жизнью Мидж. Мысль, что ее работа ей неприятна, стала его беспокоить. Он принял решение приехать и увидеть воочию, что тут происходит. Модели, выставленные на витрине, ему не понравились. Он ничего в этом не понимал, но платья показались ему вызывающе роскошными и недостойными Мидж. Магазин не вызывал у него никакого уважения. Нужно что-то сделать, и в этом ему может помочь Люси.
Преодолев последние колебания, Эдвард толкнул дверь и вошел в магазин. Он сразу же почувствовал себя страшно неловко. Справа две молодые блондинки рассматривали пальто, которое им показывала продавщица. В глубине толстая неприятная женщина, очень маленького роста, с волосами, рыжими от хны, с огромным носом и противным голосом обсуждала с клиенткой возможности переделки вечернего платья. Слева, из примерочной кабинки, сквозь легкую перегородку доносился раздраженный голос:
— Это просто страх божий! У меня нет других слов! Неужели у вас нет ничего по-настоящему приличного?
— Посмотрите на это темно-красное платье, мадам, я уверена, что оно очень вам пойдет! Не хотели ли бы вы его примерить?
Эдвард узнал голос Мидж — непривычно почтительный, убежденный.
— Я не хочу терять время и надевать на себя то, что мне не нравится! Потрудитесь немного, девушка, я ведь вам уже сказала, что красного не хочу. Если бы вы меня слушали…
Эдвард чувствовал, что его лицо и шея приняли пунцовую окраску. Он надеялся, что Мидж сейчас швырнет платье в лицо отвратительной мегере. Но Мидж очень вежливо продолжала уговаривать:
— Сейчас я поищу для вас другую вещь, мадам. Не хотите ли посмотреть вот это зеленое или вот это персиковое, оно очень красивое.
— Это все ужасно! Я ничего больше не хочу смотреть! Я теряю время!
Между тем миссис Эльфридж оставила свою клиентку и направилась к Эдварду, вопросительно на него глядя. Он собрал всю свою волю и обратился к ней:
— Могу ли я, мадам, поговорить с мисс Хардкастл? Хозяйка магазина нахмурилась, но, заметив, что одежда Эдварда могла быть сшита только у лучшего портного Лондона, одарила посетителя улыбкой, которая все равно не могла ее украсить.
В примерочной кабине клиентка почти кричала.
— Осторожно! Вы рвете мне сетку для волос! До чего же вы неловкая!
— Я глубоко сожалею, — извинялась Мидж.
— Нельзя же быть такой неуклюжей! Пустите, я сама это сделаю! Где мой пояс?..
Миссис Эльфридж медовым голосом сообщила Эдварду, что мисс Хардкастл освободится «через минуту». Скоро Мидж открыла дверь кабины, и оттуда вывалилась немолодая женщина с перекошенным злым лицом. В руках у нее была масса всяких пакетов. Крупным шагом она вышла из магазина. Мидж была одета в черное платье строгого покроя. Она была очень бледна и казалась совершенно несчастной.
— Мидж, — сказал Эдвард без всяких предисловий, — я пришел пригласить вас на завтрак.
Мидж бросила быстрый взгляд на часы.
— Я не смогу уйти раньше четверти второго. Было десять минут второго.
Мисс Эльфридж сказала приторно сладким тоном:
— Вы можете пойти сейчас, потому что за вами пришел ваш друг.
Мидж прошептала слова благодарности, попросила его подождать недолго и исчезла в глубине магазина. Эдвард чувствовал себя неловко в этой отвратительной лавке. Ему не понравилось, как миссис Эльфридж произнесла слово «друг». Все тут было отвратительно. Миссис Эльфридж как раз собиралась начать беседу, когда в магазин вошла облаченная в роскошное манто дама с мерзкой собачонкой на руках, безобразным пекинесом. Коммерческий инстинкт взял верх над любопытством, и миссис Эльфридж устремилась навстречу посетительнице.
Мидж вернулась. Эдвард взял ее за локоть и увел.
— Боже мой! — воскликнул он на улице. — Неужели вам нужно все это терпеть? Я слышал ваш разговор с этой ведьмой. Как вы удержались от того, чтобы не швырнуть ей эти тряпки в лицо?
— Если бы я на это решилась, я бы быстро потеряла это место.
— Но разве у вас не возникает желания запустить тряпками в такую особу?
Мидж вздохнула.
— У меня бывает такое желание. К концу дня, особенно летом, в жаркие дни наступают моменты, когда я боюсь потерять самообладание, когда я с трудом удерживаюсь, чтобы не сказать этим мерзким бабам все, что я о них думаю!
— Мидж, моя дорогая маленькая Мидж, так продолжаться не может!
Она немного натянуто засмеялась.
— Не беспокойтесь, Эдвард! В этом нет ничего особенного. Объясните мне лучше, почему вы пришли, почему не позвонили?
— Я хотел сам увидеть, что представляет собой этот ваш магазин. Меня это беспокоило. — Он помолчал, а потом взорвался:
— Люси не стала бы говорить с самой последней своей посудомойкой таким тоном, как эта женщина говорила с вами. Недопустимо, чтобы вы постоянно подвергались таким унижениям! У меня огромное желание украсть вас и спрятать в Айнсвике. Я сейчас остановлю такси, затолкну вас туда, и мы уедем поездом в четырнадцать пятнадцать!
Мидж резко остановилась. У нее было утомительное утро с трудными, неприятными покупательницами, миссис Эльфридж тиранила ее больше, чем обычно, и Мидж почувствовала, что больше не может притворяться. Она повернулась к Эдварду и зло закричала с издевательством:
— Так чего же вы ждете? Почему же не останавливаете такси?
