Найо Марш - Смерть и танцующий лакей
Мандрэг остался с Хартом и выслушал историю его жизни. В ней странным образом переплетались повествования о деловом чутье мадам Лисс, о собственной рабской зависимости доктора, о коварстве Николаса Комплайна. Мадам, очевидно, решила, что их профессии, хотя и родственные, в глазах общества несовместимы.
— Она считала, что, будучи моей женой, не сможет рекомендовать меня клиенткам. Ведь я всегда отзывался скептически о пользе массажей и кремов. Я даже опубликовал небольшую работу на эту тему. Она утверждала, что сообщение о нашем браке подорвет мой престиж среди клиенток…
Харт говорил и говорил, не переводя дыхания, как бы опасаясь не успеть. Казалось, он был не в состоянии остановиться. И все время возвращался к Николасу Комплайну, ненависть к которому разгоралась в нем все сильнее. Обычно, когда подавляемые эмоции внезапно прорываются наружу, люди чувствуют облегчение. Харт от своих откровений никакого облегчения не получал. Он выглядел совершенно больным, и душевные муки усиливались по мере рассказа.
«А он действительно невменяем, — подумал Мандрэг, — ничего хорошего у меня не получилось. Лучше отсюда уйти». Он никак не мог придумать подходящую фразу, чтобы закончить разговор. В голову приходило совсем нелепое: «Не убивайте, пожалуйста, Николаса. Ладно?» Ему страстно хотелось избавиться от мысли, что доктор Харт как бы молит его о помощи.
Он встал. Доктор Харт, прижав к своей дергающейся губе палец, безутешно взглянул на него. И тут они услышали, как за дверью в курительную громко рассмеялся Николас Комплайн. Харт вскочил на ноги, и Мандрэг испугался, что сейчас он и впрямь по-подлому ворвется в комнату и набросится на своего мучителя. Мандрэг схватил его за руку. Они услышали, как Николас произнес:
— Хорошо, — так отчетливо, что, должно быть, он стоял совсем недалеко от двери.
Вдруг раздались оглушительные звуки музыки из настраиваемого приемника. Харт закричал, как будто его ударили и, вырвав руку, распахнул дверь курительной.
— Боже милостивейший! — взорвался он. — Неужели надо мучить меня этим невыносимым дьявольским шумом? Выключите сейчас же. Я требую, выключите это!
На пороге появился Николас.
— Катитесь к черту! — учтивейше произнес он. — Я хочу слушать приемник и, дьявол меня возьми, буду это делать.
Он захлопнул дверь перед носом Харта. Мандрэг протиснулся между Хартом и дверью. Перемежая слова бранью, удивившей его самого, он твердо велел Николасу выключить приемник. В это время как раз передавали бодренький мотивчик, такой модный в начале войны. Неожиданно музыка смолкла, и было слышно, как Уильям произнес:
— Бога ради, сделай потише.
Ответил Николас:
— Да ладно тебе. Иди спать, Билл.
Мандрэг и Харт переглянулись, не говоря ни слова.
— Доктор Харт, — наконец проговорил Мандрэг, — если вы не дадите мне слово, что останетесь здесь или пойдете в свою комнату, я… я вас запру.
Харт опустился в кресло.
— Я ничего не сделаю, — произнес он. — Что я могу? — и, к безграничному удивлению Мандрэга, он громко зарыдал, спрятав лицо в ладони.
«Господи! — подумал Мандрэг. — Это уж слишком». Он попытался придумать какие-то слова утешения, но вскоре в смятении понял их неуместность. Он стоял, не зная, что сказать, и смотрел на доктора Харта. Тот судорожно переводил дыхание и, стараясь успокоиться, похлопывал ладонями по подлокотникам кресла. Мандрэг вспомнил, как поступил Джонатан в подобном случае с Клорис. Он пошел в столовую, отыскал графин с виски, плеснул в стакан добрый глоток и вернулся в будуар.
— Выпейте это, — сказал он.
Харт махнул рукой, показывая знаком, куда поставить стакан. Видя, что помочь он больше ничем не может, Мандрэг приготовился уходить. У двери, подумав, он обернулся.
— Можно мне дать вам совет? — сказал он. — Держитесь подальше от обоих Комплайнов, — и, хромая, направился в библиотеку.
Здесь он застал Джонатана с Херси Эмблингтон и Клорис. Мандрэгу показалось вполне естественным подойти к Клорис и присесть на подлокотник ее кресла. И таким восхитительно-естественным показался ее приветливый взгляд, обращенный к нему.
— Ну что? — спросила она. — Что-нибудь утешительное?
— Ничего. Он в ужасном состоянии. А как братья Комплайны? До нас долетали какие-то обрывки их разговора.
— Леди Херси ходила проведать их.
— И, должна сказать, — произнесла Херси, — была удивлена. Ник, кажется, взял себя в руки и делает все возможное, чтобы привести в чувство беднягу Билла.
