Агата Кристи - Горе невинным
– Может быть, потому, что я приемыш, – сказала Хестер. – До шестнадцати лет я этого не знала. Росла рядом с другими детьми, о которых знала, что они приемные, как-то раз спросила и… выяснила, что я тоже приемыш. Так тошно стало, словно в пустыне очутилась.
– Вы слишком мелодраматичны, все принимаете близко к сердцу.
– Она не была моей матерью и потому не понимала самых простых вещей, которые меня тревожили. Взирала на меня со снисходительным добродушием и планировала, что мне делать. О! Я ее ненавидела! Знаю, это страшно, но я ее ненавидела!
– Должен сказать, – попробовал успокоить ее Филип, – многие девочки в переходном возрасте уверены, что ненавидят своих собственных матерей. В этом нет ничего необычного.
– Я ненавидела мать за ее неизменную правоту. Ужасно, когда люди всегда правы. Возле них ощущаешь собственную никчемность. О, Филип, как это страшно! Что мне делать? Как поступить?
– Выйдете замуж за вашего очаровательного молодого человека, и все устроится. Станете добропорядочной докторской супругой. Или для вас это не слишком заманчивая перспектива?
– Он не хочет на мне жениться, – скорбно сообщила Хестер.
– Вы уверены? Он так сказал? Или это ваше предположение?
– Он думает, что я убила маму.
– О! – воскликнул Филип и, помолчав с минуту, спросил: – Так это вы?
Хестер резко повернулась к нему:
– Почему вы так говорите? Почему?
– Только руководствуясь общими интересами. И естественно, это остается между нами.
– Вы действительно верите, что если бы я убила ее, то сказала бы вам? – спросила Хестер.
– Разумнее было бы умолчать, – согласился Филип.
– Дональд убежден, что я убила ее. Говорит, если я признаюсь ему, все будет в порядке, мы поженимся, и он будет заботиться обо мне. Считает, между нами не должно быть недомолвок.
Филип тихонько присвистнул.
– Ну и ну, – проговорил он.
– Есть ли смысл? – спросила Хестер. – Есть ли смысл объяснять ему, что я никого не убивала? Ведь он не поверит.
– Обязан поверить, если вы ему скажете.
– Я не убивала ее. Понимаете? Не убивала. Нет, нет, нет! – Голос ее дрожал. – Но это звучит не слишком убедительно, – печально заключила она.
– Истина часто выглядит неправдоподобно, – попытался подбодрить ее Филип.
– Никто не знает истины. Мы только с подозрением поглядываем друг на друга. Мэри глядит на меня… И Кирстен… Она очень добрая, хочет меня выгородить. Думает, что это я. Что мне остается? Поймете ли вы? Что делать? Было бы значительно лучше броситься вниз на скалы со смотровой площадки.
– Ради бога, не сходите с ума, Хестер. Есть и другие возможности.
– Какие? Где? Для меня все потеряно. Можно ли дальше влачить такое существование? – Она взглянула на Филипа. – Думаете, я взбалмошная, истеричка? Что же, может быть, я и в самом деле убила ее! Может быть, меня мучают угрызения совести. Может быть, у меня все кипит вот здесь. – Волнуясь, она прижала руки к груди.
– Не глупи, малышка, – сказал Филип. Резким движением он притянул ее к себе. Хестер склонилась над ним, и он поцеловал ее.
– Тебе нужно мужа, девочка, – прошептал Филип. – Не такого глубокомысленного осла, как твой Дональд, у него в голове нет ничего, кроме его заумных терминов. Бедняжка Хестер, ты милое, глупенькое и очаровательное создание.
Дверь отворилась, и на пороге неожиданно возникла Мэри Дюрант. Хестер вырвалась из объятий Филипа, который приветствовал супругу виноватой улыбкой.
– Хотелось немного подбодрить Хестер, Полли, – сказал он.
– О, – выдавила из себя Мэри.
Она осторожно вошла в комнату, опустила поднос на маленький столик и подкатила столик к Филипу. На Хестер она даже и не взглянула, а та смущенно оглядывала супругов.
– Ну что же, – сказала Хестер, – я думаю… мне нужно… может быть, лучше… – Фраза осталась незаконченной, Хестер вышла и закрыла за собой дверь.
– Она в плохом состоянии, – проговорил Филип, – носится с мыслью о самоубийстве. Я пытался ее отговорить.
Мэри ничего не ответила. Он протянул к ней руку, но она отстранилась.
– Полли, я прогневил тебя? Очень прогневил?
Она промолчала.
– Все из-за этого поцелуя? Хватит, Полли, не казни меня строго из-за такого пустяка. Она была так мила и так неразумна, что я на мгновение почувствовал себя безрассудным, жизнерадостным пареньком. Поцелуй же меня. Поцелуй, и помиримся.
– Бульон остынет, если его не выпьешь, – пробурчала Мэри. Затем она прошла в спальню и плотно затворила тяжелую дверь.
Глава 18
– Какая-то молодая леди хочет вас видеть, сэр.
