Эллери Куин - Трагедия Икс. Смерть Дон Жуана. Е=убийство

— Ваш возраст? — осведомился Лаймен.

— Пятьдесят один год.

— Род занятий?

— Биржевой маклер. До смерти мистера Лонгстрита я был старшим партнером в фирме «Де Витт и Лонгстрит».

— Мистер де Витт, пожалуйста, расскажите суду и присяжным о событиях вечера среды, 9 сентября, начиная с того времени, когда вы покинули ваш офис, и до того, как вы прибыли к парому на Уихокен.

Де Витт заговорил почти беспечным тоном:

— Я покинул филиал фирмы на Таймс-сквер в половине шестого и поехал на метро в Биржевой клуб на Уолл-стрит, где пошел в спортзал, намереваясь размяться перед обедом и, может быть, немного поплавать в бассейне. Там я порезал о какой-то гимнастический снаряд указательный палец правой руки, который начал сильно кровоточить. Клубный врач, доктор Моррис, остановил кровь и продезинфицировал рану. Моррис хотел перевязать палец, но мне это не казалось необходимым, и…

— Одну минуту, мистер де Витт, — прервал Лаймен. — Вы говорите, что вам не казалось необходимым перевязывать палец. Не потому ли, что вы заботились о вашем внешнем виде и…

Бруно вскочил, протестуя против наводящего вопроса. Судья Гримм поддержал протест, и Лаймен, улыбнувшись, спросил:

— Была какая-нибудь другая причина для вашего отказа перевязать палец?

— Да. Я намеревался провести в клубе большую часть вечера, а так как с помощью доктора Морриса рана перестала кровоточить, я предпочел не причинять себе лишних неудобств перевязкой. К тому же это вызвало бы вопросы о несчастном случае, а я весьма чувствителен в подобных делах.

Бруно снова поднялся с протестом. Но судья велел ему умолкнуть.

— Продолжайте, мистер де Витт, — сказал Лаймен.

— Доктор Моррис предупредил, чтобы я был осторожен с пальцем, так как при изгибе или ударе рана могла открыться и кровотечение начаться снова. Отказавшись от плавания, я не без труда оделся и отправился в клубный ресторан с моим другом Франклином Эйхерном. Мы пообедали и провели вечер в клубе с другими моими деловыми знакомыми. Мне предложили присоединиться к игре в бридж, но я отказался из-за руки. В десять минут одиннадцатого я покинул клуб и поехал на такси к пристани у начала Сорок второй улицы…

Бруно опять вскочил на ноги, горячо возражая против «некомпетентных, несущественных и не относящихся к делу показаний» и требуя вычеркнуть их из протокола.

— Ваша честь, — сказал Лаймен, — показания подсудимого важны для защиты, которая намерена доказать невиновность.

После непродолжительной дискуссии судья Гримм отклонил протест и подал знак Лаймену продолжать. Но Лаймен вежливо обратился к окружному прокурору:

— Свидетель ваш, мистер Бруно.

Поколебавшись, Бруно встал и злобно атаковал де Витта. В течение пятнадцати минут он пытался опровергнуть его показания, приводя факты, касающиеся Лонгстрита. На это Лаймен тут же заявлял протест, который каждый раз поддерживал судья. В конце концов после сухого упрека судьи Гримма окружной прокурор махнул рукой и сел, вытирая лоб.

Де Витт покинул место свидетеля и вернулся за стол защиты.

— Вторым свидетелем, — объявил Лаймен, — я вызываю Франклина Эйхерна.

Друг де Витта поднялся со своего сиденья и направился по проходу к свидетельскому месту. Принеся присягу, он назвал свое полное имя, Бенджамин Франклин Эйхерн, и уэст-инглвудский адрес. Лаймен, держа руки в карманах, осведомился о его профессии.

— Я инженер, но уже на пенсии.

— Вы знаете подсудимого?

Эйхерн посмотрел на де Витта и улыбнулся:

— Да, сэр, уже шесть лет. Мы соседи, и он мой лучший друг.

— Пожалуйста, отвечайте только на вопрос, — сказал Лаймен. — Вы встретились с подсудимым в Биржевом клубе вечером в среду, 9 сентября?

— Да. Все, что сказал мистер де Витт, правда.

— Я снова прошу вас отвечать только на вопрос, — резко напомнил Лаймен.

Бруно, вцепившись в подлокотники стула и стиснув зубы, не сводил глаз с лица Эйхерна, как будто никогда не видел его раньше.

— Да, я встретился с мистером де Виттом в Биржевом клубе тем вечером.

— В котором часу и где вы впервые увидели его?

— Без нескольких минут семь. Мы встретились в фойе ресторана и сразу же отправились обедать.