— Он также сделал все возможное, чтобы довести беднягу Харта просто до исступления, включив чуть не на полную мощность радиоприемник. — И Мандрэг рассказал о случившемся. — Возможно, он счел это необходимым для пущего спокойствия Уильяма.
— Должно быть, это случилось уже после того, как я ушла — сказала Херси.
— Странно, как это вы не слышали. Мы так орали друг на друга.
— Эта комната почти звуконепроницаема, — пояснил Джонатан.
— Возможно, поэтому. Ну, каковы же успехи Николаса с Уильямом, леди Херси?
— Он не очень преуспел, но, во всяком случае, старается. Им надо бы пойти и проведать мать, но оба, кажется, не горят желанием. Сказали, что больше всего на свете хотят побыть наедине. И что же нам теперь делать, мистер Мандрэг?
— Почти десять часов. Будь я проклят, если знаю, что нам делать. А вы что думаете, Джонатан?
Джонатан развел руками и ничего не сказал.
— Ну что ж, — проговорил Мандрэг, — я думаю, надо проводить Николаса до его комнаты, когда он захочет спать. А вот что нам делать с Уильямом, запирать его или нет?
— Я думаю, мы запрем доктора Харта, — предложила Херси. — Тогда Уильям не доберется до доктора Харта, а доктор Харт не доберется до Николаса. Или я что-то путаю?
— Им может не понравиться сидеть под замком, — усомнилась Клорис.
— Джо, — внезапно произнесла Херси, — помнишь разговор за обедом вчера вечером? Когда рассуждали, как будем вести себя в критической ситуации. Кажется, мы все друг в друге ошиблись. Ведь все согласились, что ты будешь радовать нас речами. Ты же с тех пор как вернулся сюда, молчишь как рыба. Кто-то предположил, что мистер Мандрэг будет самым беспомощным из нас. А он оказался на редкость деятельным. Клорис, — надеюсь, вы не будете возражать, если я буду называть вас Клорис — предположила, что Уильям окажется на высоте и всем утрет нос, в то время как Николасу это же пророчила его мать. И все это безнадежно неверно. Похоже, ты был прав, Джо. Мы ничего не знаем друг о друге.
— А в будуаре Джонатан был красноречив, — равнодушно произнес Мандрэг.
Они продолжали вялый разговор до тех пор, пока из курительной не вышел Николас с каким-то неопределенным выражением лица. Он состроил всем гримасу и закрыл за собой дверь.
— Ну, как дела? — спросила Херси. — Порядок?
С подчеркнутой выразительностью Николас ухмыльнулся, давая понять, что ни о каком порядке речи быть не может.
— Не бойтесь, говорите, — нетерпеливо произнес Джонатан. — Он там ничего не услышит.
— Он все еще жаждет крови, — ответил Николас, усаживаясь в кресло. — Слава Богу, теперь хоть перестал угрожать, что поколотит доктора Харта. Скорчился перед камином и явно не расположен видеть кого-нибудь. Вы ведь знаете, Херси, каким он бывал в детстве. Просто ураган какой-то.
— Бешеный Билл? — проговорила Херси. — Я помню. Ты не смог ничего сделать?
— Он дал мне пинка, — произнес Николас с глуповатой улыбкой. — А Харт, кажется, отправился спать. Мы слышали, как он выключил свет. Так что Биллу ничего больше не оставалось, как слушать приемник.
— Все складывается совершенно невообразимо, — воскликнул Джонатан. — Я полагаю, его лучше не трогать. Как, а?
— Ну, когда он в таком настроении, это не очень опасно. Все пройдет. Думаю, я его убедил держаться подальше от Харта.
— Ты только думаешь!
— Говорю вам, Харт пошел наверх. Возможно, — проговорил Николас, закатывая глаза, — он уже придумал вполне безопасный способ, чтобы прикончить меня.
— Мой дорогой Ник, мы поднимемся все вместе. Не могу поверить, что теперь, когда он знает, что подозреваем мы именно его, а я сказал ему это прямо в лицо, он попытается еще раз… Но, разумеется, — добавил в смятении Джонатан, — мы примем все меры предосторожности. Твоя дверь…
— Уж будьте спокойны, — мрачно процедил Николас, — свою дверь я запру.
Немного помолчали. Потом Херси внезапно сказала:
— Я просто не могу поверить. Все настолько нелепо, что не может быть правдой. Как будто мы участвуем в театральной постановке. Вот собрались гости, сидят и ждут, что случится что-нибудь страшное. И эта ловушка! Этот Будда! Нет, все это слишком. Завтра доктор Харт извинится перед нами. Он будет сожалеть, что его чувство юмора оказалось для нас уж очень своеобразным. И расскажет, что у них в Тироле ради хорошей шутки принято доводить людей до полусмерти. А мы будем сетовать, что не поняли его намерений, не догадались, что он не хочет сделать ничего плохого…