– Молодая леди? – удивился Калгари. Кто это к нему пожаловал? Он поглядел на заваленный бумагами письменный стол и нахмурился. В трубке снова послышался приглушенный голос портье:
– Настоящая леди, сэр, и очень славненькая.
– Хорошо, пригласите, пожалуйста, молодую леди подняться ко мне.
Калгари не смог сдержать непрошеную улыбку. Доверительный шепоток портье пробудил в нем чувство юмора. Интересно, кому это он понадобился? Еще более он изумился, когда на пороге открытой двери перед ним предстала Хестер Эрджайл.
– Вы! – У него непроизвольно вырвался удивленный возглас. – Заходите, заходите, – пригласил он, пропуская ее в комнату, и закрыл дверь.
Странно, она выглядела точно так же, как и при первой их встрече. Одежда ее была явно не подходящей для посещения Лондона. Она была без шляпы, и ничем не сдерживаемые черные взлохмаченные волосы обрамляли бледное лицо. Под толстым твидовым пальто скрывались зеленая юбка и свитер. Она запыхалась, будто прошагала изрядное расстояние по загородному бездорожью.
– Пожалуйста, – прошептала Хестер, – пожалуйста, помогите мне.
– Помочь вам? – удивился Калгари. – Каким образом? Разумеется, помогу, если сумею.
– Я не знаю, что делать, – пожаловалась Хестер. – Не знаю, куда идти. Кто-то мне должен помочь. Я больше не могу, решила обратиться к вам. Вы ведь все это затеяли.
– Вас что-то расстроило? У вас неприятности?
– У нас у всех неприятности. Но всякий человек эгоистичен, не так ли? Вот я и думаю о себе.
– Присаживайтесь, дорогая, – радушно пригласил Калгари.
Он очистил от бумаг кресло и, усадив в него Хестер, подошел к буфету.
– Вам следует выпить вина, – сказал он. – Бокал сухого шерри. Подойдет?
– Как хотите, мне все равно.
– На улице сыро и холодно, надо согреться.
Калгари обернулся, в руке он держал графин и бокал. Хестер тяжело опустилась в кресло, ее странная неловкость и полная отрешенность тронули Калгари.
– Успокойтесь, – ласково произнес он, подвигая к ней бокал и наполняя его вином. – Знаете, жизнь не столь дурна, как нам кажется.
– Так говорят, но это неправда. Бывает, что жизнь становится хуже, чем нам кажется. – Она пригубила вина и раздраженно произнесла: – Жили мы тихо-мирно, пока не объявились вы. Хорошо жили. Потом… потом началось.
– Не стану притворяться, – ответил Артур, – будто не понимаю, о чем идет речь. Когда вы впервые бросили мне этот упрек, я был очень удивлен, теперь же слишком хорошо понимаю, какое горе причинила вам моя информация и какое вызвала замешательство.
– Мы свыклись с мыслью, что Джако… – Она не договорила.
– Знаю, Хестер, знаю. Но надо и через это пройти. Вы жили в обстановке мнимого благополучия. На самом же деле его не было, вы просто верили, что оно существует. Вы построили, знаете, такое хлипкое сооружение, своего рода театральную декорацию. Но мнимое благополучие не может заменить благополучия подлинного.
– Вы призываете нас набраться мужества и посмотреть правде в глаза, не так ли? – Она помолчала и сказала: – Вам-то мужества хватает с избытком! Сразу видно. Прийти и обо всем рассказать нам, не интересуясь ни нашими переживаниями, ни нашими отношениями. Вы себя повели очень смело. Я восхищаюсь вашей смелостью, поскольку, понимаете, сама я трусиха.
– Скажите, – ласково произнес Калгари, – скажите, что вас тревожит? Что-то случилось, а?
– Я видела сон, – проговорила Хестер. – У меня есть друг, молодой врач…
– Понимаю, – сказал Калгари. – Вы приятели или даже более чем приятели?
– Я полагала, что мы не просто приятели… А он такое обо мне подумал. Все рухнуло…
– Да?
– Он думает, что это сделала я, – быстро выпалила Хестер. – Возможно, он не совсем убежден в этом, но и не исключает полностью. Нет у него уверенности. Он не так уж не прав. Все мы друг друга подозреваем. Вот я и решила: кто-то должен вызволить меня из этой кошмарной неразберихи, и подумала о вас, потому что вы мне приснились. Понимаете, во сне я будто бы заблудилась и не могла отыскать Дона. Он бросил меня на краю очень крутого обрыва… бездны. Да, вот самое подходящее слово. Ведь бездной называют очень глубокую пропасть, не так ли? Глубокую и непреодолимую. А вы были на другой стороне, протянули руки и сказали: «Я пришел, чтобы помочь тебе». – Она тяжело вздохнула. – Вот я и приехала к вам. Убежала и оказалась здесь, потому что вы должны мне помочь. Если не поможете, не знаю, что тогда случится. Вы обязаны мне помочь, вы все это затеяли. Может, вы скажете, что это вас не касается? Что вы свое дело сделали, сообщили нам правду, а остальное вас не беспокоит? Скажете?..