— Вы постоянно были с обвиняемым с того момента до десяти минут одиннадцатого?

— Да, сэр.

— Он покинул вас и клуб в это время, как только что заявил?

— Да, сэр.

— Мистер Эйхерн, как лучший друг мистера де Витта, вы бы сказали, что он очень чувствителен насчет своей внешности?

— Безусловно, сказал бы.

— Следовательно, по-вашему, решение не перевязывать руку соответствовало этой черте его характера?

Одновременно с утвердительным ответом Эйхерна Бруно возразил против вопроса и ответа, которые, после поддержки судьи, вычеркнули из протокола.

— Во время обеда вы обратили внимание на поврежденный палец мистера де Витта?

— Да. Я заметил его еще до того, как мы пошли в ресторан, и спросил об этом мистера де Витта. Он рассказал мне о несчастном случае в спортзале и позволил осмотреть палец.

— Значит, вы видели его. В каком состоянии тогда была рана?

— Это был свежий глубокий порез длиной около полутора дюймов на внутренней стороне пальца. Он уже не кровоточил, и на нем начал образовываться струп из засохшей крови.

— За обедом или позже что-нибудь происходило в связи с этой раной?

Эйхерн задумался, поглаживая подбородок.

— Да, — ответил он. — Я заметил, что мистер де Витт держит правую руку неподвижно, а за столом пользуется только левой. Официанту пришлось разрезать для него отбивную.

— Свидетель ваш, мистер Бруно.

Окружной прокурор расхаживал взад-вперед перед свидетельским местом. Эйхерн терпеливо ждал.

Наконец Бруно выпятил челюсть и враждебно посмотрел на Эйхерна:

— Вы сказали, что являетесь лучшим другом обвиняемого, мистер Эйхерн. Надеюсь, вы не стали бы лжесвидетельствовать ради вашего лучшего друга?

Лаймен, улыбаясь, заявил протест. Даже кто-то из присяжных захихикал. Судья Гримм поддержал возражение.

Бруно посмотрел на жюри, словно говоря: «Ну, вы поняли, что я имел в виду», и снова повернулся к Эйхерну.

— Вы знали, куда отправился подсудимый, расставшись с вами в десять минут одиннадцатого?

— Нет.

— Почему вы не ушли вместе с ним?

— Мистер де Витт сказал, что у него назначена встреча.

— С кем?

— Этого он не сообщил, а я, разумеется, не стал спрашивать.

— Что вы делали после того, как обвиняемый покинул клуб?

Лаймен снова поднялся с усталой улыбкой и очередным протестом, который судья Гримм снова поддержал. Бруно, с отвращением махнув рукой, отпустил свидетеля.

Адвокат уверенно шагнул вперед.

— Третьим моим свидетелем, — медленно произнес он, глядя на стол обвинения, — я вызываю инспектора Тамма!

Инспектор виновато вздрогнул, как мальчишка, пойманный за кражей яблок. Он посмотрел на Бруно, но тот покачал головой. Тамм тяжело поднялся, сердито глядя на Лаймена, произнес присягу и занял свидетельское место.

Лаймен, казалось, наслаждался собой — он дружелюбно смотрел на присяжных, словно говоря: «Видите — даже великого инспектора Тамма я не боюсь вызвать в защиту моего клиента».

— Инспектор Тамм, вы вели полицейское расследование на пароме «Мохок», когда Чарлз Вуд был найден убитым?

— Да.

— Где вы стояли перед тем, как тело вытащили из воды?

— На верхней палубе, с северной стороны корабля, у перил.

— Вы были один?

— Нет! — рявкнул Тамм.

— Кто был с вами?

— Обвиняемый и мистер Друри Лейн. Некоторые из моих людей тоже находились на палубе, но только де Витт и Лейн стояли рядом со мной у перил.

— Тогда вы заметили порез на пальце мистера де Витта?

— Да!

— Каким образом?

— Он опирался правым локтем на перила, держа руку неподвижно кверху. Я спросил, в чем дело, и он ответил, что порезался вечером в клубе.

— Вы внимательно рассмотрели порез?

— Что значит «внимательно»? Я просто видел его!

— Ну-ну, инспектор, не выходите из себя. Пожалуйста, опишите состояние раны, в котором вы ее видели в тот момент.

Тамм метнул озадаченный взгляд на окружного прокурора, но Бруно стиснул голову ладонями, напрягая слух. Инспектор пожал плечами.

— Ну, палец слегка распух, но порез выглядел недавним. По всей его длине образовался струп из засохшей крови.

— По всей длине пореза, инспектор? Струп был цельным и нигде не прерывался?

На суровом лице Тамма мелькнуло изумление, а голос утратил враждебность.

— Да. Он выглядел цельным.

— Следовательно, инспектор, рана уже начала заживать?