Эрл Гарднер - Дело лошади танцовщицы с веерами
Фрэнк Фолкнер значительно посматривал на Мейсона в то время, когда делал это свое последнее заявление, явно пытаясь дать понять адвокату, что он умышленно умолчал в полиции относительно посещения Мейсоном номера, где было обнаружено тело. Затем свидетель заявил, что около половины шестого утра Харви Джулиан, другой детектив из «Детективного агентства Дрейка», прибыл, чтобы сменить его.
– Вы уверены, что лицо, которое вы видели выходящим из лифта приблизительно в два двадцать две с половиной и направляющимся к номеру Джона Каллендера, была обвиняемая, Лоис Фентон? – спросил Гамильтон Бергер.
– Да, я уверен, сэр.
– А как насчет того, кто затем вышел из номера и направился по коридору к лифту?
– Это была она же.
– Это лицо имело при себе что-нибудь?
– Да, сэр.
– Что?
– Черный скрипичный футляр.
– В то время, когда она шла по коридору к номеру?
– Да, сэр.
– И когда возвращалась назад?
– Да, сэр.
– Перекрестный допрос, – сказал Бергер.
– Припомните насколько можно точнее, вы никогда до этого не видели обвиняемую? – спросил Мейсон.
– Совершенно верно, я никогда не видел ее.
– Вы помните, что рассказали мне о том, что произошло?
– Да, сэр.
– Это было тогда, когда все факты были еще свежими в вашей голове?
– Они были свежими в моей голове тогда, и они так же свежи в ней сейчас.
– Но они были более свежими тогда?
– Возможно. Я думаю, так должно было быть. Хотя я не понимаю, что от этого меняется.
– Однако это было так?
– Ну… да, конечно.
– Хорошо. В таком случае в то время, когда вы описывали мне особу, которая шла по коридору, разве вы не сказали, что главное, на что вы обратили внимание, глядя на нее, были ее ноги?
– Нет, сэр. Я не думаю, что я это говорил.
– Разве вы не сказали, описывая ее наружность, что она на две трети состояла из ног?
– Ну, возможно, я так сказал.
– И вы хотите убедить суд присяжных, что при таком раскладе вы не смотрели на ее ноги?
Фолкнер заерзал, ухмыльнулся и признал:
– Я оглядел ее всю, с ног до головы.
– Когда вы увидели обвиняемую в очередной раз?
– Восемнадцатого, когда ее привели в полицию, в теневую комнату.
– Кто там находился в то время?
– Сержант Дорсет, другой детектив и Сэм Микер, гостиничный детектив из отеля «Ричмелл».
– Кто-нибудь еще?
– Нет, сэр, больше никого. Там был еще полицейский офицер, сидевший у входа в теневую комнату, он делал записи.
– Теперь опишите, пожалуйста, эту комнату, если можете.
– Ну, это своего рода платформа, прекрасно освещенная; на задней стенке прочерчены линии, которые дают возможность определить рост человека. Там прочерчена линия на уровне пяти футов и затем идут линии через каждый дюйм, и так до высоты в шесть футов семь дюймов.
– И вы говорите, что все это прекрасно освещено?
– Совершенно верно.
– Что еще?
– Еще там висит занавес из белого материала, из чего-то вроде марли, только это не марля, занавес ниспадает вниз, и он освещен. Затем идет сама комната, где сидят полицейские, она темная, поэтому человек, которого требуется опознать, не может определить, кто находится по другую сторону занавеса. Тех лиц, которых требуется опознать, проводят в эту комнату и заставляют походить туда-сюда и разговаривать.
– О чем?
– Это не имеет значения. Просто говорить, чтобы те, кто за ними наблюдает, могли бы слышать звук голоса и определить манеру произношения.
– А вы видели обвиняемую в той комнате?
– Да, сэр.
– Восемнадцатого числа?
– Совершенно верно.
– И опознали ее?
– Совершенно точно.
– И вы говорите, что там был Сэмюел Микер?
– Да, сэр.
– Он опознал ее?
– Опознал, мы оба опознали ее.
– Без всякого колебания?
– Без всякого колебания.
– Вы заметили, как она была одета?
– Да, сэр.
– Вы определили, что она была одета в ту же самую одежду, что и особа, которую вы видели в коридоре отеля рано утром семнадцатого сентября?
– Совершенно верно. Да, сэр.
– И ноги у нее были те же? – спросил Мейсон.
Свидетель усмехнулся:
– Те же самые.
– Вы слышали ее голос?
– Сейчас, обождите минуту, – засомневался свидетель. – Я слышал ее голос, но не уверен, что в первый раз, когда увидел ее в теневой комнате, я его услышал отчетливо.
– А что, были еще другие возможности?
– Да, сэр.
– Что это была за возможность? Почему она вернулась в теневую комнату?
– Я так думаю, что сержант Дорсет все время хотел задать ей какой-то вопрос в отношении ее поведения. Было такое мнение…
– Возражаю, – вмешался Гамильтон Бергер. – Я бы избежал в допросе обсуждения этого момента, ваша честь, в целях экономии времени. Полагаю, что свидетель не может давать показания относительно того, что было в голове сержанта Дорсета. Относительно этого может дать показания сам сержант Дорсет, если в этом возникнет необходимость.
– Совершенно верно, – сказал судья Донахью. – Возражение поддержано. Я думаю, можно подвести черту под показаниями свидетеля.
– Сержант Дорсет сам сказал мне…
– Это не меняет сути дела, – перебил судья Донахью. – Все это только домыслы.
– Хорошо, – сказал Мейсон. – А вы сами заметили что-нибудь?
– Я заметил, что, когда она в первый раз вошла в теневую комнату, ее речь была какая-то бессвязная. Она выглядела как-то угрюмо, была неразговорчива, голова наклонена, и сержанту Дорсету не понравилось, как она выглядела. Он сказал, чтобы полицейский, который в это время был на дежурстве… ну, в общем, я полагаю, я не должен давать показания о том, что они говорили.
– Был какой-то спор? – спросил Мейсон.
– Похоже, что был, и в конце концов тот, кто был на дежурстве, сказал сержанту Дорсету: «Ну, если думаешь, что у тебя это выйдет лучше, давай действуй», или что-то в этом роде, и Дорсет ответил, что да, черт возьми, он так и сделает, а затем он привел девушку назад.
– Все это время вы находились в теневой комнате?
– Нет-нет, мы были в полицейском участке, разговаривали там, а потом, мы уже собирались идти домой, Дорсет заявил, что ему не понравилось, как девушка вела себя в теневой комнате, извинился перед нами и попросил нас пройти туда опять. Мы сели там и прождали минут пятнадцать или двадцать, а может, немного дольше, а потом Дорсет вернулся и говорит, что чем больше он об этом думает, тем меньше ему все это нравится. Потом он послал за полицейским, который охранял теневую комнату, и у них вышел спор.
– Все это, конечно, сплошные домыслы, – снова вступил Гамильтон Бергер, – относительно того, что сказал сержант Дорсет. Я возражал против этого и раньше, но, судя по всему, свидетелю не потребуется много времени для того, чтобы вытрясти все это из себя.
– Вы желаете опротестовать эту часть допроса?
– Нет, – ответил Бергер, – хотя не стоило бы загромождать протокол лишними записями. Мне бы только хотелось, чтобы присяжные осознали, что все это домыслы и абсолютно не относится к делу.
– Вы можете опротестовать эту часть допроса, и тогда она не будет фигурировать в протоколе, – предложил судья Донахью.
– Да нет, оставьте как есть, – произнес Бергер великодушно, махнув рукой, будто он был абсолютно готов согласиться со всеми техническими нюансами, лишь бы скорее свершилось правосудие и был вынесен справедливый приговор.
Мейсон с интересом задал свидетелю вопрос:
– Каков был характер перепалки между офицерами? Они ссорились?
– Можно сказать, что да.
– Боже правый! – воскликнул Бергер. – Все это настолько далеко от того, что мы расследуем, что нельзя ни по какой линии соотнести даже с предположениями, основанными на слухах и домыслах.
– Перекрестный допрос действительно проводится не должным образом, – осуждающе произнес судья Донахью. – Защита призвана выявлять обстоятельства, при которых происходило опознание, но не относящиеся к делу переговоры между полицейскими чинами о способе, которым должна осуществляться процедура опознания, никоим образом не должны иметь отношение к делу. Тем не менее, джентльмены, я обращаю ваше внимание на то, что уже пять часов, пора объявить вечерний перерыв, и я обязан отослать обвиняемую обратно под стражу. Члены суда присяжных будут находиться под опекой шерифа. Я полагаю, шериф, что все распоряжения, касающиеся размещения их в отеле, сделаны?
– Да, ваша честь.
– Очень хорошо, – объявил судья. – Я приведу вас к присяге, и вы присягнете, что добросовестно выполните свой долг и осуществите надзор за присяжными, которые будут находиться на вашем попечении.
Приведя шерифа к присяге, судья Донахью обернулся к присяжным:
– Я обращаюсь к вам, члены суда присяжных, и призываю вас быть особенно осторожными в любых своих высказываниях относительно существа дела, степени вины или невиновности обвиняемой до тех пор, пока вы не будете располагать всеми возможными доказательствами. Предупреждаю вас – не обсуждайте детали дела между собой и не допускайте, чтобы кто-то обсуждал это дело в вашем присутствии. Вас поместят в одной комнате, и никому не будет дозволено общение с вами. Вы будете находиться под опекой шерифа. Сделают все возможное, чтобы вы ни в чем не чувствовали неудобств, однако, пока это дело не закончено, вы должны постоянно находиться на попечении шерифа. В случае, если будет иметь место нарушение любой из моих инструкций, возникнет необходимость провести повторное слушание дела, что вызовет дополнительные расходы для штата и может отрицательно сказаться на правах членов суда присяжных. Поэтому я призываю вас к сотрудничеству с судом в целях недопущения нарушения инструкций. Суд объявляет перерыв до десяти часов утра.
